Робинзоны (СИ) - Верона Гелла - Страница 25

И если чувства фанатов Джерри понять не мог, то собственные вполне поддавались описанию: он до дрожи, до трясущихся поджилок, до ледяного кома в животе… волновался. С того утра, как проснулся в постели с Мишель, прошла уже целая неделя, и они с Домиником всё это время не виделись, если не считать многочисленных изнуряющих снов. А вот увидеть настоящего, живого Доминика перед собой во плоти сейчас было почти страшно. А что если там, на острове, он был совсем другим? Что будет, если Джерри увидит его здесь и сейчас, за пределами колдовского очарования пальм и песка, и не почувствует ничего? А что если сам Доминик вовсе не ждал, что он действительно придет…

Оглушительная барабанная дробь ударила по ушам, и толпа взорвалась визгом и криками, приветствуя выбежавших на сцену музыкантов, а Джерри весь напрягся. Вот сейчас… Вот уже сейчас…

Доминик вышел на сцену медленно, и толпа заорала ещё громче, но Джерри будто оглох. Он смотрел только на Доминика, одетого лишь в брюки — те самые, в которых он попал на остров. Доминик прошел к микрофону, цепко оглядывая VIP-зону, пропустил пару проигрышей, высматривая что-то в толпе, и наконец нашел взглядом Джерри.

Сердце пропустило удар, а потом забилось в бешеном ритме — это был тот самый Доминик с пляжа. Его Доминик. Он улыбался не толпе, а только Джерри.

Неизвестно, сколько они так простояли, глядя друг другу в глаза, но постепенно крики фанатов из восхищенных стали недоуменными. Тогда Доминик поднял руку, призывая их к тишине, и, ко всеобщему изумлению, сделал знак музыкантам перестать играть.

— Добрый вечер, друзья, — сказал, вернувшись к микрофону. Толпа снова заревела, но Доминик приложил палец к губам, прося тишины. — Я знаю, вы все ожидали немного иного, но надеюсь, вы меня простите, потому что сегодня я хочу спеть песню, которая мне действительно нравится.

Один из музыкантов удивленно его окликнул, но Доминик покачал головой, снова нашел глазами Джерри и, вдохнув побольше воздуха, запел в полной тишине.

Джерри, казалось, забыл как дышать. Сейчас на сцене был не MinK, эту песню пел именно Доминик Хьюз. Над притихшим от неожиданности стадионом лилась акапелло удивительная по красоте песня, выводимая сильным чистым голосом*.

У Джерри по спине побежали мурашки. Он держал глазами взгляд Доминика и даже успел забыть о том, что сейчас они не одни. Потому бешеный рев восхищения и одобрения, пронесшийся по стадиону, едва Доминик пропел несколько фраз, стал для него полной неожиданностью.

Доминик поднял руки, прося всех замолчать, опустился на колени перед шагнувшему к самой сцене Джерри и продолжил петь под негромкий аккомпанемент сориентировавшихся музыкантов. Вокруг начали раздаваться недоуменные шепотки, на Джерри стали показывать пальцем, но тот не обращал ни на кого внимания, завороженно глядя Доминику в глаза. До боли, до судорог в пальцах хотелось его обнять, закрыть поцелуем рот, обрывая песню, ну или хотя бы прикоснуться мимолетно губами к губам — только чтобы почувствовать, как они дрогнут, отвечая. Доминик был так близко — при желании Джерри мог дотянуться до его колена, но разве это удовлетворило бы жажду прикосновений?.. Будто понимая и разделяя его чувства, Доминик протянул к нему руку, беря высокую чистую ноту, и Джерри не выдержал — мощно оттолкнулся, зацепился за край сцены, подтянулся и поцеловал подавшегося навстречу Доминика под гомон изумленной толпы.

И тут же пожалел об этом — больше всего на свете ему хотелось сейчас стащить Доминика со сцены и отправиться куда-нибудь, где они будут только вдвоем. Доминик, вздохнув, отпрянул от Джерри, смотря на него голодным, горящим взглядом.

— Концерт… — простонал Джерри. — Давай, разорви их! — он качнул головой назад, где уже визжала от восторга многоликая толпа

Доминик кивнул, улыбнулся и под рев толпы снова его поцеловал.

— Дамы и господа, меня только что попросили порвать зал, — сказал в микрофон, не сводя глаз со спрыгнувшего на пол Джерри. — Поэтому, если вы готовы, то МЫ НАЧИНАЕМ! — проорал во весь голос, и музыканты грянули музыку — совершенно иную, не такую, как Джерри слышал на свадьбе — тяжелую, громкую, ритмичную и на удивление мелодичную**.

Зал притих. Доминик, прикрыв глаза, начал звонко петь, поддерживаемый хриплым речитативом клавишника. Джерри даже чуть расслабился — несмотря на угрожающую музыку, эта песня поражала уже только словами — Доминик пел об усталости быть пешкой в чужих руках и желании измениться, не покоряться судьбе. И вдруг тембр его голоса резко изменился с почти академического вокала до крика на грани разрыва голосовых связок.

Зрители, в отличие от не на шутку перепугавшегося Джерри, разом взревели, заходясь в едином восхищенном вопле. Доминик тянул невозможно высокую, надрывную ноту так легко и непринужденно, словно пил родниковую воду.

Эта музыка и эта песня были совершенно на похожи на кошачье мяуканье, и дело было даже не в том, что сегодня Джерри был предвзят. Он слушал и слушал, ловя каждое слово, каждую ноту, понимая, что эта песня из разряда тех, что врезаются в память после первого прослушивания, и искренне недоумевая, почему Доминик не пел ничего подобного на свадьбе Кэтрин. За первой песней последовала другая, совсем иная по стилю и звучанию, но такая же заводная и запоминающаяся. Потом третья, четвертая и так далее. "Кошачье мяуканье" тоже было, но теперь оно воспринималось Джерри скорее в юмористическом ключе, как подтрунивание Доминика над самим собой, и услышав одну из таких песен, он наконец понял, почему на свадьбе звучали именно они — легкие, заводные, призванные развеселить толпу. Тяжелый рок, а именно его, как оказалось, исполнял MinK, был бы совершенно неуместен среди почтенных джентльменов и их чопорных жен.

К концу концерта Доминик был мокрый как из-под душа, хоть и постоянно вытирался полотенцем. Зал безумствовал, подпевая за ним или просто оглушительно хлопая. Джерри стоял, тяжело опершись на парапет. Признаться честно, он не ожидал от этого концерта ничего подобного. Чужие эмоции кружились в воздухе, обволакивая и норовя задушить с непривычки. Но Доминик купался в них, как саламандра в огне. За без малого три часа он ни разу не присел и останавливался только чтобы попить воды или поклониться в ответ на особо рьяные овации.

Наконец очередная песня закончилась, но музыканты все продолжали играть, а зал зашелся в едином порыве, скандируя сценическое имя Доминика на все лады. Доминик улыбался, отставив микрофон, буквально светясь в лучах софитов, и Джерри так на него засмотрелся, что не сразу увидел Энди и Данкана, пробившихся к нему с другого конца VIP-зоны.

— Ну что, как ощущения? — проорал Энди ему на ухо.

— Почему мне никто не сказал, — крикнул Джерри, — что он исполняет такое? И как ты уговорил его петь тот ужас на свадьбе?

Данкан, криво ухмыльнувшись, наклонился к другому уху Джерри.

— Мы с ним поспорили, — он немного виновато улыбнуться, — что его вырвет от трех часов попсы.

Джерри, улыбнулся.

— Мерлин, вы повзрослеете когда-нибудь? На что спорили-то?

— Эээээ… — тут Энди и Данкан переглянулись и замялись. Вид у них был странно виноватым.

— И? — поднажал Джерри, предчувствуя, что ответ ему не понравится.

— На свидание, — неохотно признался Энди. — И поцелуй. Патрик сказал, что мол против природы не попрешь, и Доминик не сможет себя насиловать этой музыкой, тогда они и поспорили, что если Дом выигрывает пари, то наш до мозга костей гетеросексуальный Патрик пойдет с ним на свидание.

— Ну и как? — музыканты как раз закончили играть, и во внезапно наступившей тишине голос Джерри прозвучал излишне громко. — Патрик уже подкрасил губки, прихорашиваясь?

Ревность душной и липкой волной прокатилась от макушки до пяток, заставляя сжать кулаки. Это было глупо и неправильно — ведь по сути Доминик не давал ему никаких обещаний, но заставить себя думать о Хьюзе и Фишере спокойно он не мог.

— Мистер Купер, — жалобно посмотрел на него Данкан, — не злитесь, пожалуйста, это же все было до того как… Ну вы поняли.