Сюрприз для маркиза (СИ) - Горенко Галина - Страница 36

— Марта, — перебила я ее, — твои дети не ждут тебя на этой земле. Элизиум вот их дом. И они ждут там свою маму.

Несколько мгновений она невидяще смотрела сквозь меня, а потом, словно прозрев, стала озираться по сторонам. Окинула взором то место, где мы стоим и в ее темных глазах засветилось узнавание. Она встрепенулась, как дикая голубка, и упав на колени возле могильного камня, в голос завыла проклиная себя.

…я отпустила в город…

Виновата…

…я заснула и упали поводья…

Виновата…

…деточки мои погибли…

Виновата…

…я сама… Сама…

Мой грех…

— Никто не виноват! Не ты. Не они. Фатум. Судьба. Доля. Случай. — Ответила ей я.

— Я убила себя. Сама. Мой грех. Мой. — все продолжала она стоять на своем.

— А вот с этим я тебе помогу, — сказала я, — и ты мне.

Набрав как можно больше хвороста, благо, лес подступал к самой границе кладбища, я крепкой веткой начертила непрерывный круг — круг силы, вокруг могильного валуна. Не замкнув его я позвала Марту:- Решайся!

И она, теребя подол тонкими нервными пальцами, шагнулала в круг.

Я замкнула кольцо и оно замерцало бледно голубым цветом. Быстро, я разожгла большой костер на ее могиле. Красные языки пламени пробовали ледяной воздух на вкус, а сноп искр взмывающий от каждого порыва ветра острыми колючками цеплялся за мои руки.

Марта смотрела на меня испуганно и протянув руку, я попросила: — Позволь мне.

Она послушно наклонила голову, и я, путаясь в ее волосах, сняла обрывок висельной веревки. Как только удавка оказалась у меня в руках, из горла женщины вырвался сиплый выдох, а ее грудь начала вздыматься и опадать. Она вновь ровно задышала лишившись смертельного ошейника. Женщина упала на колени, шепча слова благодарности. Края страшной раны на покалеченной шее перестали кровоточить, а из мерзлой земли в самую высь неба взмыли слепящие синие стрелы. Я швырнула верёвку в пламя, она извиваясь и шипя, как гадюка вспыхнула мириадой черных искр и рассыпалась прахом. Призрак подернулся белой дымкой и исстаял с прощальным: Спасибо и счастливой улыбкой освобождения на устах.

Когда погребальный костер погас, я сгребла золу в холщевый мешочек, вытряхнув из него сбор сонных трав. Тристану настой перестал помогать уже на второй ун, а мне нужно было закончить обряд. Золу нужно перенести!

Я быстро отыскала могилу ее детей. Высыпала содержимое пакетика на землю, и приступила к чтению освобождающего заклинания.

— Покойся с миром! — Сказала я, глядя, как серая пыль разлетается по ветру.

Как только смолкли последние звуки ритуальных слов, я подхватила юбки амазонки и со всех ног помчалась в гостеприимный дом, ставший для нас временным пристанищем.

Я так спешила к Тристану, что даже упала, очень неудачно, больно ушибив коленку. Так и ворвалась в маленькую светлую кухоньку, слегка прихрамывая, но любимого за столом не обнаружила. Вилли, которого я оставила сторожить больного, тявкнул откуда-то из глубины дома. Я обернулась, чтобы поискать его и натолкнулась на пышную хозяйку дома.

— Спит он, — сказала мне она, — за столом прям слег. Лихорадит его немного. Простудился наверно. Я травок кое-каких заварила… Порывался за вами поехать, сел на коня, да так и свалился с него — кулем.

— Да, — обманула я добрую женщину, — под сильный дождь попали, я вот ничего…

— Несса, — прервала мои бормотания хозяйка, — это Марта? да? Она деток уводила? — И выжидательно уставилась на меня, как будто я фокусник со шляпой и сейчас покажу чудо, вытащив пушистого кролика из черного целиндра? — слухи ходили, люди шептались, её видели иногда то у дома, то у камня…

— Она, — ответила со вздохом я, присаживаясь за стол, меня ощутимо потряхивало после пережитого напряжения и грызло чувство вины, что потеряла столько времени. Ноющая коленка подогнулась и я пердпочла сесть на лавку, а не распластаться на полу, у ног мамы спасённых нами мальчишек. — Она с ума сошла от горя, не понимала, что дети умерли, что сама не живёт. Попала во временную петлю, все возвращалась в тот, последний день перед трагедией. Брала малышей и отправлялась в дорогу, в новую жизнь. Но она же призрак, а не мать, спасти детей от мороза или дикого зверя не может.

— Во дела творятся… кошмар какой… спасибо Великим. И вам несса? спасибо. Кабы не вы…Мальчики мои… — сбивчиво говорила хозяйка. — Да на вас же лица нет, несса. Давайте я вам отвара налью. — И даже не слушая мои возражения, она стала хлопотать на кухне. — А на счёт ночёвки вы не волнуйтеся, мы несса в спальню провели, он вас дождаться порывался, да вроде так и заснул… да вы сами посмотрите.

Она проводила меня в маленькую, чистую спаленку с занавесками в цветочек и домотканным ковром и попрощавшись — ушла, тихо затворив за собой дверь.

На узкой кровати, сжавшись в комок, скрючившись, и трясясь в ознобе свернулся Тристан.

Его морозило так, что даже одеяло ходило ходуном. Я бросилась к нему, попыталась его позвать, но в ответ услышала только клацанье зубов и стоны. Лоб был горячий, но пот ледяной.

— Хххххоллллодддно, — простучал зубами Тристан. — Соль, каккккк же ххолоддддно. Я обняла его пытаясь согреть своим телом, растерла его пылающие жаром лихорадки конечности, укрыла его ещё одним одеялом — ничего не помогало. На протяжении всего пути, я без ведома Триса вливала в него свои силы, я лечила его одним единственным способом возможным для некроманта — делилась своей сущностью, это не приблизило его к Грани, он и так уже одной ногой стоял на рубеже, я скорее остановила его на тонком пределе, не давая уйти за край. Поймала, как стрекозу в каплю смолы. Я не дам ему умереть, чего бы мне это не стоило. Все оставшиеся силы я пустила на его лечение. Вытащив острый кинжал из ножен на ноге, я проткнула указательный палец, и начертила им тейваз* на его груди. Ничего мощнее сочетания руны здоровья и крови некроса, отданной добровольно, не было. Я выпустила черный туман, обволокла им тело Тристана и погрузив его в мягкий кокон тьмы легла рядом, поддерживая его до тех пор, пока он не перестал трястись и расслабился. Ночью он практически не метался и краем бдящего сознания я надеялась, что мое лечение ему хоть немного помогло.

Утром, я проснулась лёжа на спине и долго лежала с открытыми глазами. В комнате было так темно, что мне подумалось, что я ослепла. Ощущение, что кровать подпрыгнула, не покидало меня. Занемевшие от лежания в одной позе конечности мелко подрагивали, казалось их только только отпустила судорога, это вроде бы сходило на нет, но тревога, граничащая с паникой не уходила. Я не могла понять, что же не так. Повернувшись к Тристану меня накрыло новой волной ужаса, он не дышал, не шевелился. Я стала будить его и поняла, что меня насторожило: абсолютная тишина. Нет, за окном гулькали дикие голуби, брехала собака, на кухне стучали ложки и слышались тихие разговоры, шорохи, смех детей. Тишина была там, где быть её не должно. Его сердце не билось! Совсем! Когда я начала трясти его ещё сильнее, то услышала слабый толчок где-то глубоко внутри. Затем ещё один. Ещё. Тихий, и слишком редкий для живого. Он сипло застонал и повернулся. Нет. Все таки жив.

Я пыталась его разбудить, молила, целовала, трясла, угрожала, даже больно ущипнула за руку. Все без толку. Его губы были синими, в глазах плескалась тьма, заняв не только зрачок и радужку, но и белочную оболочку. Из его рта вырывался холодный воздух, как будто лёгкие были изо льда. По всему телу проступили темные пятна, я не могла понять, что это пока на моих глазах не появился ещё один, наливаясь темной кровью лопнувших сосудов и капилляров, его когда-то гладкую загорелую кожу рассвечивал темно фиолетовый кровоподтёк. Как будто его били. Или кидали в него камни.

Я не могла больше терять время и вышла в кухню. За столом сидели хозяйка с мужем. Крепкий мужчина с умными глазами произнес: — В себя не пришел? Да, несса? Вам бы за лекарем в Альбасетте съездить, это недалеко миль десять. У нас жил один, да от старости умер. Повитуха, значит есть, а врачевателя нету, сами всё, травками…