Приручить огонь (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка" - Страница 5

— А-а-а, ты чего творишь? — взвизгнула, когда эта глыба мускулов включила обратно воду, слишком горячую для меня.

Выключила её вновь и гневно воззрилась на манаукца.

— Ты не смыла пену до конца и лучше воспользоваться другим средством для мытья, у твоего очень аромат противный, слишком приторный.

— Что? — взвилась я, возмущённая до предела. Кто он, вообще, такой, чтобы я выслушивала его мнение. — Это мой любимый аромат! Не нравится, там дверь входная — свободен! — указала мужчине пальцем, куда следует ему пойти.

Вот только он оставался на месте, а вся моя бравада резко схлынула. Зря, наверное, я вот так дерзко выкрикнула ему в лицо. От напряжённого молчания стало страшно, но я мысленно подбадривала себя тем, что Викрам ему руку-то оторвёт, если он посмеет меня ударить.

Но вроде манаукцы женщин не бьют. У них это позорно. Так что я мысленно храбрилась, а вот выдержать прямой взгляд красных глаз, направленный сверху вниз, было тяжело. Почувствовала себя букашкой. Маленькой такой, которую и раздавить-то жалко мараться. Да и наша нагота чувствовалась особенно резко. Как-то всё у нас с ним неправильно выходит. Стоим обнажённые, друг на друга смотрим и молчим.

Но неожиданно хмурое лицо манаукца осветила задорная улыбка, и ямочки на щеках появились, маленькие, еле заметные.

— Я не свободен, — усмехнулся альбинос и принялся исследовать мои мыльные средства на полке.

— Эй, дома помоешься! — от наглости манаукца я просто опешила.

А этот медведь уже залез в душевую кабину, в ней и без него было мало места, а сейчас и вовсе стало не повернуться. Но манаукцу были безразличны мои возмущённые вопли, он продолжал деловито осматривать содержимое не такой уж и большой полочки.

— У тебя что, мужики не ночуют? Ни одного мужского средства, — ехидство так и лилось из альбиноса.

— Ты что это обо мне надумал? Сам по бабам шляешься, это при жене-то, так что должен привыкать мыться мылом!

Альбинос смерил меня таким тяжёлым взглядом, что я чуть не заикала от страха, и тихо произнёс:

— Я не шляюсь по бабам. И даже не женат.

Я хотела было ответить, но передумала и насупилась. Нет, ну смотрите, мы обиделись, а как оскорблять, так сам не свой!

— И у меня мужики не ночуют, — холодно осадила манаукца, чтобы про меня гадости не думал. — Ты, вообще, чего к себе не ушёл?

В ответ этот нахал демонстративно взял мыло и стал намыливать волосы. Красиво так намыливал. Мышцы под белой кожей перекатываются, под мышками волосики белые и прозрачные практически. И естественный запах у манаукца оказался приятный. Мускатный, не отталкивающий. Я понаблюдала за игрой тугих каменных мышц, вспоминая творения древних скульпторов. Они просто ничего в своей жизни не видели! Вот он, атлант, стоит передо мной, красуется и ехидно так щурится.

— Ну ты так сладко спала, уснув на самом интересном. Я решил, что утром продолжим.

В этот момент я поняла, что не хочу никакого продолжения. И, вообще, с чего он решил, что оно будет? Раз вчера не было ничего, когда я во власти алкоголя чудила, то уж сегодня однозначно нет!

— Я, наверное, в обморок упала, когда ты разделся, — пробормотала, как можно тише, но эта зараза услышала.

Отвела глаза, ругая себя последними словами. Ну и как теперь сказать ему: «Проваливай отсюда?» Да так ласково, чтобы отдача не замучила.

— О, а ты не помнишь?

Резко повернулась к нему лицом, когда услышала явную насмешку.

— Чего не помню? — подозрительно переспросила и включила воду.

У меня спину стало сводить от холодной стенки душевой. Чего одной-то мёрзнуть? Пусть ледяная вода поумерит пыл манаукца, который прижимался ко мне, возбуждённый до предела.

Взвизгнув, ошпаренная ледяной водой, я с трудом перевела ручку терморегулятора на горячую воду. Кабинку сразу заволокло паром, а манаукец даже не поморщился. Я же от воды покраснела, зато не видно краску смущения. Вздрогнула, когда мою ладошку накрыли его пальцы, испуганно воззрилась на него, ожидая пакости. Но альбинос только отрегулировал напор и температуру воды, и она стала прохладной. Изумительный контраст. Теперь и не пойму, от чего именно больше трясусь. Наверное, от неизбежности.

— М-м-м, а как ты вчера вешалась на меня в лифте? — вкрадчиво прошептал манаукец, нависая надо мной, отгораживая от потока воды. — Как не отпускала домой? Как целовала меня? И я, как истинный манаукец, просто был вынужден сдаться и пойти к тебе. А как в прихожей ты запрыгнула на меня? Не помнишь?

— Да быть того не может! Ты что несёшь? — выкрикнула я в ответ, а в голове было глухо. Что я вчера пила? Ну мартини, а дальше? Бред, не могла я на эту глыбу добровольно заскочить. Он же страшный. Меня стало трясти сильнее. Это просто уму непостижимо. Я не могла так опуститься. Или могла?

— Не помнишь? — опять кривая усмешка и ласковый снисходительный голос.

Нет, он точно издевается! Оттолкнула его от себя и гневно выкрикнула:

— Я приличная девушка и не кидаюсь на мужиков, понял? Так что ври, да не завирайся! И, вообще, у меня есть покровитель, я ему на тебя пожалуюсь!

— Ах да! — развеселился альбинос, продолжая своё наступление. Я и так вжалась в стенку, мне бежать было некуда. — Про него ты тоже вчера вспомнила. Да, да. Говорила, если я не подчинюсь и немедленно не пойду с тобой в твою спальню, ты пожалуешься покровителю.

Этого я уже не могла выдержать и влепила ему звонкую пощёчину.

— Не ври! Не было такого! — от злости и обиды даже слёзы навернулись на глаза. — Ты что о себе возомнил? Пусть и понравился вчера, так не значит, что сегодня ты такой же привлекательный. Я трезвая, понял? А на тебя… — возмущённо замычала, когда этот хам начал меня целовать.

Вот просто взял и стал целовать! У меня глаза на лоб чуть не полезли. Я, вообще-то, не договорила! Правда, если я сначала ещё пыталась его оттолкнуть, то затем и сама увлеклась процессом. Да, этот поцелуй я помнила. Хорошо запомнила, а вот самого манаукца нет. Ухватившись за его плечи, привстала на носочках, чтобы было удобнее. Но одним движением рук манаукца я оказалась прижата к стене. А мои ноги на его талии. Я и это помнила. Да, несомненно, я на него запрыгивала. Мать моя женщина, так что ж, он был прав? Я напилась до такого состояния, что клеилась к альбиносу?

— Чёрт, — выдохнула в приоткрытые губы манаукца, потрясённо заглядывая ему в глаза. — Чёрт, чёрт!

Я стала вырываться, чувствуя, что теряю контроль над ситуацией. Он же практически проник в меня!

— Стой, не надо, — потребовала у альбиноса, боясь, что он не отпустит.

— Почему? — сипло произнёс манаукец, но на ноги поставил, при этом очень сильно нахмурившись.

— Прости, я не помню, что вчера было. Я, может, и угрожала тебе чем-нибудь. Но ты не бойся, я не буду жаловаться на тебя покровителю. Уйди только.

Так плохо я себя давно не чувствовала, очень давно. Упираясь руками в манаукца, попыталась увеличить расстояние между нами. Я чувствовала, как волнами на меня накатывала истерика. Так со мной уже было. Однажды…

Когда-то давно у меня был срыв. Оправданий я себе не искала и не ищу. Мне было откровенно наплевать на всё, что меня окружало. Мне было наплевать, что со мной происходило. Хотелось лишь заглушить в себе боль предательства и разочарования.

Впервые я влюбилась в старших классах. Алекс Берри — звезда школьной сборной по футболу. Я была очень польщена его вниманием ко мне и верила, что моя любовь взаимна. Но у Алекса были на этот счёт свои идеи. Например, то, что моя мать — унжирская подстилка, и я никто иная, как дешёвая шлюха. Было очень больно услышать такое сразу после твоего первого раза с любимым. Да, у меня не было девственной плевы, как у землян. Тут папочка постарался, чтобы облегчить жизнь дочери. Я всё же больше унжирка, чем землянка. Алекс рассказал всем, что я потаскуха и многие захотели со мной перепихнуться. Я была оплёвана и раздавлена… И вот тогда я сорвалась. До сих пор не знаю, что бы со мной было, если бы меня вовремя не оттащили от бывшего возлюбленного. Я, наверное, сидела бы за решёткой за убийство, не иначе. Даже положение и деньги отца не спасли бы.