Эффект бабочки (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 54

— Найду что ответить, — перебил Хосе, — есть у меня старые задумки. Пущу по ложному следу, заодно и правительственных агентов выявить можно будет.

Взяв чемоданчик с образцами продукции, Хосе протянул мне руку, скрепляя сделку рукопожатием.

— Удачно? — С лёгкой усмешкой уверенного в завтрашнем дне государственного служащего, поинтересовался коп.

— Очень, — раздуваясь от важности, отвечаю мужчине, — считайте, тридцатку уже заработал, а при удаче и побольше!

Братья Алиевы стали первой ласточкой, за нас взялись уже не подростки, а взрослые турецкие националисты и исламисты. Показательно. Администрация школы и полиция разводили руками — положительная толерантность по отношению к национальным и религиозным меньшинствам действовала. Всё, что можно сделать по закону — сделано.

— Как дома, — сцепив зубы, злился отец, — когда убьют, тогда и приходите, прям родная милиция.

— Здесь повежливей, — для порядка возразила потерянная мать, прижимая к груди сумочку.

— Действительно, — едко согласился отец. До дома шли в молчании, думая о своём. Если уж пришлось подключать тяжёлую артиллерию в виде родителей… хреново в школе, совсем хреново.

Кое-что школа могла сделать: к наиболее отпетым прикрепили психологов, а в личные дела метки о неблагонадёжности. Некоторых это и правда охолодило, большинство турчат скорее играли в националистов и ярых мусульман, чем являлись ими на самом деле. В других условиях они бы стали футбольными фанатами или нашли другой способ сбрасывать подростковую агрессию.

В школе восстановили относительный порядок и ученики-европейцы свободно вздохнули.

А вот потерпевшие унизительный (максимально жёсткое задержание полицией) проигрыш братья Алиевы с арийцем-ренегатом сочли себя оскорблёнными. Сами они, получив штрафы и неприятные судебные предписания, отошли в сторону, но… друзей, родственников и единомышленников у них оказалось с избытком.

До чего-то серьёзного пока не дошло, но слова шлюха у Мирки на лбу помнили все… Татуировка оказалась такой глубокой, что кожу пришлось пересаживать. Говорят, через пару лет лоб станет таким же гладким, как раньше…

Отец на полном серьёзе готовился покупать ружьё и говорить по-мужски, трактуя человеческие взаимоотношения в духе СССР. Дескать, не совсем же они подонки? Поговорить по-человечески, да пригрозить.

— … не надо, пап, не надо! — В очередной раз уговариваю я, — нелюди это понимаешь? Считай их нелюдями, чтоб тебе понятней было!

— Выход должен…

— Да есть выход, есть! Гадкий. Поганый, но есть!

Родные замолчали и не разговаривали со мной почти неделю. Знаю только, что за эти дни они много консультировались с адвокатами и те в один голос предлагали им переезд.

С переездом не складывалось и постаревший на полтора десятка лет отец дал наконец добро.

— Делай как знаешь, — тускло сказал он, — дед бы тебя не понял.

Я и сам не понимаю, но… потомок победителей пошёл на поклон к ультра-правым.

— Кандидат в Фи Бета Каппа Команч Эрик Ларсен! — Представляюсь, выходя в доске. Профессор не реагирует, привык к традициям студенческих братств. Среди студентов прокатились смешки, кожей ощущаю заинтересованные взгляды.

На первом курсе такие вещи ещё могут вызвать интерес, ну а потом привыкнут. Странноватых социальных и этнических групп в университете великое множество, да и одиночных чудиков предостаточно.

Благополучно ответив на не самые сложные вопросы, возвращаюсь на место.

— И как оно? — Интересуется ненавязчиво сидящий рядом Дэн Раппопорт, — кандидатом?

— Так себе, — отвечаю честно. С Дэном мы не то чтобы приятели, но хорошие знакомые. Выходец из белорусского местечка [131] на редкость адекватный парень, что не часто встречается у провинциальных евреев. Вечно они что-то кому-то доказывают и комплексуют по поводу и без.

Дэн абсолютно адекватный и совершенно не заморачивается религиозными и расовыми глупостями, привычными в этом времени. Учится на экономиста, занимается борьбой и потихонечку подыскивает девушку — нравятся светленькие и кареглазые, и главное (!) не еврейки.

О семье предпочитает не распространятся, отмалчиваясь и уводя разговоры в сторону. Знаю только, что семья у него ультра религиозная и Дэн — белая ворона, порвавший все отношения с ними. На университет заработал сам как журналист, сотрудничает с полудюжиной газет, пишёт в основном на политические темы.

Взрослый, но в то же время не постаревший духовно, удивительно лёгкий на подъём. Один из немногих в этом времени, в котором чувствую ровню. Мы отчасти похожи — воспитанием, лёгким космополитизмом [132] и умеренно-социалистическими взглядами. Но дружить… рано пока, несмотря на всё вышеперечисленное, Дэн довольно тяжёл в общении и в больших дозах невыносим.

— Считай, как в армии новобранцем, — чуть задумавшись, стараюсь подобрать близкие аналогии, — и вокруг сплошные капралы и сержанты, дрючащие тебя по любому поводу. Единственное — здесь можно уйти в любое время.

— Уйти пока нет желания?

— Пока нет, — пожимаю плечами, — если не наживу недоброжелателя, то переживу этот период без особых проблем.

— А если…

— Тогда и погляжу.

— Твои, — Дэн показал глазами куда-то вбок. И точно… Срываюсь с места и подбегаю к членам своего братства

— Кандидат в Фи Бета Каппа Команч Эрик Ларсен! — Пожимая им руки. Правила… и не мне их критиковать — пусть и выглядит это глупо и местами унизительно, но чему-то подобному в двадцать первом веке продвинутые компании обучают перспективных сотрудников. Более упорядоченно, но суть та же.

Учат заводить разговор на улицах с незнакомыми людьми, мочиться в общественных местах (без эксгибиционизма, но не всегда!), говорить речи в поддержку геев-пингвинов, просить милостыню… Программ такого рода много, и по одной из них учили меня.

Прощанье с мистером Коэном получилось недружественным. Домовладелец хватался за сердце, пытаясь обвинить меня в чёрствости.

— Эрик, мальчик мой, — я же протянул тебе руку помощи в трудную минуту?! — патетично восклицал он, — как ты можешь бросить меня в такой момент! И это твоё братство…

— Мистер Коэн, когда вы сдавали мне квартиру по сниженной цене, вы не сказали мне, что среди ваших жильцов каждый второй — параноик с манией преследования, минимум раз в неделю долбящийся ко мне в дверь с требованием выйти и разобраться со скрипом под кроватью! Не говорили о том, что по вашему мнению, я должен сидеть ночами в холле с дробовиком и револьвером, охраняя покой жильцов.

— Мальчик мой…

— Мистер Коэн, не надо… с таким обращением к человеку, не являющемуся родственником, можно заподозрить в вас гомосексуалиста.

Взгляд старого еврея метнулся в сторону, и мне стало весело — надо же, в точку попал! Не давая опомниться, давлю дальше:

— И зачем мне квартира, если половину ночей я просиживаю в холле, а вторую половину вскакиваю по три раза за ночь, потому как одному из жильцов не спится! Наймите лучше отставных полицейских, а квартиру сдайте.

Домовладелец дёрнул себя за бороду, ища аргументы. Я прекрасно понимаю, что полицейские или наёмные охранники в холле — совсем не то, что проживающий в том же доме студент престижного университета. Прежде всего, они обойдутся дороже…

Юноша из приличной семьи, который врукопашную голыми руками убил двух вооружённых бандитов (про случайность этого события не упоминаю) и в качестве хобби преподававшего рукопашный бой тем же полицейским — это статусно и отчасти престижно. А копа в холле престижным назвать сложно, скорее громким таким звоночком, что район стал опасным.

Да и случись что, рядовой коп мало что способен противопоставить бандитам — проверено. Мелкая же шантрапа и не полезёт в богатый район.