Фокус (СИ) - Субботина Айя - Страница 1

Четыре года назад

— Слушай, мне правда жаль. — Костя отступает на шаг, сует руки в карманы брюк и начинает раскачиваться с пятки на носок, изображая маятник. — Но я ничего тебе не обещал.

Я выгляжу китайским болванчиком, просто кивая в ответ. Минуту назад точно так же кивнула в ответ на его «прости, у нас ничего не может быть», а до этого «я просто почувствовал одиночество, как и ты».

Не было во мне никакого одиночества.

Я просто ослепла от любви, в которую очень хотелось верить.

— Ты же не будешь устраивать истерики? — Он искоса поглядывает в сторону двери подъезда у меня за спиной, как будто надеется, что наш неприятный для него разговор, наконец, разрушит постороннее вторжение. — Мы взрослые люди, иногда случается…

— Я люблю тебя. — Голос срывается. — Зачем ты так со мной?

— Ты сама вроде хотела…

— Я не знала, что буду «носовым платком».

Хочется кричать и плакать, но еще больше хочется услышать ответ.

— Просто скажи — зачем? — Я поверю во что угодно, в любую ложь, лишь бы там был хоть намек на то, что весь этот разговор — недоразумение, сотканное из недосказанности.

— Что ты пристала, как маленькая?!

Костя начинает злиться: ерошит волосы, пятится еще дальше, даже не скрывая, что через пару шагов окажется возле своей машины и с радостью сбежит к той, другой. Которая была до меня и будет после меня. Которая точно подходит ему на двести процентов, потому что он — летчик, красавец с огромными перспективами в жизни, а я — просто веснушки в полный рост и такого же размера наивность, хоть в двадцать четыре уже пора бы избавляться от веры в доброе и светлое.

— Все, Йо, закончили. — Он нажимает на брелок, «BMW» «моргает» фарами. — Я попросил прощения. Надеюсь, это останется между нами?

Его девушка из хорошей семьи. Ухоженная, достаточно красивая и фигуристая, чтобы быть идеальной парой для перспективного пилота. Ее отец не последний человек в нашем городе. И если она узнает о том, что неделю назад, когда в «королевской паре» случился разлад, Костя утешился с кем-то вроде меня — будет скандал. Большой, громкий и грязный. Потому что такие женщины уверены, что им даже изменять должны с принцессами, а не с золушками. Неизвестно, на что она обозлится сильнее: на измену или на паршивую кандидатуру. Пусть и временную.

— Я правда тебя люблю, Костя.

Больше года люблю. Молча, как слепая дура. Боясь смотреть в глаза, боясь выдать свои чувства хоть половиной вздоха. Потому что его невозможно не любить — у него такая порода: очаровывать одной улыбкой, располагать к себе одним прицельным «выстрелом» голубого взгляда из-под темных ресниц.

— Йо, ну что ты заладила!

Я проглатываю его раздражение, медленно спускаюсь с крыльца. Хочу верить, что между третьей и четвертой ступенью поскользнусь, упаду — и проснусь. Потому что этот кошмар душит даже мой вездесущий оптимизм и бестолковую веру в лучшее.

— Все, закончили. Точка. — Он зачем-то ставит эту точку ключом в воздухе. — Какого хрена? Ну поцеловались, что ты себе уже придумала?

«Тебя в моей жизни!» — ору во всю горло, но в действительности просто молча делаю еще один шаг.

Как же хочется его обнять — до ломоты в каждом суставе.

— Ты сейчас просто вешаешься на мужчину, Йо. Это херово выглядит.

Лучше бы ударил, чем вот так.

— И спрячь этот щенячий взгляд.

Закрываю глаза, до противного хлопка зажимаю ладонями уши.

Не видеть и не слышать, как Костя уходит из моей жизни. Подарить своей реальности каплю обмана, в котором сегодня — просто странный вечер, когда влюбленные говорят друг другу глупости, чтобы завтра извиниться за каждую тысячей поцелуев.

Если бы у меня было еще одно сердце, я бы не задумываясь выбросила рвань из груди, в которую превратилось первое.

Но придется научиться выживать с тем, что есть.

И больше никогда, никого не подпускать к себе так близко.

Глава вторая: Андрей

Четыре года назад

Она очень маленькая.

Крошечная, сморщенная, и мне хочется стукнуть себя за то, что, глядя на мою новорожденную дочь, я почему-то думаю о румяном печеном яблоке.

— Почему она лежит там? — Собственный голос противно ломается от волнения. Вроде не пацан, вроде в жизни уже порядочно дерьма видел, а стеклянный бокс, в котором лежит малышка, поднимает со дна души такую дрянь, что впору от паники рвать на жопе волосы.

Игорь Владимирович, здоровый мужик с волосатыми ручищами — заведующий родильным отделением, хлопает меня по плечу.

— Просто профилактика, ничего страшного. Поздравляю, Андрей.

Я рассеянно киваю и, чувствуя себя ребенком, который выпрашивает подарок до Нового года, почему-то дрогнувшим голосом спрашиваю:

— Можно к ней?

— Иди, конечно.

На меня набрасывают халат, пожилая медсестра что-то ворчит вслед, но в частных клиниках есть свои плюсы: я «заказываю» правила.

Моя дочь родилась два часа назад: маленькая, не дотянула даже до трех килограмм. На ней тот самый смешной голубой комбинезон, который я выбрал сам. Во многом, если бы не мать, я бы ни хрена вообще не знал о том, сколько всего нужно новорожденному младенцу на первое время. И тем более не разбирался в том, что есть какое-то негласное разделение по цветам. Поэтому комбинезон моей дочки похож на маленькую касатку. Только голубую. И на капюшоне есть смешные плюшевые зубы.

— Привет, — тупо улыбаюсь в ответ на расфокусированный мышиный взгляд.

Она сучит руками и ногами, издает странные звуки, и я инстинктивно нахожу взглядом медсестру. Внутри все туго сжимается.

— С ней все хорошо? Это нормально, что она так… пищит?

Женщина снисходительно улыбается, и это чуть ли не первый раз в жизни, когда я не против выглядеть придурком, потому что так и есть — я ни хрена не знаю о детях. Я не хотел становиться отцом. Точно не в двадцать шесть лет, когда у меня впереди еще целая жизнь.

— Держите дочку, папочка.

У меня дрожат руки, когда медсестра укладывает на них маленькое тельце.

— На гусеницу похожа, — растягиваю улыбку до ушей.

— Чего только не придет в мужскую голову, — улыбается женщина.

Семь месяцев назад Яна сказала, что залетела. Так получилось. Ревела, таскала сопли по лицу со словами: «Я не сделаю аборт, это плод любви». Порола таких херню, что мое настроение штормило от желания послать все на хрен до острой потребности затолкать ее в консультацию на аборт. Чего уж скрывать — испугался. И боялся до первого УЗИ, где впервые увидел меленькую точку на экране. Еще не сформированный человечек, но уже маленькая жизнь с часто бьющимся сердцем.

Только у жизни, как оказалось, были другие планы. И пока я таращился в монитор, представляя себя в роли отца, Яна думала о том, что ребенок, беременность, живот и роль матери никак не вписываются в ее планы стать моделью. И, чего уж там, отхватить мужика побогаче.

Так я лишился мечты купить «гелик».

И купил свою дочь.

Как в какой-то идиотской мелодраме.

— Имя уже придумали? — спрашивает медсестра, разглядывая меня как заморскую диковинку.

Ни хрена я не придумал, ждал, что придет само.

Мое новорожденное чудо перестает ворочаться, громко сопит и широко, сладко зевает, одновременно хватая меня за палец так крепко, что меня укрывает волной нежности и гордости.

Хули там, мы сами по себе, и не нужна нам никакая мамаша. А если сунется — я тварь собственными руками удавлю.

— Ты моя соня, — поглаживаю маленький кулачок. И «щелкает». — Софья. Соня.

Дочка снова охотно зевает, тянет мой палец ко рту — решительно и твердо.

— С Днем рождения, Совушка. Папа тебя любит.

Теперь — только ее одну.

Как там в песне? «Буду погибать холостым…»[1]

[1] Строчка из песни ЛСП, Feduk, Егор Крид — «Холостяк» (я позволила себе фантдопущение, потому что песня прошлогодняя)