Мой любимый Бес (СИ) - Лакс Айрин - Страница 38

— Наглый ты, Бесов.

— Приходится. Я родился без золотой ложки во рту. Жизнь не остановилась, надо идти дальше.

— Вернёшься — поговорим.

Глава 37. Снежана

Я не верю Земянскому и фотографиям, в которые он так усердно тыкал меня носом. На нескольких тысячах пикселях, умещающихся на экране диагональю 5,8 дюйма, можно изобразить многое. И вполне возможно, что во всём не найдётся и капли правды. Желаемое за действительное выдавать очень легко. А Земянский достиг в этом невероятных высот. Его упорству, мастерству и железной хватке можно только позавидовать. Похоже, он окончательно решил, что я буду жить у него в доме: привозят часть моего гардероба. А домработница раскладывает вещи по полкам. Я вышвыриваю всё барахло из комнаты, скидываю вниз со второго этажа. Дорогие вещи летят на паркет точно так же, как если бы не стоили ничего.

— Соберите и выкиньте это старьё, — распоряжается Земянский.

Мне становится интересно, способно ли хоть что-то поколебать глыбу этого ледяного спокойствия? Может быть, для этого понадобится поджечь дом и спалить его дотла?

— Нужно избавляться от старого, — кивает Земянский, поглядывая на меня с интересом. Неправильным. Таким, какой я ещё не замечала в его глазах. Становится жутко неспокойно от этого взгляда. Лучше бы и дальше смотрел, видя на месте меня табличку с надписью «удобное приобретение».

— Избавиться ещё бы и от тебя, Земянский.

— Давай ты не будешь называть меня по фамилии, идёт?

— Нет, давай не буду. Здесь нет никого, перед кем нужно изобразить счастливую невесту.

— Считаешь меня пустым местом? — усмехается мужчина.

— Нет, не пустым. Гораздо хуже, чем пустым местом. Лишним элементом в моей жизни.

Домработница по распоряжению Земянского собирает разбросанные вещи в огромный чёрный пакет для мусора. Я вижу, как в её руках появляется шарф, тот самый, что был на мне в вечер встречи с Ромой. Я спускаюсь по лестнице и выхватываю его из рук прислуги.

— А вот это нельзя трогать.

— Тебе не надоело сидеть взаперти?

Внезапно на талию ложится тяжёлая рука Земянского. Он прижимает меня к своему боку, приковывает, словно Прометея к скале. Я выворачиваюсь из его захвата, поднимаясь на несколько ступенек.

— Не трогай меня, Земянский.

— Михаил или Миша, может быть. Так сложно назвать несколько букв?

Земянский поднимается за мной по ступенькам. Паника начинает колотиться где-то в районе горла и сдавливает его ледяными пальцами. Я вбегаю в комнату и подпираю дверь стулом. Убеждаю себя в крепости этого хлипкого заслона, способного стать преградой. Земянский дёргает ручку и толкает дверь. Не выходит.

— Не дури, Снежана. Тебе никто не собирается причинять вреда. Открой дверь.

Я расхаживаю по комнате, обхватив себя за плечи, слушая уверения Земянского.

— Замолчи, пожалуйста. Репетируй свою речь перед избирателями в другом месте!

— Ещё раз спрашиваю. Тебе не надоело сидеть взаперти? Все комнаты проветриваются, но это не идёт ни в какое сравнение с пребыванием на свежем воздухе, не так ли?.. Кажется, тебе нравилось ходить в университет? Не желаешь посетить его?

Гад. Мерзкий торгаш. Я убираю стул в сторону и резким движением распахиваю дверь, натыкаясь на взгляд серых глаз Земянского.

— Торгуешься? Думаешь, можно купить всех?

— Уверен. Вопрос времени и цены.

Я смеюсь.

— А себя ты тоже рассматриваешь, как продажную шкуру?

Земянский облокачивается о дверной косяк и улыбается:

— Я уже давно не живу иллюзиями. И насчёт себя, в том числе. Иначе бы не совался в политику. Ну так что, хочешь развеяться или так и будешь сидеть в четырёх стенах и чахнуть?..

— Если это единственная возможность убраться из этого дома и не видеть твою гадкую физиономию…

— Не такая уж она и гадкая, — перебивает меня Земянский, добавляя, — Михаил. Всего шесть букв. В противовес девяти буквам, из которых состоит моя фамилия. Сократишь своё время.

— Хорошо. Михаил, — выплёвываю я, — хочу немедленно убраться отсюда.

— Вот видишь, ничего страшного не произошло. Земля не остановилась оттого, что ты назвала меня по имени. Поехали.

Михаил морщится, увидев, что я надела куртку-дутыш, угги, джинсы и свитер.

— Не нравится? — язвительно спрашиваю я.

— Конечно, не нравится. Совершенно не красит тебя, выглядишь взбесившимся подростком.

Я останавливаюсь возле машины, глядя, как он садится на заднее сиденье.

— В чём дело, Снежана? Перехотела ехать?..

— А разве тебе нечем заняться?

— Мне всегда есть чем заняться. Но сейчас я решил уделить больше времени конкретно этой стороне своей жизни. Садись.

Приходится сесть на заднее сиденье. Машина трогается с места, едет через весь город и останавливается возле торгового центра.

Я собиралась в университет.

— Поедешь. Но не в том, что на тебе надето. Ты моя невеста, а я не позволю позорить себя.

— Нет!

— Да. Или возвращаешься в дом. А диплом об окончании магистратуры у тебя и так в кармане, как написанная диссертация, защищённая на «отлично».

— Ты не можешь везде совать своё продажное рыло!

Земянский резко приближается ко мне, сжимая плечи:

— Прекрати истерику. И не стоит меня оскорблять. Ты моя будущая жена, нравится тебе это или нет. Веди себя прилично.

— Или что? — спрашиваю я, глядя в его лицо, находящееся очень близко от моего.

— Методы могут быть разными, Снежана.

Земянский ослабляет хватку и поправляет прядь моих волос, выбившихся из-под шапки.

— Ну так что, возвращаешься под домашний арест или будешь послушной девочкой?

— Ненавижу быть послушной девочкой. Только не для тебя.

— Даниленко, — обращается Земянский к водителю, — едем домой.

— Нет, — я беспомощно бью кулаком по кожаному сиденью, — не хочу ехать обратно к тебе в дом.

— К нам. Значит, пойдём, выберем тебе что-нибудь подходящее.

Чтобы ты сдох, внезапно зло думаю я. Чтобы ты поскользнулся на укатанном снегу и упал, раскроив себе голову об острый угол. Но вместо этого Земянский бережно подхватывает под локоть меня.

— Скользко, принцесса. Можешь упасть ненароком. Не стоит травмировать голову так часто.

— Не называй меня принцессой.

— Да? А как тебя называть? Банальным прозвищем зайка или котёнок?

— Кажется, у тебя есть кого называть ласковыми прозвищами. Вот и называй. А меня оставь в покое.

Земянский издаёт какой-то странный смешок и придерживает дверь, пропуская меня внутрь торгового центра. И неожиданно бросает мне в спину:

— Если ты про Марину, то не вижу смысла поддерживать с ней близкие отношения. Деловые — да, близкие… Как-то не хочется. Интерес пропал…

Я могу пожелать только одного, чтобы его интерес не перекинулся на меня, поэтому говорю как можно спокойнее:

— Ничего страшного. На место Марины найдётся куча других женщин.

— А что, если я решу быть верным супругом?

Я разворачиваюсь, глядя на его спокойное лицо с лёгкой улыбкой:

— Спасибо, Михаил. Но я не оценю твоё стремление хранить верность. Я за свободные отношения. Проводи время с кем угодно.

— Именно этим я и занимаюсь, принцесса, — Земянский тянется к моему запястью, поднося руку к губам, и ведёт за собой. Такой самодовольный, что напоминает сытого кота, до блеска вылизавшего себе яйца.

— Сюда? — кивает он в сторону одного из бутиков.

— Мне всё равно.

— Давай не зли меня. Оденься, как подобает.

К нам уже спешат консультанты, улыбающиеся так, словно улыбку намертво прибили гвоздями к их лицам. Земянский подталкивает меня в спину, а сам вальяжно разваливается на диванчике.

— Развлекайся, принцесса. Я подожду тебя здесь.

Этот шопинг может войти в историю, как самый быстрый в истории: ровным голосом прошу подобрать комплекты на каждый день и примеряю только затем, чтобы проверить, подходит ли размер. А цвета и стиль меня не интересуют. Но продавцы, как назло, подбирают всё так, чтобы шло к лицу.