Кожа наших листьев (СИ) - Даркевиц Маркус - Страница 28

Так было и в этот раз. «Зулейка», как обычно бывает, если донор чрезмерно активен в сексуальном плане, почти сразу ударила Агнешку в область половых органов. Каждый глоток вина, неспешно поглощаемый из большого бокала, словно бы гладил девушку по груди, нырял в глубину тела и создавал ощущение тех самых «бабочек в животе», хорошо известных любой чувственной женщине. Их трепетное тепло распространялось по всему тазу. Девушка не спеша наслаждалась, поглядывая, как постепенно расслабляются и углубляются в эротические переживания мужчины и женщины. Не все образы, проносящиеся перед внутренним взором Агнешки, были одинаково приятны и возбуждающи. Ей, абсолютно не приемлющей однополый секс, приходилось то и дело прогонять наваждения, понятные и приятные мужчинам и лесбиянкам. Грёзы наяву, когда девушка допивала второй бокал, стали слегка пугать её. Она была каким-то зверем, бегущим на четырёх лапах по мягкой земле и догоняющим жертву, а потом валящим её на землю и разрывающим горло и брюхо. Запах горячей крови и внутренностей должен быть тошнотворным… но он почему-то возбуждает. Возбуждает сразу несколько чувств — голод, вожделение и жажду крови… Агнешка трясёт головой, понимая, что её бёдра конвульсивно сжимаются и требуют разрядки, а с подбородка стекает слюна… Посетители находятся в трансе: кто-то сексуально стонет, кто-то рычит зверем, кто-то вскрикивает — не понять, то ли как от оргазма, то ли как от боли… Рядом немолодая женщина роняет на пол пустой бокал — уже четвёртый, стискивает тело руками, разрывает на себе одежду и шепчет: «Ещё, ещё, ещё…» Ужасная картина вдруг возникает перед глазами Агнешки: огромное насекомое с блестящими фасеточными глазами, переливающимися всеми цветами, какие только есть в природе. У него острые челюсти, словно бы сделанные из полированной стали, широкие прозрачные крылья и длинное узкое тело, покрытое причудливым узором. Это стрекоза. Огромная, страшная и одновременно прекрасная в своём совершенстве. Жёсткие лапы хватают Агнешку, царапают её нежную кожу. Верхняя пара держит руки, средняя — прижимает грудь и талию к земле, нижняя… О боже — нижняя раздвигает Агнешке ноги! Ужас и вожделение смешиваются в единый невозможный коктейль… Дрожащей рукой девушка хватает третий бокал — она плохо понимает, что делает, но ей нужно немедленно «обновить» эмоции… И это ей удаётся. Зал винокурни уплывает в никуда, огромная стрекоза сильнее сжимает тело девушки. Сегменты хитинового панциря скрипят и пощёлкивают… Насекомое поднимает свой «хвост», вернее — длинное синевато-зелёное членистое брюшко, изгибает его книзу. Агнешка бьётся, пытаясь вырваться из жёстких колючих объятий… а на самом ли деле ей хочется вырваться? Сердце бешено стучит, пытаясь выскочить из груди. Девушка напряжённо смотрит за тем, как насекомое размахивает концом брюшка. Он замирает в футе от её лица… Из его хитиновых складок высовывается розово-белый блестящий стержень с прожилками, толщиной около дюйма и длиной не меньше семи. Он немного закруглён и слегка вздут на конце, а в середине закругления зияет небольшое черное отверстие. Из него медленно вытягивается, покачиваясь в воздухе, блестящая капля густой белёсой жидкости. Агнешка изо всех сил пытается свести колени, но у стрекозы сил намного больше — она ещё шире раздвигает девушке ножки… «Это самец стрекозы, — проносится в голове Агнешки, — и он сейчас меня изнасилует». Мотающийся в воздухе конец брюшка с пародией на мужской член бьёт девушку в промежность. Агнешка вскрикивает. Твёрдый, словно выточенный из эбонита отросток настойчиво ищет вход во влагалище, ползая по губам и выделяя скользкую густую смазку. Вошёл… Заполз, втолкнулся, заставив Агнешку содрогнуться всем телом… То, что сейчас находится внутри неё, странно дрожит и сотрясается, словно вибратор. Он ещё и раздувается, создавая странное и — будь она проклята! — исключительно приятное ощущение. «Член» ходит туда-сюда, словно поршень, он вибрирует и постоянно извергает из себя горячую тягучую жидкость, которая затопила вагину и выплёскивается наружу, оставляя липкие потёки на внутренней стороне бёдер девушки… Ужаса больше нет. Только сильнейшее сексуальное напряжение, которому почему-то нет выхода. Агнешка корчится на пороге подступающего оргазма и стонет в голос. Насекомое, словно слыша и понимая, усиливает натиск. Толчки его отростка сотрясают всё тело до каждой клеточки… И вот он — ОН! Пришёл, наступил, ударил, обрушив небо, заставив моря расступиться и взорвать солнце сверхновой звездой…

…Как потом оказалось, в винном зале произошло сразу три сексуальных контакта, что, конечно, не одобрялось и не поощрялось. Иногда в процессе поглощения вина возникали моменты, что пара с горящими глазами просто нуждалась в немедленном соитии, но для таких случаев были предусмотрены отдельные кабинеты, куда удалялись желающие совокупиться, как и положено делать в культурных и цивилизованных заведениях. Но люди, по их словам, в тот вечер не помнили, что с ними происходит. К слову, именно так и произошло с Агнешкой, которая, воображая, что её насилует ксеноморф, с энтузиазмом отдалась прямо на полу зала молодому человеку, решившему впервые попробовать энтерального вина, от которого у него тоже «снесло крышу». Как к этому инциденту отнёсся Бенни, муж Агнешки (если узнал о нём, конечно), история умалчивает.

Впрочем, большинство посетителей вело себя как обычно. После второго бокала они благополучно ушли в себя и, периодически выходя из состояния транса, постепенно приговаривали выпивку, произведённую офицером полиции Кариной Травиц в результате своих многочасовых мучений. Её ближайшая подруга провела время в винном зале почти без движения, почти всё время находясь в состоянии экстаза. Под утро она совершенно опьянела, даже не сумев допить четвёртый бокал. Из-за стола её и вытащил Абрам Шнейдеман, кое-как сумев добиться адреса…

Не обошлось и без трагедий. Некто Жанвье Бурсоль, известный на Кардиган-Томсоне музыкант, по возвращении домой непонятно почему покончил с собой. Он заблокировал личный чип (это, как известно, не разрешалось, но всё равно практиковалось гражданами повсеместно), взял коллекционный арабский нож, расстегнул брюки и распорол себе живот. Судя по той картине, которую увидели его друзья, обеспокоенные тем, что Жанвье не появился в указанное время в указанном месте, музыкант промучился не меньше трёх часов, но почему-то не обратился за помощью, хотя его телефон и другие средства связи находились в непосредственной близости от него. Никто не мог понять, что подвигло весёлого оптимиста Бурсоля сделать себе харакири. А Шнейдеман, что вполне понятно, отчаянно открещивался от того, что спровоцировать суицид могла выпивка из его винокурни. Как бы там ни было, этот случай лишь добавил популярности заведению Абрама, хотя бы потому, что появился элемент риска, которого зачастую так не хватало скучающим, обеспеченным и благополучным жителям Кардиган-Томсона… да и не только его.

Тем не менее Шнейдеман, узнавший о смерти Бурсоля и приключении с дочерью, находился в полнейшем расстройстве вечером того дня. И визит Карины Травиц его не очень обрадовал.

— Ох, девушка, и характер же у вас, — чуть более доверительным тоном, нежели раньше, заговорил Абрам. — Даже не знаю, чем мне выйдет наше сотрудничество, но так или иначе, а я потерял клиента, чьи друзья уже угрожали мне сегодня, а самое главное — у бедной Агнешки из-за вас проблемы.

Травиц промолчала, что только что видела «бедную Агнешку» в холле живой и здоровой, а наипаче — в прекрасном расположении духа; девушка очень обрадовалась Карине и даже поцеловала её. Подробности произошедшего в винном зале ей были неизвестны, а видеозапись, что вполне понятно, Шнейдеман ей бы ни за что не показал. И так он сказал слишком много.

— В нашем контракте о такого рода проблемах акцептора ничего не написано, — сухо произнесла Карина. — А косвенные последствия никакого отношения к нашей сделке не имеют. Мне нужна информация, о которой мы с вами говорили… И чем скорее, тем лучше.

Шнейдеман задумался. Он, будучи давно в бизнесе запредельных удовольствий, кое-что слышал о людях, которые в погоне за материальными благами в мире, почти лишённом права собственности, готовы коверкать саму человеческую природу, создавая уродов и монстров… а главное — вызывая смертельные случаи. Причём злонамеренно. Или хотя бы зная точно, что полностью исключить летальный исход нельзя. Абрам помнил про свои скелеты, но их-то он создал исключительно по неопытности, а потому как-то не особенно и считал себя преступником. Исключительно из-за отсутствия совести — а зачем совесть торговцу удовольствиями, скажите на милость?..