Кровь и почва - Старицкий Дмитрий - Страница 3

— Понятно, — вдохнул я с силой ноздрями. — Кого прикажете бить первым?

— Все-то ты, Савва, схватываешь на лету. Но торопишься. Надо дождаться их прямого выступления. Иначе нас не поймут. И узурпаторами окажемся уже мы. Даже с законным императором во главе. Твои-то все здесь?

— Все, кроме охраны эшелонов, — доложил я.

— Добро. Мои тоже уже все на местах. Ждут сигнала. Повяжи своим на бицепс белую ленточку. Для опознания. Хоть из бинта сделай. Охраняй императора до прихода ольмюцкой гвардии и жди моего приказа. Давить заговор Бисер назначил меня.

— Мосты, вокзалы, почта, телеграф, телефон, банки и казначейство? — спросил я с ехидной усмешкой.

— Порой мне кажется, что ты прирожденный революционер, Савва, — генерал сплюнул тягучей коричневой табачной слюной, заявив неожиданно. — Хорошо тебе. Ты не куришь. И да… эти объекты берут мои ребята. На твоих, — Молас усмехнулся, — уже по традиции контрразведка и… гвардия. Та, что пойдет за Тортфортами. У них немало здесь сторонников. Да и клан их не самый малочисленный в империи.

— Манифест уже написан? — спросил я главного разведчика империи.

— Какой манифест? — не понял генерал.

— О счастливом избавлении монарха от гибели, уготованной ему предателями отечества, продавшихся островитянам, — и я показал ему кусок зачищенного провода.

— Угу… — Молас упал взглядом внутрь себя. — А как мы его доведем до народа? Мы тут пока почти что в изоляции.

— У нас в активе, как я понял минимум два дирижабля. Эх, говорил я герцогу взять собой аэропланы. А он мне — «не ко времени».

— Плотто — раз. А еще кто? — пропустил мои рассуждения о самолетах Молас.

— Бывший принц, а ныне трудящийся империи на ниве воздушных перевозок, — усмехнулся я. — Зря, что ли ему Солдатский крест вчера вручали сразу после выборов императора?

— Ты так думаешь? А не сам ли он стоит за заговором? — генерал продемонстрировал мне изыск профессиональной деформации.

— Экселенц, хотел бы Тон быть императором, он просто выдвинул бы свою кандидатуру на голосование не строя сложных уборных. А он ее, наоборот, снял. Где тут ближайшая большая типография?

— В Тортусе.

— Тем лучше, — улыбнулся я, удивившись, что в столице нет такого важного предприятия. — Вряд ли граф подумает, что мы будем резвиться на его заднем дворе. А на обратном пути надо листовки с манифестом разбрасывать над всеми станциями железной дороги и городами. Сейчас самое страшное — это информационный вакуум. Тортфорт свое слово уже сказал, а другого никто и не слышал. К примеру, о том, что император жив. И от присяги, которую чиновники давали ему сегодня утром по всей стране их никто не разрешал.

— Ты прав, Савва. Не все делается специальными силовыми операциями. Действуй, — и Молас пошел разгонять верхами свою немногочисленную свиту.

А я остался исполнять свою же инициативу. Как всегда в армии. С одним офицером отдела второго квартирмейстера генштаба оставленным мне Моласом сочинили краткий манифест о возблагодарении ушедших богов, даровавших императору жизнь там, где обычно не выживают. Текст дело десятое. Главное в такой бумаге подпись и начало «Мы, законно избранный курией имперских электоров срединный император Бисер, первый этого имени, в тяжкую для страны годину…»

Ну и выделили в тексте особые полномочия дарованные императором мне, Аршфорту и Моласу на время ликвидации гвардейского мятежа.

Оставили даже графу Тортфорту лазейку приползти с повинной к подножию трона, мол, нельзя было на фоне таких слухов оставлять империю без управления, он же как услышал благую весть, поспешил выразить свои верноподданнические чувства… Между строк манифеста такое его поведение напрашивалось. Хотя тем же манифестом в другом абзаце снимали его со всех государственных постов.

Переписали набело, подписали манифест у мало что соображающего от контузии и лекарств императора и отослали этого офицера к Плотто на аэродром. И не с приказом даже, а с именным императорским рескриптом.

К месту нашей новой дислокации вокруг императора стали подтягиваться отогузские гвардейские драгуны с фронтовым опытом цугуцульских перевалов и огемские королевские гренадеры, необстрелянные, но прошедшие выучку по программе штурмовиков на полигоне у Многана. С ними я почувствовал себя уверенней. Свои силы лучше всего собирать в единый кулак, раз уж я по факту стал тут главнокомандующим контрреволюции. Генералом Галифе, блин…

К тому же королевские гренадеры кроме винтовок Шпрока имели на вооружении складные пистолеты-пулеметы Гоча, в деревянной кобуре. Они же пригнали с собой из инженерного городка, где квартировали рядом с нами, обоз с продовольствием, полевыми кухнями и запасом патронов. А у отогузов оказалось даже по одному ручному пулемету на отделение. Когда только успели закупить у Гоча?

Готовились электоры заранее ко всякому… Выборы они такие… Один я не в курсах высокой дворцовой политики. Я то своих штурмовиков вооружил по максимуму только из своей кулацкой сущности, с оглядкой на русский Авось. Хороший был такой славянский божок, полезный, удачу приманивает. Только вот люди частое его с братом путают, который Небось.

Городок вокруг бывшего охотничьего замка (грешно назвать такие капитальные и вычурные здания деревней) стал реально напоминать военный лагерь инсургентов. Мне даже стало жалко красивого «дикого» парка, в который поколениями ландшафтных дизайнеров было вложено немало труда. Вытопчут все солдаты как слонопотамы. Иначе они не умеют.

Обошел предполагаемые позиции нашей обороны, и понял, что выученики Вахрумки на занятиях мух не ловили. Размечают все по науке. Под их руководством императорские дворцовые гренадеры, мягко нами разоруженные (только патроны отобрали у них на всякий случай), копали окопы и сооружали ДЗОТы на столичном направлении, используя в полевой фортификации конструкции разрушенного дворца. Это хорошо, а то расклад чисто по количеству бойцов пока не в нашу пользу. Совсем не в нашу… А первая наша задача — самая главная — сохранить императору жизнь, а не столицу штурмовать.

Весь расчет только на то, что у императорских гвардейцев — сторонников Тортфорта артиллерии не густо — всего две конные батареи в императорской гвардии. Шестнадцать полевых пушек трехдюймового калибра, которые всегда демонстрировали на парадах. Но у меня и этого нет — всего три ствола и к ним по сорок снарядов в боеукладке. Отрядил, конечно, обоз на станцию к нашим эшелонам круговой дорогой, но когда они обратно будут? Зато у меня пулеметов намного больше.

Больше всего меня беспокоило отсутствие каких-либо сведений от фельдмаршала.

Ну, вот… первые ласточки появились в колонне по столичной дороге. Хорошо маршируют. Гвардия!

— Тревога.

— Занятие позиций согласно диспозиции пулеметного огневого мешка.

— Бегом!

Бронетехнику в два кулака. Ударный — «артштурм» и четыре пулеметных танка. Поддерживающий — «элика», «коломбина» и БРЭМ.

Эскадрон отогузских драгун в засаду — на фланговый обход и добивание бегущего противника. Не факт что такое нам удастся, но ободрить личный состав никогда не мешает.

Эх, сейчас бы всю бывшую мою «железную» бригаду сюда целиком. Раскатал бы всех в тонкий блин и порвал бы как Тузик грелку.

Но тревога оказалась ложной. Пришла сводная представительская рота оногурского гвардейского саперного батальона. Того самого батальона, который мне мостки строил перед наступлением на фронте. За боевые заслуги саперы оногурским королем были причислены к его гвардии. Впечатлился король. Больше всего тем, что по моему представлению около ста человек (их работа трое суток в ледяной воде была приравнена мною к подвигу в бою) награждены Солдатскими крестами. Такое саперами, не избалованными почестями и наградами не забывается.

Командовал ею знакомый мне по фронту батальонный инженер, теперь уже комбат. Он мне и тогда показался толковым человеком. Вот и сейчас он мне вываливал свои резоны.

— Как бы то ни было, ваша милость, — все же успел приучить их барон Тортфорт к феодальному снобизму вопреки уставу, — но мы решили, что будем с нашим королем. Живым или мертвым. Забальзамируем его тело и отвезем домой. А Тортфорты нами командовать больше не будут. Хватит.