Под стягом Святослава (Историческая повесть) - Пономарев Станислав Александрович - Страница 25

Вскоре греки смогли разглядеть, что к судну, усиленно работая правой рукой, держась левой за бревно, плывет человек. Дозорный поднял тяжелый лук, но Хрисант остановил его:

— Подожди, успеешь!

— А если это ловушка?

— Он один. Узнаем, чего ему надо, а там решим.

— Не стреляйте-е-е! — прозвенел над тихой водой пронзительный голос. — Я несу вам слово мира!

— Ты кто?! — крикнули с греческой ладьи.

— Имя мое Товлыз! — откликнулся кочевник. — Я несу вам слова доблестного бек-хана Радмана!

— Помогите ему подняться на борт! — приказал спафарий.

Воины сбросили с высокого борта веревочную лестницу, она затрепетала под тяжестью человеческого тела, и вскоре на палубу ступил мокрый с головы до ног высокий человек. Он был гол по пояс, короткие штаны из грубого сукна пропитались влагой и плотно облегали мускулистые ноги степняка.

Майская водица была холодна, кочевника пробирала крупная дрожь: он старался сдерживаться, но…

— Чего надо? — неприязненно спросил спафарий, не обращая на страдания печенега никакого внимания.

Кочевник гордо выпрямился, на мгновение унял дрожь и проговорил твердо:

— Я Товлыз Свирепый! Хан рода Угур! Позовите мне посланника царя Румии. У меня к нему слово от бек-хана Радмана Могучего!

Хрисант отступил на шаг, лицо его из сурового сделалось благодушным. Грек склонил обнаженную голову:

— Хану рода Угур Товлызу Свирепому привет! Император Романии знает о доблестном воине… Посол царствующего патрикий Михаил будет рад говорить с вестником одного из царей Пацинакии Радманом Могучим! — Спафарий обернулся к стражникам: — Принесите одежду, достойную хана!

Товлыз не сдержал радостной ухмылки. Послом Радмана он не был и плыл сюда по ледяной воде майского Днепра больше за богатым подарком, чем из интересов своего владыки. Радман со своими кибитками стоял за три конных перехода от днепровских порогов. А в этом месте сухопутье осадила орда его подданного Товлыза Свирепого. Правда, недавно тут пристроились было кочевники из племени бек-хана Илдея, но Товлыз, имея больше сабель, согнал конкурентов с прибыльного места. Согнанный противник со дня на день мог вернуться с подкреплением. Однако хитрый хан полагал, что к тому времени он успеет взять дань с византийского посла…

Закованный в железо воин принес на вытянутых руках нарядный халат из золотистой парчи. Хан рванулся было вперед, но Хрисант взял одежду из рук катафракта и торжественно надел на плечи знатного печенега.

Спафарий едва сдерживал смех, глядя на кочевника, ибо тот рассмеялся от радости и все время поглаживал грубой ладонью скотовода нежную царскую ткань. Наконец Хрисант справился со своими чувствами и сказал печенегу строго:

— А сейчас посол императора Романии патрикий Михаил предстанет перед тобой!

В проеме каюты показался заспанный сановник Никифора Фоки. Он успел облачиться согласно церемонии малого царского приема: парчовый халат, сафьяновые сапоги, красная круглая шапка с кистью, на поясе — короткий меч.

Греческий посол, важно выпятив живот, встал перед печенегом. Они были знакомы давно по встречам в Херсонесе, где Товлыз появлялся то как соглядатай Радмана, то как торговец скотом. Михаил чуть не расхохотался — настолько нелеп был вид печенега: босого, в красной парче, которая прилипла к телу, особенно в нижней его части, где сквозь мокрую дорогую ткань просвечивали штаны из грубой шерсти.

По обычаю его языческой веры, голова кочевника наполовину ото лба была выбрита, а позади торчали шесть жидких косиц. Товлыз пытался казаться гордым и грозным, чтобы оправдать свое прозвище «Свирепый», но невольная робость перед могущественным греком нагоняла на лицо печенега растерянность и испуг.

— Я слушаю тебя, хан. Скажи о твоем здоровье, — припомнил сановник степную вежливость. — Здоров ли твой сын и твои жены? Много ли жира нагуляли твои кони?

— Все здоровы, — коротко ответил печенег. — А как ты?

— Спаси Христос!

Что касается здоровья, то Товлыз ответил патрикию только на первую половину вопроса — о семье. Про скот же указал:

— Плохая зима была. Много коней пало. Волы подохли. Беден совсем стал. Как буду жить — не знаю!

Печенег хитрил, чтобы выторговать на будущее приличную плату с греков за провоз кондуры посуху, мимо днепровских порогов.

— Цари Пацинакии Куря, Илдей и Тарсук напали на земли Романии, — не слушая кочевника, заговорил патрикий. — Император разгневан…

— Они уже вернулись, — перебил его печенег. — Много воинов потеряли. Злые теперь. Если узнают, что ты тут, тогда и тебя убьют, и людей твоих.

Умиротворяющее тепло разлилось в груди Михаила, радостно сжало сердце: грязные варвары разбиты, согнаны с Ромейской земли. «Слава Иисусу Христу! — помолился про себя патрикий. — Слава стратигу Иоанну Каркуасу!» Но вслух хитроумный грек ничего не сказал, и даже выражение лица его не изменилось: он продолжал прерванную речь как ни в чем не бывало:

— Император знает, что Радман не пустил своих воинов в поход против нас, и за это прислал ему дары…

— Давай! — протянул печенег скорую ладонь. — Давай дары, я передам их бек-хану! — Глаза степняка алчно блестели.

— Порядка не знаешь? — прищурился Михаил. — С царем Радманом я буду говорить сам. Он должен ждать меня на берегу. Я дам ему своих заложников, а он должен оставить мне своих. Тебя, например!

— Порядок я не забыл, — сразу сник печенег. — Отвези меня на берег. Я дам знать бек-хану о твоей воле.

— К чему торопиться? — рассмеялся патрикий. — Зайди ко мне. Бузы выпьем.

Глаза хана опять вспыхнули. Этот разговор происходил на тюркском языке, которого здесь, на судне, никто не понимал.

Пока патрикий развлекал опасного гостя и угощал его роскошными яствами, солнце уже выплыло из-за холмов.

Катафракты с тревогой наблюдали за отлогим левым берегом. Там бурлила толпа степняков, готовая атаковать кондуру с воды. Хрисант доложил об этом Михаилу. Товлыз тут же, не дослушав, выскочил на палубу и гортанно крикнул что-то своим. Кочевники, все как один, отхлынули от воды, только топот тысяч копыт прогрохотал. Вскоре и его не стало слышно.

— Лихо! — изумился спафарий. — Рукой махнул — и нет никого. Нам бы так научиться повелевать своими воинами.

Хан осклабился, весело подмигнул катафрактам, шагнул обратно в каюту. Патрикий спокойно ожидал гостя.

— Мои люди уже привели десять пар самых могучих волов, — продолжил разговор Товлыз-хан. — Охрану тоже дам. Сам с сыном в заложники пойду. А ты мне дашь бека Хрисанта и того мальчишку в синем архалуке.

— Кого?! — изумился и встревожился патрикий: тот, о ком сказал печенег, был царевич Василий. «Однако зорок глаз грязного варвара. Быстро разглядел алмаз в куче простых камней, — подумал сановник. — Но шалишь! Твоя голова его не стоит!» Вслух же многоопытный грек сказал поучительно: — Среди воинов у меня такого нет! Нельзя требовать невозможного!

— А зачем мне воин? Мне хватит одного Хрисанта. Он пяти воинов стоит. Пусть вторым молодой невоин будет.

— Он сын купца, — рассмеялся Михаил, — значит, просто гость на моем корабле. Разве я могу гостя в заложники дать?

— Ну ладно, — вдруг согласился печенег. — А кто вторым будет?

— Найдем.

— Теперь скажи, сколько заплатишь? Дорога трудна и опасна.

— Пятьдесят динаров за весь путь. Ты разве забыл? За кондуру всегда так платили.

— Мало! — ощерился Товлыз, и глаза его хищно сверкнули. — Рядом орда баяндеров ходит. Может быть большой бой. Погибнут воины. Жизнь батыра дорого стоит.

— То ли будет, то ли нет! — откровенно рассмеялся патрикий. — За несвершенное не плачу. А если будет бой, то за каждого погибшего воина ты получишь по десять динаров.

— Не я получу, а родичи его!

— Мне все равно.

— Пусть будет так, — согласился хан. — Когда начнем перетаскивать твою большую лодку?