Gimme More: Крис и Эва (СИ) - "Silin Ji" - Страница 13

Глубоко выдохнув, он сел на скамейку и, занеся руки над крышкой рояля, сидел не двигаясь, ища в себе силы взять и открыть эту крышку и обнажить перед собой черно-белую душу инструмента.

Я встала на ноги и быстро выключила основной свет в комнате, оставляя софиты. Мне подумалось, что так ему будет легче собраться, когда будет не так ярко и когда будет уютная, даже интимная темнота вокруг. Я долго мялась у выключателя, раздумывая, куда мне идти дальше: сесть на диван или подойти к Крису и встать рядом, продолжая играть роль благородной девушки? И я снова задала вопрос, который зачастил за этот вечер в моей голове.

А что бы сделала «обычная» Эва? Эта Эва отметается сразу, она бы не дошла тупо до этого момента.

А как поступила бы «пустая» Эва? Она бы села на диван и оттуда поддерживала того, кому не нужна эта поддержка.

Сделав короткий выдох, я подошла к окну у рояля и посмотрела на ночной город, немного радуясь, что никакие грустные мысли не посещают мою голову при одном виде на этот пейзаж.

— Тут нужна еще реплика, — хрипло сказал Крис, привлекая мое внимание.

— Расскажи что-нибудь хорошее о ней, — сказала я, смотря на уверенного в себе парня, который так и сидел за роялем, удерживая руки в воздухе. — Просто расскажи.

— Мама не заставляла нас заниматься музыкой, у нас даже дома инструментов не было, ей хватало в театре, где она работала. — Неуверенно заговорил Крис, неотрывно смотря на свое отражение в белом рояле. — Но я все равно с ней связался, это произошло странно. Папа не смог посидеть со мной и сестрой, а у мамы репетиция, вариантов не было и папа отвез нас к ней в театр. Мама оставила нас с сестрой в камерном зале, где на сцене стоял черный красивый рояль, и сказала нам его не трогать и не мешать репетировать, если вдруг кто придет. После ее ухода почти сразу зашел музыкант и, не обратив на нас внимания, прошел к роялю, помечая карандашом что-то в большой тетради, теперь я знаю, что там были ноты, но тогда это было загадкой. Все так же не обращая на нас внимания, он сел за инструмент и начал играть, а это уже привлекло мое внимание и отвлекло от сестры, которая была этим недовольна. Я так заслушался, и мне захотелось быть поближе, что я встал и пошел к сцене и, чуть не споткнувшись о провода, все-таки уселся на ступеньку и слушал, слушал, слушал, как тот играет, и это было так красиво, что я необдуманно захлопал ему, когда тот сделал паузу.

— Он вас выгнал? — я не знаю, зачем его прервала: или мне просто надо было что-то ляпнуть, чтобы напомнить о себе, или мне хотелось испортить такой момент и разрушить странную атмосферу вокруг.

— Нет, — ответил Крис, смиряя меня невидящим взглядом и вновь переводя его на крышку. — Он подозвал нас к себе, спросил кто мы, что делаем здесь. Я думал, что сейчас он выгонит, и маме из-за меня попадет, но нет, он просто усадил меня рядом на скамью. — Крис опустил ладони на холодную крышку и плавно поднял ее, все-таки оголив душу инструмента. — И дал понажимать клавиши, — тут рояль издала мягкие звуки, и я уже не смогла вернуться к пейзажу за окном, мое внимание было приковано к Крису, который, закрыв глаза, водил руками по клавишам, и легкая тень настоящей улыбки залегла в уголках его губ. — И я попросил его научить меня играть ту мелодию, что я слышал, и он начал мне показывать.

Разговор прекратился, и рояль снова начал звучать. От этих звуков у меня мурашки побежали по спине, и ноги сами понесли меня ближе к моему объекту притяжения. Я залюбовалась Крисом, который, не открывая глаз, играл так, будто не было перерыва в несколько лет. Его пальцы мягко, но настойчиво выжимали красивые звуки из рояля, заставляя все скрутиться у меня внутри, потому что я узнавала эту мелодию, и она была как минимум тяжелой.

Любовь в Венеции, Антонио Вивальди — это было произведение, которой Крис услышал и в которое влюбился, и сейчас эти звуки были слишком тяжелыми для его восприятия. Я видела, как его лицо старалось держаться бесстрастным, отдаваясь полностью музыке, но, если приглядеться, было видно, что он держится из последних сил, стараясь не поддаваться эмоциям, которые сейчас готовы были овладеть им.

И я была поражена тем, что мне вдруг правда захотелось что-то сделать для него, чтобы он не был так напряжен, ведь сейчас передо мной был не тот Шистад, а другой, возможно, тот, который в первый раз услышал это признание в любви, или который первый раз серьезно начал заниматься этим, или тот, который вспомнил маму.

Я обошла его сзади и встала за его спиной, смотря на его напряженные плечи и на плавные движения кисти, и, когда Крис снова заговорил, я вздрогнула от неожиданности.

— Когда мама пришла нас забирать, я показал ей, чему научился. В тот день я увидел ее слезы счастья и в тот же вечер у нас дома появилось фортепиано, и начались мои занятия музыки, с тех пор это ее… — его голос дрогнул, он резко открыл глаза, уставившись невидящим взглядом в окно перед собой. Когда я увидела его покрасневшие глаза, я уже пожалела, что заставила его играть и вспоминать то, о чем ему больно думать. И неосознанно мои руки сами потянулись к его плечам, которые вздрогнули, когда я коснулась их. Мои вторжение не помешало его игре, и я, осмелев, подошла еще ближе и опустила руки ему на грудь, ощущая своими ладошками, как сильно бьется его сердце.

— Это ее любимое произведение, — закончила я за него, нежно касаясь губами его щеки, отвлекая от мыслей, что сейчас витали в его голове. Когда мелодия подошла к концу, его руки уверенно захлопнули крышку, и пальцы сильно впились в нее так, словно он удерживался от чего-то. — Они были правы, ты, паршивец, очень хорошо играешь.

— Спасибо, — ответил Крис, расслабив хватку на рояле.

— Мне продолжить играть? — спросила я, опускаясь губами к его шее, нащупывая бьющуюся жилку и нежно прикусывая ее зубами, наслаждаясь мягкостью его кожи, его тепла и запаха, что опьяняет слишком быстро. — Или…

— Или, — прохрипел он, перехватывая мои руки своими пальцами, медленно поднимаясь со скамьи. Но я мягко остановила его, обходя вокруг него и облокачиваясь об крышку рояля, заглядывая в глаза Криса, которые были слишком затуманены чем-то, чтобы удивиться или догадаться, чего я от него хочу. — Это исполнение желания?

— Это поощрение. — С хитрецой ответила я, потягивая его к себе за галстук и сливаясь с ним в страстном, ничем не сдержанным поцелуе. Когда Крис положил свои руки мне на бедра, раздвигая мои ноги шире, чтобы удобнее устроиться между ними, я сняла его галстук и отбросила в сторону, начав ловко расстегивать маленькие пуговицы на его рубашке. Дойдя до середины и оголив его торс, я запустила руки под рубашку и начала медленно водить руками по его телу, по его горячей коже.

Оторвавшись от моих губ, он слегка отстранился и посмотрел мне в глаза, тяжело дыша. Я смотрела на него, не понимая, чего он хочет. Крис и сам не понимал, чего сейчас хотел помимо моего тела, но его руки решили за него самого, потянувшись к моей талии, оттуда, плавно проводя руками по телу, он коснулся моей оголенной спины и, поднимаясь выше до плеч, ловко оголил одно плечо, тут же его губы оказались там. Когда его язык коснулся кожи, я откинула голову назад, и мои руки крепко взялись за плечи Криса, который продолжал покрывать поцелуями участок кожи. Его губы поднялись и начали ласкать кожу шеи, плавно переходя к другому плечу, которое он уже успел так же оголить, и, когда его разгорячённый язык коснулся нового участка, я почувствовала сладкую тяжесть внизу живота и трепет между ног.

— Сними его, — прохрипела я, плавясь от его горячих касаний по всему моему телу, но одежда мешала нам, и я хотела скорее избавиться от нее, чтобы утолить голод, проснувшийся во мне.

— Нет, — томно ответил Крис, быстро сложив руки на краю юбки платья и медленно поднимая ее вверх. Он целовал меня в губы, позволяя теперь мне ласкать его языком, насладиться вкусом вина и сладкой мяты. Его губы были мягкими, податливыми, горячими, влажными, сладкими, и мне хотелось от них большего. Я хотела его больше и больше.