Меловой человек (ЛП) - Тюдор С. Дж. - Страница 20

Мы поднялись; после небольшой паузы поднялась и Никки.

Толстяк Гав драматично растянулся на траве.

— Ну и валите. Вы меня убиваете.

Теперь я понимаю, что тогда мы собрались вместе в последний раз.

Мы были спокойны, потому что оставались друзьями, настоящей бандой. Это уже потом все начало трещать по швам.

Хоппо и Железный Майки двинулись в одном направлении. Нам с Никки пришлось пойти в противоположном. Дом священника располагался неподалеку от нашего, и иногда мы с Никки возвращались домой вместе. Но нечасто. Обычно Никки уходила первая. Думаю, все дело в ее отце. Он был довольно строг и не любил, когда время тратили попусту. Хотя на самом деле ему, скорее всего, просто не нравилось, что Никки болтается с нами. Впрочем, мы не очень из-за этого переживали. Он был священником, и это все объясняло. Я имею в виду: священникам вообще ничего не нравится, разве нет?

— Ну так что, эм-м, все купила для школы? — спросил я, когда мы перешли перекресток и миновали парк.

Она бросила на меня один из этих своих взрослых взглядов:

— Я все знаю.

— Что знаешь?

— Знаю о той посылке.

— А!

Я никому не рассказывал о ней. Все это было слишком сложно и запутанно, и мне казалось, что это будет не совсем честно по отношению к родителям.

И, насколько я мог видеть, после нее особенно ничего не изменилось. Полицейский больше к нам не приходил, и я не слышал, чтобы кого-то арестовали. Мамина больница благополучно открылась, но протестующие продолжали кружить под ней, как стервятники.

— К папе приходил коп.

— Ох!

— Ага.

— Прости… — начал было я, но она меня перебила:

— За что? Мой папаша — говнюк.

— Серьезно?

— Просто все боятся сказать ему об этом в лицо, потому что он священник. Даже полицейский. Это так жалко. — Она замолчала и посмотрела на свои пальцы — четыре из пяти пальцев были заклеены пластырем.

— Что с твоей рукой?

Никки долго медлила с ответом. На секунду я подумал, что она и вовсе ничего не скажет. А затем она внезапно спросила:

— Ты любишь своих родителей?

Я нахмурился. Не этого я ждал.

— Ну конечно. Наверное.

— Ну… а я ненавижу своего отца. Страх как ненавижу.

— Ты же не всерьез?

— Нет, всерьез. И я очень обрадовалась, когда твой папа его ударил. Жаль, что он не выбил из него все дерьмо. — Тут она посмотрела на меня, и что-то в ее взгляде заставило меня похолодеть. — Лучше бы он его убил.

А затем она отбросила волосы за спину и двинулась вперед, так быстро и решительно, что мне стало ясно: она не хочет, чтобы я пошел следом. Я подождал, пока она не скроется за углом, а потом уныло поплелся вниз по дороге. Тяжесть этого дня ощутимо давила мне на плечи. Я просто хотел поскорее попасть домой.

Когда я вошел, папа как раз готовил чай. Сегодня к ужину были мои любимые рыбные палочки и чипсы.

— Можно мне посмотреть телик? — спросил я.

— Нет. — Он перехватил меня за руку. — Твоя мама в гостиной, у нее встреча. Лучше сходи наверх, вымой руки и садись ужинать.

— А с кем она?

— Иди мой руки.

Я вышел в холл. Дверь в гостиную была приоткрыта. Мама сидела на диване с какой-то блондинкой. Девчонка рыдала, и мама обнимала ее. Эта блондинка казалась мне знакомой, но я не мог припомнить, где видел ее раньше. И только когда я уже мыл руки, то внезапно понял. Это была подружка Девушки с Карусели, та самая блондинка, та, которая была среди протестующих у клиники. Мне стало интересно, что она забыла у нас дома и почему она плачет. Может, решила извиниться перед мамой? Или у нее тоже случилась «ситуация»? Как оказалось, последнее.

Но это была не та ситуация, которую я себе представлял.

Они нашли тело в воскресенье утром — через три недели после того, как начался школьный семестр.

И хотя никто из нас никогда этого не признает, вернуться в школу после летних каникул оказалось не так тяжело, как мы воображали. Шесть недель каникул были прекрасными. Но без конца развлекаться и придумывать, чем бы заняться, тоже может стать утомительным делом.

А эти летние каникулы были довольно странными. В какой-то степени я даже радовался, что они остались позади и теперь я мог вернуться хоть к какой-то нормальности. Та же рутина, те же уроки, те же лица. Ну, если не считать мистера Хэллорана.

У меня он уроки не вел. Я чувствовал одновременно сожаление и облегчение по этому поводу. Учителя должны быть милыми и дружелюбными, но в то же время неплохо, если они держат дистанцию. У нас с мистером Хэллораном был общий секрет, и хоть это было клево с одной стороны, с другой заставляло меня чувствовать себя неловко в его присутствии, как будто мы видели друг друга голыми или вроде того.

Конечно же, мы встречали его в школе — за обедом, иногда — как дежурного учителя в кафетерии, и еще он заменял миссис Уилкинсон на уроке английского языка в тот день, когда она заболела. Он был хорошим учителем — веселым, интересным, он отлично знал, как сделать уроки чуть менее скучными. Он был настолько хорошим, что со временем мы даже перестали обращать внимание на его внешность, хотя это не помешало ученикам с первого же дня дать ему прозвище Мистер Мел или Меловой Человек.

В то воскресенье ничего особенного не происходило. И меня это вполне устраивало. В этой скуке было что-то нормальное, наконец-то, и мне это нравилось. Мама и папа тоже казались менее напряженными. Я валялся на кровати у себя в комнате и читал, когда внезапно зазвенел дверной звонок. И в тот же миг — ну, знаете, как это бывает, — я понял: что-то случилось. Что-то плохое.

— Эдди? — позвала меня снизу мама. — Пришли Майки и Дэвид!

— Иду!

Я несколько неохотно поплелся вниз, к входной двери.

Мама скрылась на кухне.

Железный Майки и Хоппо стояли с велосипедами на нашем крыльце. Лицо у Железного Майки было красным, словно он вот-вот лопнет от переполняющего его возбуждения.

— Говорят, какой-то пацан упал в реку!

— Да, — тут же добавил Хоппо. — Там «скорая» и полиция, обмотали лентой, короче, все это дерьмо. Не хочешь поехать взглянуть?

Мне хотелось бы сказать, что их желание поглазеть на бедного мертвого ребенка показалось мне омерзительным и странным. Но мне было двенадцать. Конечно, я хотел на это посмотреть.

— Да, можно.

— Пошли тогда! — нетерпеливо воскликнул Железный Майки.

— Мне нужно взять велосипед.

— Поторопись, — сказал Хоппо. — А то не успеем и ничего не увидим.

— Не увидим что? — Из двери, ведущей в кухню, показалась мамина голова.

— Да ничего, мам, — отозвался я.

— Для «ничего» ты очень торопишься.

— Просто на площадке появилась одна клевая новая штуковина, — соврал Железный Майки. У него это всегда хорошо получалось.

— Ладно, только не задерживайся. Я буду ждать тебя к обеду.

— Хорошо!

Я запрыгнул на свой велосипед, и мы покатили вниз по улице.

— Где Толстяк Гав? — спросил я Железного Майки, потому что он именно его всегда звал первым.

— Его мамаша сказала, что отправила его по магазинам. Так что сам виноват.

Но потом оказалось, что это не так. Виноват во всем был Железный Майки.

Берег оцепили, и полицейские не разрешали подходить слишком близко. Взрослые стояли, сбившись в кучки, и вид у них был обеспокоенный. Мы остановили велосипеды возле небольшой толпы наблюдателей.

Честно говоря, мы были немного разочарованы. Помимо оцепления полиция установила что-то вроде огромного зеленого шатра, так что мы ничего не видели.

— Как думаете, тело там? — спросил Железный Майки.

Хоппо передернул плечами:

— Кто знает?

— Зуб даю, он уже весь распухший, зеленый и без глаз. Потому что рыбы съели его глаза.

— Гадость! — Хоппо издал такой звук, словно его тошнит.

Я попытался избавиться от картинки, которую Железный Майки вживил мне прямо в мозг, но никак не получалось.

— Вот черт, — вздохнул он. — Мы опоздали.