Мышь в Муравейнике (СИ) - Обава Дана - Страница 32

Шуршанию за моей спиной я уже даже не удивляюсь. Резко поворачиваюсь, чтобы увидеть, как тысячи поблескивающих в свете моего фонаря насекомых, покидают свои уютные насесты, оголяя белые человеческие кости. Они быстро ползут ко мне, издавая при этом громкий отвратительный скрежещущий звук, который нагоняет на меня дополнительные волны ужаса.

Жуки эти движутся так стремительно, что я едва успеваю перескочить борт бассейна и плюхнуться в воду. Тут совсем не глубоко, вода едва доходит до колена. Я пытаюсь отойти подальше, а эти твари, едва замедлившись, прыгают в чашу вслед за мной. Они умеют плавать и еще как!

В полнейшей панике, я падаю и стараюсь прижаться к неровному бугристому дну. Жду, пока в легких не начинает заканчиваться воздух. А это совсем недолго, ведь ужас не дал мне даже как следует вдохнуть перед погружением. Понимаю, что вот-вот вдохну воду и мне конец, и тут приходит спокойствие. Лучше уж захлебнуться по собственной воле, но не дать сожрать себя этим тварям. Они конечно потом все равно сожрут, когда я всплыву, но мне уже будет все равно.

Прижимаясь ко дну, я оборачиваюсь и свечу фонарем — отличный фонарь кстати, работает под водой — наверх. Жуки, не добравшись до добычи, плывут обратно. Помирать рановато, поборемся еще!

Стараюсь высунуться из воды как можно меньше и не очень судорожно и громко вдыхать такой прекрасный живительный воздух. Впрочем, жукам похоже нет дела ни до издаваемого мною шума, ни до света фонарика. Они больше не ощущают мой страх, так что ползут обратно, до непонятно каким образом стоящих вертикально человеческих скелетов. Впрочем, они слишком белые, чтобы быть настоящими. А вот тот, что валяется на полу таким вполне может быть. На нем все еще есть одежда, хоть и разорванная в клочья, и среди них есть что-то еще. Возможно, это телефон.

Успокоившись, я потихоньку, продолжая поглядывать, чем заняты жуки-людоеды, подбираюсь к первому трупу в воде. Превозмогая отвращение, пытаюсь хоть как-то определить его личность. Осмотреть его одежду, поднимаю его ужасные разлагающиеся руки.

Что я могу сказать о нем? На нем форма искателей, так что это явно не Стоув. Кроме того, съедена у него не только та часть, что сейчас находится над водой. А самое поразительное состоит в том, что он затыкает собой брешь в бортике, и можно смело предположить, что именно благодаря ему вода в этом своеобразном бассейне сейчас стоит достаточно высоко.

Предположу, что когда этот бедняга прыгнул в бассейн, воды оказалось слишком мало, чтобы надежно укрыть его и жуки таки добрались до него. Не могу представить себе, насколько ужасна была его смерть, однако по некой иронии судьбы позже его останки продвинулись в сторону бреши, из которой выливалась вода, и закупорили ее. Получается, этот несчастный спас меня от сходной незавидной участи.

Впрочем, меня все еще нужно спасать.

Я совсем не уверена, что смогу теперь, зная все это, просочиться мимо жуков назад, не почувствовав ни тени страха. У меня осталась еще одна таблеточка, но как я уже успела убедиться, она не настолько действенна против леденящего ужаса от предчувствия неминуемой мучительной смерти, как при моей обычной социофобии. Попытаться просто убежать от них, очевидно, тоже не вариант. Единственный выход, который я знаю, находится слишком далеко, а жуки двигаются слишком быстро.

И еще один момент — у меня банально кончилось время! Время отбоя для людей, подъем для монстров. Жуки снова слезают со своих скелетов и рассредотачиваются по полу, залезают на бортик бассейна. Кажется, отсрочка моей смерти оказалась недолгой.

Я сижу в бассейне, почти полностью погрузившись в воду и стараюсь даже не шевелиться. Надеюсь на спасительное чудо, но вместо этого начинаю замерзать.

Жуки окружают меня кольцом, некоторые пробуют воду и неуверенно пускаются в плавание. Мне кажется, они действуют в слепую, однако помнят, что где-то здесь, посреди воды, у них остались еще непочатые запасы провианта.

Постепенно пловцов становится все больше, они подбираются все ближе, что действует мне на нервы. Однако все же им больше нравится недоеденный труп и они медленно скапливаются в той части бассейна, а я осторожно отступаю подальше от него.

Не думаю, что успевает пройти много времени. Раздается громкий лязг со стороны бедны. Мне плохо видно, но там явно движется какой-то старый механизм, вроде большого подъемника. Он медленно поворачивается и, ссыпая что-то на платформу, встает перпендикулярно к ней.

Мы с жуками понимаем, что именно ссыпалось на платформу почти одновременно. Очевидно, прямо над нами в надземной части Муравейника находится место, где утилизируют трупы. Мы же не хороним своих мертвецов, мы сбрасываем их в бездну. Некоторым людям интересно, что происходит с ними потом. Теперь я вижу что.

Честно говоря, сейчас я не испытываю никаких эмоций по поводу своего открытия. Выскочив из бассейна, настолько прытко, насколько могу себе позволить, я бегу прочь сквозь молчаливый взвод скелетов, по дороге подбираю телефон второго примеченного мной погибшего и, не оглядываясь, ни о чем не думая, лечу прочь.

Проскользнув сквозь щель в стене и пробежав до конца коридора, я все же останавливаюсь. Сердце бьется как сумасшедшее. Надо мной двадцать три подземных уровня и они сейчас полнятся душераздирающими криками, воплями и завываниями, скрежетом и свистом. Наоборот что-то абсолютно беззвучное вырывается из темноты и проносится мимо, обрызгав меня какими-то едкими каплями. Непередаваемый смрад становится все сильнее. Я даже радуюсь, что не успела прочитать все те книги, которые Фергюс дал Стоуву и я не полностью представляю ситуацию в которой оказалась. И мне не хочется представлять. Я подскакиваю к покореженной машине с треснувшим лобовым стеклом, невесть как оказавшейся в этом коридоре, и, подергав дверцы, забираюсь внутрь. К счастью, там никого не оказывается, и ничего непонятного я нигде не вижу. Поскорее заползаю в пространство между сидениями и затихаю там.

Как бы я не старалась не слушать, что происходит снаружи, не думать об этом, страх внутри все растет и растет, угрожая выдать мое убежище. В отчаянии я вытаскиваю последнюю таблетку, раскрываю пакетик, сберегший ее для меня от воды, и проглатываю ее. Затыкаю уши и надеюсь сегодня не умереть.

Понимаю, что всего лишь вижу сон, поэтому продолжаю тревожиться относительно того, где в данный момент на самом деле пребывает мое тело. Сейчас мне хорошо и тепло, хотя на самом деле я, должно быть, замерзаю, съежившись в насквозь мокрой одежде в ржавой банке на ночном холоде глубоко под землей. Вижу я тоже совсем другие вещи.

Все подземелье озаряется мягким желтым светом от круглых вычурных ламп, которые плавают в воздухе. Широкие коридоры и просторные комнаты чисты и прекрасны, все выкрашено в светлые приятные тона. Ни намека на грязь и мусор, ничего лишнего. Они совсем не походят на переходы и помещения Муравейника, хотя я все еще внутри него, и в данный момент он больше походит на дворцы из других миров, слепленные вместе. Прекрасные барельефы, точеные арки, ажурные решетки, мозаики, фрески, росписи — изящество и красоты, которыми Муравейник со своими простыми повторяющимися от уровня к уровню формами не мог похвастаться, хотя в школе мы видели все это в украденных искателями фильмах. Сквозь все то великолепие меня провожает Мэй. Здесь она выглядит здоровой и счастливой, взгляд осмысленный и живой. На ней длинное белоснежное платье, изукрашенное кружевами и жемчугом. Длинные сверкающие волосы распущенны и выглядят просто великолепно, кожа свежая и чистая — вот такой она могла бы быть. Тонкие правильные черты лица, ясные сияющие карие глаза. Ее едва можно узнать и все же это она. В этом мире она счастлива.

Проходя по лабиринту коридоров, Мэй представляет мне своих друзей с длинными труднопроизносимыми именами. Они мало похожи на людей — безглазые великаны с массивными, но очень чуткими руками. Одни из них занимаются обслуживанием техники — терминалов для подключения к сети, летающих машин, лифтов и поездов; другие творческой работой по украшению уровней. Из отрастающих стен Муравейника они прямо своими огромными ручищами выдалбливают новые барельефы или с машинной точностью наносят краски для получения поразительных изображений. По необходимости они меняют свой рост, становясь ровно настолько выше или ниже, насколько удобно.