Остаться человеком (СИ) - Нэльте Нидейла - Страница 55

— Нажимать? — спрашиваю. — Или сама?

— Давай ты… — у бедняги от волнения голос садится, вытирает ладони о покрывало, проводит по своим ногам.

Нажимаю слегка, Олинка чуть вскрикивает, смотрит большими глазами.

— Ну что? — спрашиваю шёпотом, изображаю возбуждение.

— Больно, — выдаёт.

— Ещё? — предлагаю. Кивает неуверенно. Ну, держись.

Выбираю эффект посильнее. У Олинки расширяются зрачки, через миг сползает на пол, упирается руками в кровать, начинает орать не своим голосом.

— Больно? — уточняю заинтересованно.

— Ааааа!!! Убери из меня эту дрянь! — трясёт головой, волосами, и всё это не переставая кричать. Хоть бы Дэн там не услышал. — Выключи!

— Выключила! — показываю, что убрала руки, но мысленно меняю воздействие. Работает. Похоже, из меня тут правда сделали садистку — раскаяния не испытываю, перед глазами вереницей все рабы Олинки проходят.

Нет, я, конечно, никогда не считала, что вправе других судить, но всегда старалась помочь.

— Больно! — бьёт себя по голове, тянет за ухо, губы посинели, дрожат, из глаз полились слёзы. Похоже, для начала хватит. — Убери из меня эту дрянь!

— Сейчас уберу, успокойся! Я же не знала!

— А я?! Вот тварь морская, больно же!

А ты как думала?

— Теперь знаешь. Ну что ты распереживалась, сама же хотела попробовать! Сейчас вытащим.

— Вытаскивай! Почему болит до сих пор?!

— С непривычки? Я уже давно отпустила.

Нажимаю соответствующую комбинацию, подставляю руку к её уху. Похоже, у девочки зубы слегка стучат. М-да, не хотелось бы мне пробовать.

Из уха выпадает оболочка, соединяю обе половинки.

— Теперь ты? — интересуется. Качаю головой:

— Что-то мне уже не хочется… Лучше отдам обратно. Медкабину?

— Не надо, вдруг папа увидит запись на медчипе…

— Ну ладно, — пожимаю плечами. Хотя хотелось бы проверить, как там чип устроился, мимикрировал ли, незаметен ли. — Медика? Или выпьем?

— Выпьем давай… — вид совсем огорошенный. Беспечно бросаю оболочку от чипа на кровать, подталкиваю Олинку к двери. Подружка на удивление послушна.

Наливаю лёгкого вина, туда незаметно добавляю чуть-чуть успокоительного. Не повредит.

— Ну что? — интересуюсь.

— Долго он моется, — поглядывает в сторону гостевой ванной. — Вино подать некому.

— Пусть, — пожимаю плечами. Не так уж долго, четверть часа максимум. — Не болит уже?

— Да нет вроде, — Олинка ощупывает голову, поглядывает на коврик, определённо, он её притягивает. Если не случится ничего из ряда вон, наведаюсь в местный психиатрический центр.

Ещё с полчаса сидим, провожу профилактическую беседу — подвожу к мысли, что нельзя проболтаться никому, даже папане, о том, чем мы занимались. А то вдруг подумают, что она не готова вступать в наследство, или ещё что — в общем, устраиваю мягкое запугивание. Надеюсь, подействует. Лишь бы чипа не нашли, от остального откручусь.

Дэн выходит из ванной одетый, тут же занимает позу покорности. При нём обсуждать случившееся не хочу, увожу разговор в другую сторону. Однако словно подтверждая опасения, звонит Корнель, всё-таки чутьё у мужика ого-го. Для чего-то там ему Олинка нужна, домой зовёт. Хорошо хоть раньше не объявился, а то было бы нам весело.

Олинка брюзжит, мол никакого житья с этими "делами", вот и Антера не дождётся, — но папу, как обычно, слушается. Успокоительное определённо действует, да так, что госпожа Альвейская даже кнут забывает. Приходится догнать, вручить: не хочу, чтобы спохватилась и вернулась. Машу рукой, пока широкий гравикар с открытым верхом отчаливает, ещё немного пережидаю.

— Вставай, — возвращаюсь к Дэну. — Есть хочешь?

— Меня кормили с утра, — отвечает. В глазах — опустошённость, просто выгоревший человек. Жуть берёт.

Иду на кухню, запускаю комбайн, приходится подгрузить продуктов. Отправляю Дэна туда, говорю, чтобы брал что хочет, некогда мне с ним возиться. Не тороплю и над душой не стою, изредка незаметно поглядываю. Мальчик, похоже, привык исполнять приказы в точности, вот и славно. Пока подкрепляется, поднимаюсь к себе, звоню Антеру. Что-то много времени прошло. Камеру не включал — это радует, но на душе всё равно неспокойно. А заодно пульт от Олинкиного чипа нужно припрятать.

— Уже едем, госпожа, — сообщает, а лицо такое встревоженное. Еле удерживаюсь, чтобы не спросить, в чём дело.

— Давайте скорее, — на всякий случай подгоняю недовольно. Обещают поторопиться.

Какое-то время пережидаю, наблюдаю за Дэном через сеть — не начнёт ли что-нибудь выискивать. Но нет, поел, выглянул в гостиную, молча вернулся за стол. Положил на столешницу руки, сидит. Что-то совсем не по себе.

Вспоминаю слова Келлы о воспитании рабов — ребёнку, конечно, можно много чего внушить, и с рабской психологией мне приходилось сталкиваться, но по-моему, местное общество давно уже перешло все возможные грани. Допускаю, что удастся так направить воспитательный процесс, чтобы человек почёл за великое счастье служить другому, доставлять удовольствия или умереть за него. Можно даже приучить к боли. Разрушить истинную личность, подменить более удобной. А в итоге вместо общества, состоящего из людей… сплошная пустота. И очень уж хочется эту бутафорию развалить! Невозможно оставаться личностью, живя чужой жизнью, подчиняясь чужим желаниям.

Достаю медкабину на всякий случай. Захожу на кухню, надо бы расспросить, но не решаюсь. Он точно обо мне молчать не станет, не до того ему.

— Иди в медкабину, — сообщаю. — Как закончишь, на диван садись.

А то знаю я их, снова в уголке где-нибудь пристроится.

Медкабина работает долго, но наконец слышу позывной. Сообщает о нервном истощении, вроде даже вколола что-то. Решаю дать немного времени, чтобы оделся — из кухни-столовой не выхожу.

Как-то подозрительно тихо, иду глянуть. Боже, оно раздетое, несчастье, сидит на диване ждёт. Даже не знаю, что сказать… Сейчас ещё Антера не хватает для полного счастья.

— Почему не одеваешься? — спрашиваю.

— Но… простите, госпожа… я думал, вы сразу же воспользоваться захотите…

— А скажи-ка мне… — сажусь рядом. — Если госпожа Олинка прикажет, ты ей расскажешь, как я воспользовалась?

— Госпожа… — мнётся, не знает, что ответить.

— Расскажешь, значит, — вздыхаю. Кивает, тут же извиняется. — Что-то я об этом не подумала… — бормочу. — Не хочется мне так пользоваться, может, выкупить тебя?

— Господин Корнель не продаёт рабов, госпожа.

Кто бы сомневался.

— Ладно, сейчас мои приедут, решу, что с вами делать. И одеться не забудь.

Так, основание для Олинки вроде озвучила. Зря я, конечно, в очередной раз порыву поддалась. Ну как можно продолжать работу, глядя им в глаза?!

Дэн, похоже, слегка недоумевает, но всё равно преобладает безразличие и абсолютное послушание. С некоторой опаской начинает натягивать бельё в любимом Олинкином стиле.

Входной коммуникатор передаёт сигнал — Антер с Лайлой приехали. Открываю мысленно, вздыхаю с облегчением. Всё-таки переживаю, когда он сам по Тарину ездит.

Невольно обращаю внимание на разительное отличие. У Антера глаза загораются, недоумение, ревность, море вопросов. Думаю, а удалось ли бы мне Дэна вывести из этого состояния? Элитный раб, с детства… да после Олинки… Сначала нужно понять, как развалить систему. А потом долго, упорно работать с каждым. А ведь их не десяток и не сотня…

— … ммм… госпожа Ямалита? — хрипло произносит Антер.

— Вот, — улыбаюсь, — Олинка попользоваться оставила.

У Лайлы глаза вдруг становятся огромными, начинает пятиться. Антер хватает её за запястье, что-то тихо говорит сквозь зубы. Ничего не понимаю, но ситуацию необходимо брать под контроль.

— За ручки держитесь? — поднимаюсь, интересуюсь грозно. Антер бросает на Лайлу какой-то такой взгляд — внутри всё буквально переворачивается. Колеблется мгновение, отпускает. — Лайла, на кухню, готовишь еду. Дэн, проследи, — надеюсь, друг при друге они побоятся делать лишнего. — Антер, в подвал.