Королева согласна (СИ) - Ардо Маргарита - Страница 47

— Ой-да, ой-да… Ай-лалэ! Ай-айэ!

А она посылала воздушные поцелуи то одному, то другому и, то и дело сметая босыми пятками тарелки и медные чашки, танцевала латину. Кончики её волос подсвечивали голубым и стояли дыбом, а это значило, что магии у неё ещё на полк хватит. Увидев нас, Аня спрыгнула на скамью, потом на землю.

— Оу! Вот и вы! А у нас тут так весело! — закричала она, продолжая притоптывать в такт барабанам. Неугомонная.

Киату скривился, а я шагнула к ней и сказала серьёзно:

— Аня. Мы пришли сказать, что к утру нужно будет собраться. Мы уходим.

Она лишь расхохоталась в ответ:

— И в дороге плясать можно!

Тогда я подалась к ней и незаметно шепнула ей на ухо:

— На пирата дыхни легонько. Очень надо!

Аня подмигнула мне и закружилась вокруг Киату, сложив ладони трубочкой, выдохнула розоватое облачко ему прямо в лицо. Джикарне отшатнулся.

— Проклятая Электра! — Он с ругательствами попытался выкашлять и высморкать то, что вдохнул, но не успел. А потому скоро выпрямился и улыбнулся расслабленно. — Ну ты и стерва, Аня! Ненавижу тебя так, что аж люблю.

Анька и весело хлопнула Киату по руке:

— Это взаимно, пират!

Бородатые ремесленники уже развернулись к нам и требовали продолжения танца:

— Ой-да, ой-да! Ай-лэ! Ай-лалэ!

Распряженные из повозок быки что-то музыкально промычали. Со смехом Анька протянула руку какому-то здоровяку из аквирангских стражников и пошла кружиться с ним, забыв про нас.

— Она это специально, — блаженно выдохнул Киату и стал светел лицом.

— Она такая, — согласилась я.

— Отрублю ей голову, — ласково заявил он, рассматривая собственную саблю.

— Позже.

Я увлекла его за собой к лестнице в гостиницу меж повозок, скамеек и катающихся по траве пустых бочек. Киату пошёл, пошатываясь, и тщетно пытаясь сделать вновь строгое лицо. Выглядело смешно.

— Зато ты расслабился, — проворковала я. — Сейчас заснёшь, а к рассвету будешь, как огурчик.

— Не хочу огурцом, — по-детски признался Киату, совершенно растеряв всю свою суровую натужность. Улыбнулся растерянно. И вдруг сел на пол у стены и заплакал. Я растерялась: не ожидала, что такой громадный, даже с перебором мачо, круче всех тут взятых, умеет плакать. А на фоне всеобщей радости и дурного веселья это было странно. Не додув розовой магии так сказывался, что ли?

— Эй, ты чего? — встала я над ним. Похлопала по плечу. — Нога болит?

— Что нога? — качал головой он. — Нога — ернуда, хоть и отваливается! Сердце болит. Так люблю её! А подойти права не имею! Ни своей мухаркой сделать! Ни обнять! Зато она жива будет. И свободна!

— О ком ты? — осторожно поинтересовалась я.

— Как о ком? О Тасе, конечно! — воскликнул Киату. — Я же черной жемчужиной привязал её, чтобы из нашего мира не убежала. По приказу советника Джоно. Чтобы брата от казни спасти. Купил у колдуна из Тёмных племен самую сильную привязку. Долго его искал. Много монет отдал. А оказалось, Тася умирает от неё. Мне всю жизненную силу отдаёт. И я отдал Чубарру ведьме на острове близ Аквиранги. Чтобы с Таси привязку сняла. Она умеет, я знаю. Даже рабские оковы снимала.

— И она сняла? — заволновалась я.

— Сказала, как. Я сам снял. На себя переставил. — Киату похлопал рукой по груди и показал мне склянку с пауком: — Вот он, страж мой! Сердце выбивает, стоит близко к Тасе подойти. И каждую ночь плетёт дальше свою паутину…

— На ноге? — ужаснулась я.

— Да что там на ноге? — Киату задрал рубаху и приспустил с бедра штанину, и я увидела, что вся его левая половина была покрыта жутким живым тату, плетущимся и шевелящимся на коже.

Я осторожно прикоснулась — тату было колючим.

— Как же ты терпишь это?!

— Зато моя девочка жива, — шморгнул носом и улыбнулся Киату.

Зелёный паук забил лапками изнутри по склянке. Киату раскрыл крышку и выпустил колдовское отродье. У меня даже мурашки по спине побежали, когда я увидела это отвратительное создание вблизи.

— Сейчас добавит, — хмыкнул Киату, — чтоб жизнь мёдом не казалась. Я не сплю почти всё это время. Не даёт, гад. И раздавил бы, но за Тасю боюсь…

Паук действительно выскочил и суетливо забегал по рубахе, будто недовольный тем, что происходит. За его лапками оставали черные следы, будто от порошка для принтера. Но не успел паук коснуться кожи на животе Киату, мини-Чубарра фыркнула, затрепыхав крылышками, и заглотнула насекомое.

— Стой! — закричал Киату.

Но зверушка облизнулась, подлетела обратно к нему на плечо и ткнулась мордочкой в шею. Раскрыла пасть, икнула, клацнул клыками и выплюнув мохнутую половинку панциря, снова довольно завертелась на плече хозяина.

— Э-э… и что теперь? — пробормотал Киату, оторопело глядя на раздавленную зубами лапку своего мучителя.

Нитка на его шее вдруг лопнула, склянка полетеле вниз и упала о камни, разлетевшись на множество мелких кусочков. Это явно что-то значило.

— Может быть, всё? — спросила я.

— Как так? — хлопнул он ресницами. — Разве бывает так просто? А с привязкой что?

— Увидим. Утром или днём. Или вечером. Но что-то будет понятно. Пока не приближайся к Тасе. Просто иди спать.

Киату поднялся, опираясь о белые камни стены, и недоумённо посмотрел на меня:

— Спать?

— Да. — Я улыбнулась на этот раз искренне. — Что-то мне подсказывает, что сегодня ты отдохнёшь, наконец. А завтра, будем надеяться, будет лучше, чем вчера. Очень хочу, чтобы так и было! Ты очень хороший, Киату!

Киату облизнул губы и не очень трезво улыбнулся:

— Выходит, ты друг, Рита?

— Выходит так, — улыбнулась я, сама отчего-то ощущая себя так, будто это было правдой. Будто Киату брат, которого у меня никогда не было, но судьба которого меня всегда волновала… Странно, ведь на меня никто газ любви и радости не выдыхал. Но, может, краем задело? Или флюиды вокруг действуют? Я добавила мягко: — Утро вечера мудренее. Иди, поспи.

— Я тебя уважаю, — обнял меня Киату.

— И я тебя, — задохнулась я от глубокого ощущения респекта. Чертовски здорово уважать кого-то!

Мы стиснули друг друга в дружеских объятиях. Всхлипнули оба. Улыбнулись и расцепили руки. На ступенях Киату чуть не столкнулся с Баззом. Тот ринулся ко мне на всех своих пьяных парах и закричал счастливо:

— Рита! Прекрасная мухарка! Я искал тебя! Красивее тебя нет на свете!

И мне вдруг стало не противно. Хоть и пьяный, зараза, да ещё и шпион, как сам признался недавно, и дживаец. Это же чёртов газ… Аньку нашу замечательную прибем завтра все. Из любви… Но как же приятно, когда тебе говорят, что ты красива, и ты знаешь, что не врут. Не могут.

Базз улыбнулся во все тридцать два зуба. А он красавец! И я поняла, что было в нём что-то притягательное, даже голова закружилась… А если я его поцелую? Всего один раз?…

Тася

Мне снилось, что мы с Киату стоим в длиннющей очереди за билетами на «Звездные войны» в наш новый кинотеатр IMAX, а Чубарра в новом виде порхатого бегемотика летает вокруг и тщетно пытается отобрать билеты у уже купивших. Очередь двигалась медленно, а мы с Киату стояли друг от друга на расстоянии полутора метров и не решались подойти друг ко другу. Но чем ближе было окошечко касс, тем больше сокращалось между нами расстояние. Пусть на сантиметр, но всё же! И вдруг Чубарра села мне на плечо, изрядно притянув к земле тяжестью, и рявкнула скипучим голосом:

— Вставай! Вставай!

Я упала со всего маху лицом в подушку, обнаружила перед глазами грязноватую гостичную наволочку, которую, кажется, я даже пожевала во сне. Охнула и так резко села, что аж голова закружилась. Обернулась и увидела перед собой в предрассветной синеве неизвестную старуху в плетёном кресле напротив. Неожиданная гостья была замшелой в прямом смысле слова — часть её наряда была покрыта мхом и травинками, от неё пахло лавандой и грибами, а коричневая кожа была столь глубоко и щедро прорезана морщинами, что не будь на лице живых, ярко-синих глаз, я б подумала, что смотрю на изделие на эко-выставке из ствола векового дуба.