Королева согласна (СИ) - Ардо Маргарита - Страница 49

— Уходи же!! — рявкнул он. — Это ловушка! Они расставили магические ловушки по окрестным гостиницам, я не мог этого предугадать! И Чубарру забери!

Я нахмурилась и, прислушиваясь к происходящему за пределами комнаты, попыталась проковырять прозрачную оболочку черепком с пола. Ни царапины не осталось.

— Ты оглохла, Тася?! — рыкнул он. — Я кому сказал, вали отсюда!

— Расприказывался тут, — пробурчала я обиженно, уселась на него сверху, поймала Чубарру и, пытаясь как-то вцепиться в Киату, представила Риту. С грохотом упала на неё, слезающую в какой-то овраг. Чубарра, булькнув, шлёпнулась на голову нижестоящему Баззу, который еле смог нас всех удержать. Только Чубарра перекувыркнулась и полетела дальше, как футбольный мяч в ворота сборной Саудовской Аравии. Но над головой Грымовой опомнилась, резко затормозила по воздуху и полетела обратно ко мне, взволнованно курлыкая.

Ясно, Киату унести вместе с кроватью не удалось. Вот блин коромыслом! Я подтянулась и влезла на кочку, с которой спустилась Рита.

— Тася, постой! — крикнула Рита. — Я чувствую опасность!

— Где Киату? — засыпали меня одним вопросом со всех сторон.

— Тамсолдатыонвловушкепытаюсьзабрать, — выпалила я на одном дыхании и, выхватив кинжал из ножен нависшего рядом Маролло Рукохвоста, переместилась обратно. Пребольно шлёпнулась попой о тумбочку. И Чубаррой сверху припечатало. Ну, когда я ровненько перемещаться научусь? Красивенько, как Гуута с Лиоррой? «Никогда» ответил мне то ли внутренний голос, то ли кто-то из них, а может это в желудке от волнения завыло.

Я глянула на Киату. Все мышцы на его теле вновь напряглись и стали выпуклыми: кубики на животе, бицепсы, трицепсы, квадрицепсы и прочие «цепсы», словно он собирался изнутри разломать саркофаг. Увы, не вышло.

— Какого чёрта ты вернулась?! — прошипел Киату и сделал злобное лицо. — Вон отсюда, балда! Мухарка недалёкая! Чего ты лезешь, куда не надо?!

Я сглотнула ком мгновенно пойманной обиды и отвернулась от него. Вот же противный! Гад вредный! Мерзавец! Негодяй! Шовинист! Орёт и обижает меня постоянно… И зачем я… Не понятно! Я отвернулась к ободранной двери, из вредности решив, что не расплачусь и не уйду никуда. Пока не вытащу его, не уйду. А потом попрошу Риту приём показать, чтоб Киату, как Базза — головой об тумбочку за всё сказанное…

За дверным полотном слышались мужские голоса, хлопки и жалобные крики кого-то из постояльцев. Голоса пребывали. Казалась, вся гостиница бурлила. Со двора доносилось то же самое. И постоянно что-то про королеву — чтоб ей барабулькой подавиться! Но времени не было. Я искоса снова глянула на Киату. Красивенный, беспомощный гад! Они же… я не знаю, что они сделают с ним, но вряд ли хорошее! Моё сердце застучало в волнении. В романах про любовь, которые я люблю читать, вечно тело героинь предаёт. С телом у меня всё в порядке, оно хилое и иммунитет плохой, куда там предавать! Чуть в сторону — и грипп. Или редкая африканская инфекция. Но вот сердце… Сейчас я поняла, что оно предало меня нагло и насовсем. Я просто знала, что не могу бросить Киату. Ну никак.

Я обернулась решительно и сказала громким шёпотом:

— Ты негодяй и шовинист, Джикарне, но я тебя не оставлю, понял?! — и пошла на него с кинжалом.

— Лучше сама зарежешь? — рассмеялся невесело он.

— Да. Хоть удоволетворение получу.

— Дурочка.

— Сам дурак.

— Упёртая коза.

— Козёл, — я наклонилась над ним, взгромоздясь на магический саркофаг, который, кажется, заказывали в МосПластике — такой же скользкий. Со стороны выглядело, наверное, совсем неприлично — как совсем уж безопасный секс…

— Притарра глупая, — тише буркнул Киату.

— Эмм… Не знаю, кто это, — призналась я и вспомнила, что возмутило его при нашем знакомстве: — А ты дзес, вот ты кто! Бареф дзес! И вах вообще! Не помню, что именно из армянского тебя взбесило больше. Но ты — оно!

— Ах ты ж…

Я занесла кинжал и стукнула там, где риск попасть по телу был наименьшим — у плеча. Киату поморщился, и ничего не произошло. Мда, МосПластик уже бы раскололся. На совесть замагичили…

Шаги приближались к двери. Послышался мужской бас, произносящий что-то типа:

— Краккозябринг!

И тут американизмы… Вдруг я поняла, что единственное место, которое не закрывал саркофаг, были глаза, нос и губы Киату. Петли двери скрипнули, словно заклинили и накак не хотели раскрываться, но через секунду раскроются. Точно. У меня не было выбора. Чувствуя себя супер-рыцарщей для Спящего красавца, я припала к губам Киату. Он опешил, так как я потеряла всякий стыд, а потом ответил мне…

* * *

В объявшем меня электричестве и волнах безумства, пролетающих по телу и сворачивающихся в бёдрах вихревыми жгутами, я с трудом заставила себя представить Риту. Базза и всех наших. Блаженство и волнение усилилось, но мы не сдвинулись с места. В сказке хрустальный гроб треснул, а в реальности только мой мозг. Врали Пушкин с Андерсоном… В моей голове сверкнула молния, громыхнуло, звякнуло, снова сверкнуло, и я вспомнила, что было между мной и Киату до того, как я всё забыла: поцелуи, признания, летающие рыбки и привязку… А ещё то, что он меня бросил. И что сказал при этом. И как сказал. Как кричал, что просто хотел воспользоваться, но нечем — уж слишком я нелепая… Я отпрянула, взглянув на самого красивого на свете мерзавца. Киату замер, прикрыв веки, в жадном блаженстве приоткрыв рот.

— Ты негодяй… — шепнула я над ним, совершенно ошеломлённая внезапным озарением.

— Да, устал тебе об этом твердить… — также тихо ответил он, отводя горящие чем-то иным глаза. — Уходи уже…

В открывшуюся дверь ворвались вооружённые солдаты, мелькнули полы чёрного плаща, но я даже не взглянула. Мои глаза были прикованы к Киату в саркофаге. К телу, совсем недавно чистому, а теперь нещадно исписанному чернильным тату, вьющемся от локтя по предплечью вверх, от плеча по груди, сползая по животу вниз под штаны, неприлично сползшие на бёдра; виднеющемуся из-под штанины на босой пятке и щиколотке. Слишком зловещим тату, слишком сложным и неизвестно откуда взявшимся. И в долю секунды я отметила две набухшие, будто напившиеся кровью клещи, чёрные жемчужины. Одна на его локте, одна над пяткой. Как была у меня. Я скосила глаза на свою ногу и поняла, что у меня её больше нет. А у Киату есть.

— Ты же освободил меня! — воскликнула я потрясённо.

Киату моргнул, и в ту же секунду я почувствовала похожие на пластик оковы на руках. Практически невидимые, но страшно тяжёлые. И чей-то недобрый бас мне сообщил:

— Именем Королевы вы арестованы. И вы, сударь, тоже.

Рита

Мы оказались на дне глубокого оврага, из которого выходили вниз и в стороны дорожки, когда-то проделанные водой. Сейчас от водопада остались только желтоватые глинистые следы. Вся вода ушла в громадный разлом, при виде которого у меня оборвалось сердце. И вроде бы это была просто пропасть, каких я навидалась немало и в той, и в этой жизни. Но не место ей было здесь, я помню этото овраг — здесь был красивый лес и сад диких сладких ширан, похожих на земные абрикосы, только багрово-алых и крупнее размером. Однажды, когда мы с подругой сбежали из сиротского дома, этот сад кормил нас, пока не поймали стражники. Я хорошо его помню. А теперь его не было — только трещина шириной с Тверскую, с торчащими наружу вывернутыми корнями, слоистой землёй, словно раскрашенной в полоску эксцентричным художником: черное, серое, желтое, рыжее и зелёное, белые прожилки… Но главное, что я почувствовала, встав на самом краю разлома, — холодок по спине. Жутковато было. Выходит, не обо всём врали дживы! Осознание этого факта поразило меня настолько, что я вздрогнула, когда Базз оттаянул меня от края.

— Эй, бесстрашная, не рискуй, будет ещё время рисковать.

Я оглянулась на него, впервые без Аниного «газа» не почувстовав к дживайцу раздражения. Наоборот, в сердце что-то ёкнуло предательски радостно, когда я встретилась взглядом с янтарными глазами Базза. Я прочла в них нелукавую, нелживую заботу. И это было приятно. Наверное, оттого, что я растерялась, а тут оказался рядом не менее сильный, чем я, воин, способный просто подать руку. Затем мой взгляд непроизвольно упал на его губы, и мои собственные закололись от прилива крови. Уверена, у меня губы сейчас горячее, чем после кипятка с заваркой. Не узнаю себя! Тем более, что Базз сам признался под действием «одуряющей искренности», подаренной всем нашей Электрой, что приставлен следить и при надобности докладывать о продвижении экспедиции тайному советнику Джоно. Но была какая-то маленькая часть меня, которой почему-то на это было плевать…