На грани миров (СИ) - Нарейко Оксана - Страница 14

— Ты же мой хороший котик! какой ты молодец! Ты чей?

Васька терся об ее ноги и всячески показывал, что он ничей. Совсем и абсолютно ничей и согласен стать ее.

Кота забрали домой, отмыли и откормили и стали придумывать ему имя. Сначала новые хозяева (Люба и Ваня их звали, муж и жена, любящие друг друга до дрожи. «Ну–ну», подумал кот–скептик, «поживите голубки лет десять вместе, тогда посмотрим, какая у вас любовь!») пошли оригинальным путем и пытались назвать его Рваное Ухо, Спаситель («не богохульствуй, Ванька»), Полхвоста, Наглый Глаз и так далее. Смеялись, как дети, а кот смотрел на них с легким презрением. «Сама родит со дня на день, а ведь девчонка еще совсем, в куклы не наигралась! А он! Кормилец! Худой, очкастый, хилый! Как он ее и котенка, тьфу, дитенка защищать будет?» А хозяева тем временем слегка угомонились и пошли проторенным путем: Мурик, Мурзик, Марсик, Барсик и, наконец…

— Давай назовем его Васькой, — сказал Хозяин. И только это имя сорвалось с губ, как раздался вопль. Орали кот и женщина. Он от радости узнавания своего имени («Васька, я, Васька, спасибо, додумались»), она от жуткой боли, пронзившей ее живот.

— Любушка, что, что такое? — Ванька кинулся к жене.

— Началось. Скорую. — только и смогла сказать Люба.

Ребеночек родился быстро. Крепким и здоровым. Мать тоже отлично себя чувствовала и, вернувшись домой из роддома, она крепко прижала к себе кота и сказала ему, что он приносит удачу и что сына они назвали Василием в надежде, что это имя будет ему оберегом и талисманом. Кот прожил с ними немного, сказались годы скитаний и лишений, все отвешенные пинки и попавшие в кота камни дали о себе знать. Он просил своего кошачьего Ангела Смерти забрать его поскорее, чтобы хозяева не мучились, наблюдая его медленное угасание. Просьбу его удовлетворили.

Ту жизнь он часто вспоминал. Хорошая жизнь была, да и сейчас не хуже, если честно.

И к этой хозяйке (ее тоже Любой звали, кстати) он попал случайно. Маленьким неразумным котенком сбежал он от мамы кошки. Случайно это получилось. Погнался за бабочкой, выскочил на улицу, а там девчонка школьница домой возвращалась. «Ой, котеночек!» завопила и хвать его, принесла домой, а там скандал и ор и мать строго сказала, что никаких кошаков в доме — это, мол, блохи. глисты и всякая зараза и пусть уносит его куда хочет, девчонка и вынесла его на улицу. И бросила. Побегал он, повопил. Страшно, к маме кошке хочется, а дорогу назад не найти, маленький еще. Подобрала его добрая, на вид женщина, сунула в сумку и принесла в дом к Любе.

— Любаш, смотри кого я тебе нашла! Хоть один мужик в доме будет, — и расхохоталась, думая как мило она пошутила. Люба шутку не оценила и сразу котенка в штыки приняла.

— Нет уж, Света, неси его к себе домой, хоть один трезвый мужик у тебя в доме будет.

Обменялись подруженьки комплиментами, называется. Света засопела и обуваться пошла, Люба — девушка добрая была, вообще–то, сразу совесть ее есть стала, побежала она за подружкой, извинилась и пошли они в кухню коньяком дружбу укреплять.

— Я все равно его не оставлю. Забирай к себе. — Люба была настроена решительно, не хотелось ей шерсти и вони в доме.

— Любаш, да у меня их трое! куда еще? Ты посмотри, какой он хорошенький и чистенький.

Котенок, чувствуя, что решается его судьба, распушил куцый хвостишко и гоголем вышагивал по кухне. Долго не получилось вышагивать, играть сильно хотелось, поэтому побежал он исследовать комнаты. Там добра было! И ковры и диваны и покрывала с бахромой и диковинные занавески с бабочками и кистями. Дааа, огромный домище! (так ему, крохе, тогда показалось). Побегал он, побегал, устал, да и полез под диван спать. Что его туда потянуло, он так и не понял, ни тогда ни сейчас. Судьба, наверное. Так вот, залез он в самый угол и там, в темноте, за большим комком пыли, увидел что–то блестящее. Подцепил лапкой, оно покатилось, стало еще интереснее, он выкатил это из–под дивана и погнал в кухню, где на кафельном полу эту штучку катать было сподручнее.

Подружки за это время успели приговорить полбутылки коньяка, окончательно помирились и завели обычные женские разговоры. Обернулись на легкое позвякивание. Маленький серый котенок увлеченно катал по полу золотое кольцо. Люба быстро нагнулась и схватила украшение.

— Где? — пыталась завопить, но горло перехватило от волнения.

— Люб, ты что? — Света увидела, как стремительно то белеет, то краснеет лицо подруги, испугалась и машинально допила свой коньяк. Потом спохватилась, что не ей же плохо, плеснула крепкого лекарства в Любин бокал и заставила ее выпить.

— Где ты это нашел?

Понятное дело, котенок молчал, вернее, он начал намекать, что его пора кормить.

— Любань, а что это?

Люба оттерла пыль с кольца.

— Фамильная драгоценность. Прабабушкино кольцо. Оно приносит удачу, а я его потеряла. так я думала. Где же он его нашел? Я весь дом перерыла.

— Судя по пыли где–то под диваном или кроватью. Убирать надо лучше! — все–таки съязвила подруга. — Теперь кота оставишь?

— Обязательно!

Люба подняла маленького котенка на руки и внимательно посмотрела ему в глаза.

— Я назову тебя Васькой. Хорошее, настоящее кошачье имя.

Так он и остался у нее жить. А все из–за того старинного кольца. Люба почему–то называла его Эльфийским.

Любаша заявилась домой зареванная и мокрая до трусов.

— Что случилось? — мама втащила икающую от плача дочь в квартиру. — Тебя обидели, побили?

Личико у девочки опухло от слез, глаза превратились в щелочки, из глаз и носа хлестали фонтаны и одинокая желтая козюлька висела на локоне, выбившимся из–под шапки. Шубка, колготки, платье — все было мокрое. Мама скорее раздела ребенка, набрала полную ванну горячей воды и сунула туда дитя, отогревать и успокаивать.

— Любашенька, милая, скажи, кто тебя обидел? — Мать быстро осмотрела хрупкое тельце, боясь увидеть страшное. — Любочка, тебе больно? Где?

Ребенок уже почти успокоился, а тут заревел опять.

— Люба, меня сейчас кондрашка хватит, быстро отвечай, что случилось.

Переход от страха и заботы к строгому голосу был настолько неожиданен, что девочка замолчала и даже сопли перестали течь мгновенно, как будто кран закрыли.

— Меня мальчишки снегом намылили и в сугробе вываляли.

— И все? Горе ты луковое, зачем меня так пугаешь? Подумаешь, в снегу вываляли, завтра с девчонками сговоритесь, да снежками их закидаете.

Мама даже засмеялась от облегчения.

— Это еще не все, — мрачно сказала девочка.

Мама побледнела.

— Что еще?

— Я крестик твой потеряла в сугробе. Я искала, искала, но не нашла. — Люба была готова утопиться в ванне, убежать и закрыться в чулане, только бы переждать надвигающийся скандал.

Мать молча вышла из ванной и пошла в комнату за шкатулкой с немудреными драгоценностями. Маленького золотого крестика на тонкой цепочке, подаренного свекровью на свадьбу, не было. Она постояла немного над открытой шкатулкой и подумала, что готова отдать все эти целых три кольца, пару цепочек и сережки, а также все драгоценности мира, лишь бы дочка была жива и здорова и никогда не плакала.

— Зачем ты брала мой крестик? — мать говорила уже строже и внимательно смотрела на съежившуюся в ванной девочку.

— На удачу, — Люба было засобиралась зареветь, но посмотрела на суровую мать и передумала. — У меня контрольная по математике была, а я не выучила, ты же сама говорила, что крестик счастливый. Вот я его и надела. Ты не разрешила бы.

— Во–первых, не разрешила бы, это ты права. Если бы кто увидел, что пионерка пришла в школу с крестом на шее, тебя бы на совет отряда сразу вызвали и была бы у тебя куча неприятностей. Об этом не подумала?

Люба опять начала шмыгать носом. Не подумала, чего уж скрывать.

— Во–вторых, помог тебе крестик?

— Нееет, — Люба не сдержалась и опять зарыдала. Долго рыдать не получилось, наплакалась на несколько месяцев вперед. несколько жалких слезинок покатились по щекам, да еще одна сопля вылезла из носа.