На грани миров (СИ) - Нарейко Оксана - Страница 45

— Сглаз, — диагноз бабки был быстр. — Знахарку надо искать!

— А может быть к врачу? — Нина врачей боялась и уж если она была готова идти к ним, значит дело было совсем худо. Конечно, кому понравится, что вместо того, чтобы свои родные груди подросли хотя бы на размер, третья нахалка лезет неизвестно откуда.

Знахарку бабка не нашла. Нашелся Знахарь. Жил он далеко от города, на заброшенном хуторе, один. Все как полагается. И кот у него был черный и сам он был старый, сморщенный, одетый в лохмотья.

— Чего надо? — встретил он посетительниц неласково, будучи с похмелья злобным и негостеприимным. Но зачем об этом говорить городским дурехам, которые валом валят за помощью.

— Да, вот, у нее, смотрите, — бабка втолкнула Нину в дом и приподняла блузку.

— Ух ты! Сиська! — восхитился Знахарь. — А ну, дай пощупаю. И впрямь, она! — такого он никогда не видел и даже головная боль от необычности болезни прошла. — И чего от меня надо?

— Как чего, батюшка? — бабка аж поперхнулась от удивления. — Сглаз это! Снять надо бы!

— А да, сглаз, ну конечно! — Знахарь посмотрел на бледную Нину, на решительную бабку. — Ты старая вот что, выйди ка во двор, подыши. Тут дело темное, задеть тебя может. Сильная на девчушке ворожба–то! Сейчас травы подбирать буду, да молитвы читать.

Услышав то, что и ожидала, бабка поцеловала и перекрестила Нину и вышла во двор.

— Ты зачем ко мне приперлась, дурочка? — спросил Знахарь девушку уже совсем другим голосом. — Ты понимаешь, что к хирургу тебе надо? Чем я тебе помогу, зачем ты ее слушала, да время теряла?

Нина расплакалась. Все–таки она верила, что страшный дядька пошепчет, поворожит и вернется она домой здоровая, без всяких необъяснимых выпуклостей.

— Не реви! — Знахарь подумал немного и продолжил. — дам я тебе травок, они тебя успокоят немного, бабке скажу, что порча слишком сильная, травки ее снимут, а вот уж опухоль пусть врачи удаляют. А ты, как приедешь, сразу в поликлинику, поняла, голуба?

Нина хотела кивнуть головой, но вдруг все вокруг завертелось, закружилось, бабочки перед глазами замелькали разноцветные и она провалилась в обморок.

— Василий Петрович! Очнитесь! Скорую вызвали?

— Едет уже! Воздуха, воздуха! Окно откройте!

— Как зовут больного? Что случилось?

— Василий Петрович, в обморок упал, на совещании.

— Василий Петрович, голова болит? Такое бывало раньше? Какое сегодня число помните?

Голова у Василия Петровича не так чтобы болела, но мелькали в ней образы и воспоминания абсолютно ему чуждые. Он усилием воли даже термин вспомнил — «конфабуляция — ложное воспоминание». Конфабуляции подсовывали ему картинки старого домишки, деда в тряпье, разноцветных бабочек, ощущение страха и растерянности.

— Нина, сиськи, травки, — пробормотал больной. Весь офис внимательно уставился на покрасневшую зав. кадрами Нину Андреевну и кто–то даже начал припоминать, что на последней попойке начальник как–то на нее по–особенному поглядывал.

— Василий Петрович, мы вас сейчас в больницу отвезем, на обследование, хорошо? — врач скорой, говорящий с больным вдруг стал меняться. Форма превратилась в лохмотья, врач постарел и подурнел и уже другим голосом сказал: «Травки–то для кого я собирал? Еще и искать тебя должен, а, голуба?» Василий Петрович с облегчением провалился во второй обморок.

Очнулась Нина во дворе Знахаря. В руке был крепко зажат мешочек с травами, сама она лежала на носилках и на нее тревожно смотрела бабка и мужчина в форме, да такой красавец, что Нина даже зажмурилась.

— Как вы себя чувствуете? — проворковал врач скорой.

Чувствовала она себя странно, что–то не сделала, а должна была вот обязательно.

— Ведомости на зарплату не подписаны и приказ о тренинге! — вдруг вспомнила она.

Бабка зарыдала в голос. — Деточка моя, ты что, милая? Какая зарплата, ты же стипендию получаешь!

Мысли у Нины путались, перед глазами порхала бабочка диковинной расцветки. — Черные мушки вроде бы перед обмороком должны мельтешить, — успела подумать Нина и потеряла сознание.

Сущность, две души и антропоморфное существо внимательно следили за происходящим на Земле. Сущность не была безответственной или жестокой, она просто хотела знать, действительно ли одна бабочка может изменить ход истории, как утверждали те двое. Тот в черной шляпе, который привел с собой арбитра, все настаивал на том, что бабочка должна быть строго октаринового цвета.

— Нет такого цвета, — ругался второй. Седой, в очках. Он настаивал, что бабочку обязательно должны раздавить ботинком, иначе эксперимент не удастся.

— Как нет, — протестовал тот, в шляпе. — Покажи ему, — он повернулся к своему спутнику — скелету с косой, одетому во все черное. Глаза скелета блеснули яркой синью. — Вот, видишь?

— Вижу, берлинская лазурь это. Нету в нашей Вселенной октарина, в твоей есть, а в этой нет.

Сущность перестала вслушиваться в их разговор. Ей было интересно, как меняются людские судьбы и происходит то, чего происходить не должно было бы и как от этих двоих — Нины и Василия Петровича расходятся волны ненаписанных событий. Сущность знала, что скоро прибежит служба собственной безопасности, пряжа будет распутана, все исправлено (как так получилось, что третья грудь вылезла? Это ж надо было так пряже перекрутиться) и события пойдут по ранее утвержденному плану, Сущности сильно влетит, накажут конечно, запретят с душами общаться. Но не навсегда же? Впереди у нее Вечность и возможность поговорить с любой интересной душой.

Какую должность занимала Сущность, никто не знал, как не знал и то, откуда она вообще взялась и почему ей дозволяется почти все. Она вроде бы должна была присматривать за Мойрами, вместо этого, напившись амброзии, она летала по всем производственным помещениям, щипала работниц за щеки и другие аппетитные места, рассказывала анекдоты так, что пряжа путалась, клубки терялись и людские судьбы менялись самым непостижимым образом. После аферы с бабочкой ей все–таки влетело. Послали ее точить ножницы. Первым делом Сущность умудрилась разбить вечное точильное колесо, а потом, перекурив и напившись все той же амброзии, она выдала неточенные ножницы обратно в цех. Из–за этого десятки тысяч людей, которым уже и пропуск в Чистилище выписали, остались жить под тихие проклятья Мойр, пытавшихся обрезать нити жизней тупым инструментом. И опять все ей сошло бы с рук, если бы не месть двух Купидонов. Им двоим особенно несладко пришлось, исправляя все то, что творилось на Земле из–за одной единственной веселой и разухабистой Сущности.

Похитив на Земле большую бутылку абсента (еще самого настоящего, забористого), Купидончики заскочили в несколько парижских лавок и прихватили образы хрустящего багета только что из печи, камамбера, покрытого замшевой белой шкуркой, до того приятной на ощупь, что и есть его было жалко, образы круассанов и бриошей, образы омлета с трюфелями и образ фуа–гра. Все это они сгрузили на стол в подсобке и позвали Сущность пировать. Налив абсент в граненый стакан (тоже украденный в одной коммуналке в славном городе на Неве), они убедили ничего не подозревающую Сущность в том, что так этот напиток и пьют, а потом, когда она выпив адское пойло задохнулась от крепости и горечи, дали ей занюхать напиток образом сыра и, взяв на слабо, влили в нее всю бутылку.

Гнусно хихикая и перемигиваясь, двое мстителей спихнули храпящую Сущность на Землю. Неведомый покровитель и тут ей помог. Приземлилась она мягко и легко на газон в жилом районе города Бобруйска. Одна из вещей, которым нам надо учиться, а у всяких небожителей она в крови — это выживаемость в любой ситуации, вот Сущность и мимикрировала, превратившись в очаровательного белого котеночка, подванивавшего перегаром.

— Мамочка, смотри какой котеночек! — Юлька быстро побежала по газону, не обращая внимания на цветы и вопли хозяйки огородика, доносившиеся с пятого этажа.