Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник (СИ) - Холод Корин - Страница 44

Ясуо прервался и повторил поход Такеши к раковине.

— Какого демона мы пьём из-под крана, если нам стоит только подать голос, и воду принесут в любом количестве? — негромко спросил Линг, и его товарищи отозвались практически в один голос:

— Привычка.

Когда лёгкий смех, вызванный таким совпадением, отзвучал, Ясуо поудобнее устроился на своей кровати и продолжил.

— Как уже упоминалось ранее, юности свойственна определённая самонадеянность. К возрасту семнадцати лет я, лишившись родни и практически не имея средств к существованию, исключая мой скромный заработок помощника библиотекаря, не мог позволить себе обучаться кэндо так, как считал нужным. Говоря проще, на частного наставника у меня не было денег, а общие секции я высокомерно презирал.

— Кажись, дурь по молодости — наша общая черта, — усмехнулся Такеши, и Ясуо кивнул:

— Полностью согласен. Впрочем, как показало время, моя «дурь» полностью оправдала себя. Не знаю, что послужило тому причиной, наследственность или иные силы, — но к двадцати одному году я впервые попробовал себя на малом открытом турнире одной из школ кэндо и внезапно для самого себя занял первое место.

Переждав удивлённо-одобрительные возгласы, историк продолжил свой рассказ:

— Да, четыре года самообучения по книгам в собственной квартире и самостоятельные тренировки дали результат. Помимо прочего, к тому моменту я закончил академию по вполне понятной специальности и занял место того, кому служил ассистентом, то есть — библиотекаря. Полученный за победу на турнире денежный приз был невелик, кроме того, как я уже упоминал, финансовые взаимоотношения были мне малоинтересны. Пренебрежение общественными институтами также спасло меня и от того, что называется «звёздной болезнью»: мне были безразличны восторги толпы, я попросту не замечал их. Впрочем, по некотором размышлении, я пришёл к логичному выводу, что мои способности могут привлечь ко мне внимание. Этого мне хотелось менее всего, и для следующих турниров, где мне приходилось проверять своё, скажу без лишней скромности, растущее мастерство, я выработал особую тактику. Ничего сверхъестественного в ней не было: я доходил до финала, оценивал свои возможности в бою за первое место и проигрывал поединок. Первое время мне не приходилось прикладывать для этого каких-либо усилий, позже я был вынужден придерживать удар, причём так, чтобы этого никто не заметил. На достижение этого умения мне потребовалось полгода. Второе место, как выяснилось, также являлось объектом достаточно серьёзного интереса, и я научился проигрывать и в последнем бою, спускаясь, таким образом, до третьей позиции на пьедестале. Мне приходилось тщательно отбирать турниры для участия, в которых было возможно поступать подобным образом, и указывать в документах подложное имя и фамилию на случай, если кто-то всё же захочет заработать на моем мастерстве. Я ведь выступал не только на официальных, но и на подпольных турнирах, и не спрашивайте меня, как я нашёл места их проведения. Так или иначе, сей образ жизни я вёл ещё три года. А четыре месяца назад, во время поединка на одном из упомянутых мною «теневых» турниров, я почувствовал на себе взгляд. Сперва я даже не понял, что именно это было, просто в какой-то момент мне пришлось сделать усилие, чтобы не обернуться: я ощутил у себя за спиной вооружённого человека. Впервые я осознал, о чём писалось в древних манускриптах и некоторых современных книгах: то был взгляд истинного воина. Когда бой закончился, я повернулся к источнику этого взгляда и увидел того, кто называет себя Белым Лисом. Не знаю, какой поворот судьбы привёл его тогда в то заведение, но, судя по тому, что он занимал почётное место, он был одним из приглашённых гостей. С того момента и до конца турнира взгляд его глаза преследовал меня, и когда я завершил финальный поединок, как обычно, проиграв, я всей кожей почувствовал: он понял, что я сделал. В тот вечер мокусо[13] не принесла мне покоя. По неизвестной мне причине я впервые взглянул на свою жизнь иначе, чем прежде. Правила и ограничения, установленные мной самим по велению духа, показались мне глупыми и неестественными. Разум мой был в смятении, а сны наполнились отвратительными картинами боя без цели и смысла, только в руках моих был не привычный синай[14], а один из выкованных мною клинков. Кровавые кошмары, противные самой моей сути, преследовали меня по ночам, а днём не давали покоя тягостные раздумья о моей судьбе. Неделю спустя мне предложили возможность ещё одного «выхода», как их называл мой агент, если к этому человеку применимо подобное слово.

— Кривой плешивый китаец, и на левом запястье татуировка — таракан? — неожиданно спросил Такеши, и Ясуо кивнул. — Знаю этого урода. Люй-Рвач. Он с тебя, небось, треть выигрыша брал? Так вот, чтоб ты знал: за такие штуки в их деле цепами бьют. Он, видать, лоха в тебе прочухал, вот и драл шесть шкур с одного зайца. Извини, ежели чего…

— Нет, судя по всему, я был в его понимании именно «лохом», — вежливо улыбнулся Ясуо. — Однако до этого вопроса мы ещё дойдём — я хотел бы получить как можно больше знаний из этой сферы человеческого общения, — но несколько позднее. Сейчас же я вернусь к основной нити повествования. Предложение поименованного Люем показалось мне способом избыть своё внутреннее неустройство. Сознание моё было настолько помрачено к тому моменту, что я практически не отдавал себе отчёта в своих действиях, используя в боях скорее привычку тела, нежели разум. До той самой секунды, пока на площадку передо мной не ступила слишком высокая для моих соотечественников фигура. Я будто очнулся от долгого сна, ибо сражаться с ним так, как я делал до того, было невозможно. Первое наше столкновение осталось за ним, невзирая на всё, чему я был обучен, и это вызвало моё, мягко выражаясь, удивление. Даже в перерывах между боями этот человек не снимал защитной маски, но мне и не требовалось видеть его лицо. Я чувствовал его взгляд, и этого было достаточно. Именно этот взгляд, тот самый, что кинжалом упёрся мне в спину на предыдущем турнире, вырвал меня из мутного водоворота безысходности, в который я проваливался. Я не сдерживал своего мастерства, понимая, с кем встречусь в финальном поединке за первое место, и не обманулся в ожиданиях. Он стоял на площадке, ожидая меня, и я осознал, что это будет «бой одного удара», что мой соперник не позволит мне сделать то, что я проделывал уже многажды, что я должен прийти к чему-то иному, нежели игра в поддавки. И когда наши взгляды встретились, я поклонился ему. В тот день на турнире не было победителей. Его поклон совпал с моим, и мы вместе ушли с площадки, невзирая на разочарованные крики зевак. После этого у нас состоялся долгий разговор, в процессе которого Белый Лис предложил изменить мою судьбу раз и навсегда. Мне оставалось только согласиться с его доводами. Часть которых я к тому моменту осознал сам и уже озвучил, оставшиеся же позвольте мне сохранить в тайне.

Ясуо помолчал, затем сел на кровати и обвёл пристальным взглядом своих товарищей.

— Я рад, что мы поделились своими историями, — негромко произнёс он. — И в них можно заметить как вполне понятные различия, так и определённое сходство, не так ли?

— Нам всем было похрен на свою предыдущую жизнь, но мы начали о чём-то задумываться в последний момент, — подал голос Такеши.

— Нам всем было, по большому счёту, нечего терять, — отозвался Линг.

— Отсюда возникает простой и естественный вопрос, — согласно кивнув, произнёс Ясуо. — Что является подоплёкой нашего появления здесь? И что именно нужно от столь разных людей тому, кто называет себя Белым Лисом?

Вечер давно перешёл в ночь, а Линг всё сидел на бортике, и его воспоминания вкупе с размышлениями медленно переплавлялись в план действий.

«Меня должны были хватиться уже часа два как. И до сих пор не потревожили. А значит, наставник Фил уже нашёл меня, но удалился, ничем не выдав своего присутствия. Следовательно, моё право на одиночество признано, и либо он ждёт моего появления, либо скоро за мной придут. Я испрошу разговора с Белым Лисом. Задам, наконец, тот вопрос, что преследует нас всё время, что мы находимся здесь. И потребую ответа, потому что, какая бы она ни была — это моя жизнь. А значит, я имею право знать, что с ней пытаются сделать!»