Операция «Степной барашек»
(Роман) - Зибе Ганс - Страница 19

В селе тем временем погасили последние огни. Неожиданно Хойслер остановил свой велосипед перед самым носом Ромера, тихо шепнув:

— Проедем лучше через калитку.

Ромер молча выполнил короткое указание. Обер-лейтенант наблюдал за местностью, чтобы ровно в час ночи или немного позднее, на случай если Зайдельбах по какой-либо причине задержится в лаборатории, пробраться к сейфу. Ромер будет страховать его, благо что копии ключей от сейфа служба «МАД» уже изготовила.

— Все ясно? — спросил Хойслер.

— Так точно, — заверил его Ромер. — Вот завтра «спектакль» будет!

— Почему?

— Когда денежный сейф окажется пуст!

— Вы болтаете ерунду! Ведь это всего-навсего генеральная репетиция: нужно же проверить ключи!

— Ох, господи! — прошептал Ромер, который не был посвящен в детали задуманной операции.

Хойслер сказал, что в сейфе чего-то не хватает, но не сказал, чего именно, а Ромер удивился тому, как хорошо был обо всем проинформирован его шеф.

В половине первого ночи лампа с зеленым абажуром в лаборатории Зайдельбаха погасла, а спустя полчаса загорелся свет в спальне Зайдельбаха, увидев который Хойслер вздохнул с облегчением. Обер-лейтенант встретился с Ромером в «зоне внутренней охраны». Оба они еще раз порадовались тому, что Лорхер убедил своего компаньона не держать при охране собак.

Ромер застыл в коридоре, а Хойслер, пользуясь специальным фонариком, свет которого был заметен лишь на расстоянии двух метров, спокойно пошел дальше. Да, собственно говоря, кто мог упрекнуть его в том, что он, как лицо, отвечающее за охрану объекта, находится здесь?

Сейф был несгораемый и гарантирован от взлома. Обер-лейтенант надел перчатки и вставил ключ в замочную скважину. Держа фонарик за ручку зубами, он начал осторожно поворачивать ключ в замке, чувствуя сопротивление. Сейчас все зависело от того, насколько хорошо Ромер снял слепок с ключей и с какой точностью были изготовлены копии.

Ключи сделали свое дело превосходно. Хойслер осторожно повернул рукоятку сейфа и отворил тяжелую дверцу сейфа. Раздался тихий звук, какой обычно бывает, когда открывают стеклянную банку. Однако содержимое сейфа разочаровало его: в нем лежали десятки тетрадей, исписанные бисерным почерком Зайдельбаха, и бумаги, свернутые в трубочки, ящик с патронами времен фашистского вермахта. С неудовольствием Хойслер увидел, что ящик оказался закрыт. Он прислушался: в коридоре раздавались шаги. Выругавшись про себя, он закрыл дверцу сейфа. В комнату вошел Ромер и прошептал:

— Там, за дверью, кто-то есть!

— Может быть, это Ховельман? — высказал предположение Хойслер, направив свет фонарика на лицо Ромера, которое стало зеленым, как у призрака…

Перед рассветом Хойслер вернулся домой и поднялся в мансарду, где спала Гундула. Золотистые лучи солнца, пробиваясь сквозь гардины, освещали комнату. Гундула спала, и ее темные волосы были разбросаны по подушке.

Раздевшись, Хойслер лег рядом. В полусне Гундула прошептала несколько ласковых слов. Запах ее кожи заставил Хойслера невольно вспомнить о цветущей эрике. Из сада раздавались какие-то звуки, а в кухне негромко бренчала посудой тетушка Ховельман.

— Тише, — прошептала, окончательно проснувшись, Гундула, — они уже встали!

Хойслер поцеловал ее и заглянул в темные глаза девушки.

Как только Хойслер удалился, Ромер с еще большей силой налег на педали велосипеда. Ночной инцидент напомнил ему об опасностях его службы, а с тех пор как он поселился у Марты Фенске, он особенно хорошо понял, что у него нет ни малейшего желания совать свою голову в петлю ради интересов майора Вольнофа.

Первую ночь он провел под крышей гостиницы в комнате, обставленной старомодной мебелью, где даже постельное белье пахло цветущим лугом. На следующее утро он принялся ремонтировать замок холодильника, а Марта Фенске звонила механику. Вот тогда-то Ромер и понял, что хотя он и разбирается в тысячах всевозможных вещей, однако по-настоящему ничем заняться не может. Однако на Марту он все же произвел должное впечатление, так как Вильгельм, ее бывший муж, вообще ничего делать не умел. А когда Ромер как-то сказал, что в летний сезон он однажды работал официантом в ресторане на озере, Марта удивилась еще больше.

На следующую ночь разразилась страшная гроза, какой в этих местах не было уже несколько лет. Ослепительные молнии разрезали ночное небо на куски, а гром грохотал такой, что закладывало уши. В доме дрожали жалюзи на окнах, хлопали двери.

От страха Марта оказалась в объятиях Ромера, а когда гроза немного поутихла, она призналась, что еще не любила так ни одного мужчину.

На третий день он узнал, что у Марты в Брауншвейге имелось два дома, которые она сдавала. С тех пор мысль об этих домах никак не выходила у него из головы, тем более что сама Марта оказалась женщиной ласковой и податливой…

Велосипед Ромер поставил в сарай. Пес по кличке Хассо потерся головой об его ногу. Он потрепал собаку по шее и, положив ключ на место, вошел в дом. По настоянию Марты он вел себя здесь как настоящий хозяин. Пройдя на кухню, Ромер съел яичницу с салом и выпил рюмку водки.

Войдя в спальню, он понял, что Марта не спала, а только притворилась спящей.

— Ну что ты за человек, — пробормотала она, когда он лег рядом и прошептал, что у нее шелковая кожа и нежная грудь. А когда он спустя некоторое время перебрался на другую кровать, Марта сказала:

— Прежде чем болтать тебе о двух домах в Брауншвейге, я должна была…

— Какое мне до этого дело, — громко зевая, перебил он ее.

— И все-таки я тебе все расскажу: эти дома принадлежат мне только по документам, так как все деньги за них я отсылаю каждый квартал Нойройтеру в Испанию!

— Нойройтеру?!

— Да, бывшему штурмфюреру СС. Поляки приговорили его к смертной казни!..

— Ах, вот оно что! — Ромер еще раз зевнул.

— Моя мать в свое время работала у него управляющей. Старику сейчас за восемьдесят, а когда он умрет, тогда оба эти дома в Брауншвейге и вилла на море перейдут по завещанию ко мне. Я была там, красота такая, ну прямо как в раю!

— Может быть, он как-нибудь напьется и утонет, — проговорил Ромер и зевнул еще шире, а сам подумал о том, не лучше ли ему было выйти из игры, которую вел Хойслер.

— Ради бога, Пауль, что ты говоришь! — испуганно зашептала Марта. — Такими вещами не шутят!

— Ты, безусловно, права, Марточка: такими вещами действительно не шутят, — серьезным тоном повторил он.

С восемнадцати лет Паульсен являлся доверенным лицом фирмы «Лорхер и Зайдельбах» и потому он лучше других — разумеется, кроме Лорхера — знал обо всех финансовых операциях фирмы. Когда он пришел работать на фирму, она переживала самые трудные времена и занималась исключительно изготовлением пиротехнических изделий. Настоящий скачок вперед фабрика сделала только тогда, когда приступила к выпуску гранат со слезоточивым газом.

С весны прошлого года в обязанности Паульсена входило (поскольку у Лорхера уже не было водительских прав) ежемесячно ездить в земельный банк за день до выплаты зарплаты. «Форд», который вел Паульсен, осторожно объезжал все колдобины, встречающиеся на пути: он не хотел рисковать машиной.

На переднем сиденье рядом с ним лежал портфель, в котором было двенадцать тысяч марок для выплаты зарплаты рабочим. Паульсен внимательно следил за дорогой и почему-то никак не мог отделаться от мысли, что на него могут напасть и ограбить. Если бы такое произошло, то Паульсен вел бы себя так, как советовал хозяин: не разыгрывать из себя героя, а послушно выполнить требования налетчиков, ведь похищенную сумму фирме возместила бы страховая компания.

Паульсеи ехал, с наслаждением вдыхая свежий воздух, и вдруг не поверил собственным глазам: справа от дороги он увидел цветущий куст вереска. Он сильно нажал на тормоз, и «форд» застыл как вкопанный. Доверенное лицо фирмы воровато огляделся и, выйдя из машины, осторожно сорвал несколько цветущих веточек вереска. Радостный, он вскочил в машину и поехал дальше.