Польский крест советской контрразведки
(Польская линия в работе ВЧК-НКВД 1918-1938) - Зданович Александр Александрович - Страница 42

Следующий, 1927-й, год вошел в историческую литературу под знаковым определением «года военной опасности». Как известно, именно в этом году Великобритания разорвала дипломатические отношения с СССР, были совершены налеты на некоторые наши дипломатические и торговые представительства, резко осложнилась ситуация в Китае, где генерал Ц. Чан Кайши совершил государственный переворот и установил в стране диктаторский режим[371]. По позициям СССР в Китае был нанесен серьезный удар. На фоне этих резонансных международных событий внутри страны обстановка также накалилась — развернулась ожесточенная борьба в ВКП(б) с Л. Троцким и его сторонниками. Среди последних было немало разного уровня командиров Красной армии, что не могло не сказываться на надежности войск и их готовности защищать страну, которой руководила группа приверженцев политики, проводившейся И. Сталиным. Не лишним будет упомянуть и о выступлении 26 декабря 1926 г. на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) начальника Штаба РККА М.Н. Тухачевского. Вот цитата из его речи: «Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы»[372]. С учетом изложенного я склоняюсь к точке зрения тех историков, которые считают, что военная угроза существовала. Наверное, не было другого периода в истории нашей страны в 1920-1930-х гг., когда противники СССР не задумались бы о нападении.

Нельзя полностью согласиться с утверждениями специалиста по истории международных отношений Л. Нежинского, который отрицает существование военной опасности в 1927 г. и в последующие два-три года. В обоснование своей позиции он заявляет об отсутствии планов нападения на нашу страну Германии, Великобритании, Франции, Италии, США, Японии и стран Прибалтики. Мол, до сего времени никто из отечественных и зарубежных историков и разведчиков не обнаружил наличие таких планов[373]. Думается, что Л. Нежинский не делает различия между такими понятиями, как «опасность» и «угроза» и между «угроза реальная» и «угроза потенциальная». В теории безопасности все это уже давно разработано. Конечно, нельзя ставить знак равенства между складывавшейся тогда обстановкой и ее интерпретацией в целях агитации и пропаганды (как внутри страны, так и за ее пределами). Вероятно, последнее и кладет автор в основу своих утверждений. А что касается отсутствия планов агрессии против СССР, то могу в этом усомниться, поскольку интересующимся известна архивная политика, к примеру, британских властей. Из личного общения с известным историком английских спецслужб Эндрю Куком мне известно, что ему не дали возможность ознакомиться со всеми материалами дела агента СИС Сиднея Рейли за 1917–1924 гг. Или напомню о закрытости архивных материалов о перелете в Англию Р. Гесса. Варианты планов действий британского Генерального штаба или имеющие отношение к этому документы МИД мы вряд ли увидим в ближайшие годы.

Но вернемся к 1927-му и нескольким последующим годам. Кроме тех событий, о которых я уже упомянул, прямую связь с исследуемой темой имеет целая череда террористических актов против наших дипломатов за рубежом, иностранных дипломатов в Москве и другие подобные акции. Начнем, естественно, с убийства советского полпреда в Польше П. Войкова 7 июня 1927 г, С самого начала расследования произошедшего до советской стороны было доведено, что польские власти не имеют к этому теракту никакого отношения. Совершил его сын белогвардейца Б. Коверда, мстя за участие нашего посла в 1918 г. в убийстве царской семьи. Внешне версия выглядела правдоподобно. Однако резидентура ИНО ОГПУ в Польше через свою агентуру добыла важную (по крайней мере для дальнейших дипломатических шагов) информацию. Отбирая документы для сборника о русской военной эмиграции, я и другие составители 6-го тома обратили внимание на некоторые материалы, представленные архивом СВР России. Они относились к лету 1927 г. и содержали сведения, связанные с убийством П. Войкова.

В сводках ИНО ОГПУ отмечалось, что террорист прибыл в Варшаву из Вильно, где существовало несколько устойчивых групп бывших белогвардейцев. Польские власти относились к ним достаточно лояльно, якобы не вникая в суть их деятельности. Источники берлинской резидентуры советской разведки подтвердили эту информацию и уточнили принадлежность Коверды к одной из групп — Патриотическому (русскому) национальному союзу. Оказалось, что этим союзом руководит объект разработки резидентуры ИНО бывший есаул М. Яковлев, зарекомендовавший себя в «белых» кругах многочисленными жестокими убийствами красноармейцев и коммунистов в годы Гражданской и советско-польской войн. Мало того, он, как было точно установлено, являлся агентом польской разведки задолго до 1927 г.[374] Варшавская резидентура уточнила, что возглавляемая Яковлевым организация финансируется из Парижа и издает газету «Новая Россия». Средства для газеты дает и 2-й отдел польского Генерального штаба. В разговорах Яковлев говорил о наступлении нового этапа борьбы с большевиками, а именно этапа индивидуального террора. Была выяснена и связь организации Яковлева с делом некоего П. Трайковича, пытавшегося 2 сентября завладеть почтой советского посольства, но убитого при нападении советским дипломатическим курьером. Все это наводило на мысль о некой причастности польской разведки к террористическим актам.

Однако по политическим соображениям информацию ИНО ОГПУ использовать не стали. По предложению наркома по иностранным делам Г. Чичерина члены Политбюро постановили разрешить ему «выдать Патеку (послу Польши в СССР. — А.З.) письменное заявление о ликвидации дела Коверды под условием сохранения этого заявления втайне впредь до проведения польским правительством мероприятий против белогвардейцев»[375]. Но, как явствует из сводки ИНО ОГПУ, перехватившего письмо генерала В. Горлова к бывшему послу России М. Гирсу, обыски у русских белогвардейцев были сделаны поверхностные и только для создания у публики видимости реакции на совершенные преступные акты[376]. Такое поведение польских властей некоторым образом вдохновляло других русских эмигрантов-монархистов на продолжение серии террористических актов. Уже 4 мая 1928 г. сын бывшего «белого» офицера Ю. Войцеховский — глава Объединения русской молодежи в Варшаве — совершил покушение на советского торгового представителя А. Лизарева и сумел ранить его. Террориста арестовали, и суд назначил ему наказание 10 лет тюрьмы. Руководство советского дипломатического ведомства выразило удовлетворение таким решением, и далее вопрос о русских эмигрантах в Польше уже не ставился с такой остротой, как ранее.

Но политическое руководство СССР в закрытом порядке приняло некоторые ответные на совершенные теракты меры. Так, еще на заседании Политбюро 27 октября 1927 г. были рассмотрены вопросы комиссии по политическим делам, и принято решение о необходимости быстрейшего рассмотрения в судебном порядке дела Квятковского и срочной подготовке процесса над Т. Скальским. О первом мне, к сожалению, не удалось найти данных, а Скальский обвинялся в шпионаже в пользу Польши[377]. Можно предположить, что и Квятковский — тоже, поскольку комиссия по политическим делам рассматривала только следственные материалы о шпионаже и контрреволюции.

ОГПУ активизировало работу по польским делам на Украине и в Белоруссии. Центральный аппарат тоже не остался в стороне. И некоторые результаты его работы можно проследить по двум судебным процессам, о которых с разрешения высших партийных инстанций было сообщено в прессе. Первый — дело Л. Любарского и др. Предыстория его такова. Иностранный и Контрразведывательный отделы ОГПУ после убийства П. Войкова завели несколько разработок на членов русской молодежной монархической организации в Польше и на их связи в нашей стране. Было известно, что руководители зарубежных организаций пропагандировали метод индивидуального террора в борьбе с большевистской властью в обстановке, когда Англия разорвала дипломатические и торговые отношения с СССР и обстановка резко накалилась. Но Польша, как сообщалось в польской и советской прессе, находилась на этапе длительных переговоров о заключении пакта о ненападении со своим восточным соседом, и договор мог быть подписан в ближайшие годы. Понятно, что на переговорный процесс оказывал влияние и фактор открытой работы в стране враждебных советскому государству организаций, связанных с эмигрантскими центрами в Париже и Берлине. Улучшение отношений между СССР и Польшей не могло бы не сказаться на обстановке вокруг русских в Варшаве и других городах. Поэтому, чтобы затормозить переговоры, а лучше и сорвать их, руководители организаций нацеливали отдельных своих членов на совершение громких акций как в Польше, так и непосредственно в СССР. В моем распоряжении нет данных, прямо указывающих на поддержку польской разведкой этих действий. Однако надо иметь в виду, что тогда польскому руководству скорее был выгоден лишь процесс ведения переговоров, а не достижение их результатов. Возможно, именно такую информацию предоставлял Иностранный отдел ОГПУ высшим советским инстанциям. По крайней мере, 12 августа 1928 г. внешняя разведка направила И. Сталину, А. Рыкову, Г. Чичерину, К. Ворошилову и руководителям ОГПУ специальную сводку «Подготовка Польши к войне»[378]. На этом фоне чекисты и действовали.