Нежность в хрустальных туфельках (СИ) - Субботина Айя - Страница 38

Мы лежим на полу еще несколько долгих минут: восстанавливаем дыхание, нежно целуемся, чувствуем друг друга влажной кожей. Мне кажется, что теперь эта квартира навсегда пропахнет нами, и в этом есть что-то странно приятное. Как будто в будущем, что бы не случилось, на земле точно будет хотя бы одно место, запомнившее нас таких, как сейчас: жадных друг до друга, открытых, откровенных и решительных.

Потом Даня поднимается, знакомым уже жестом подтягивает джинсы до талии, в одно движение берет меня на руки и несет в душ. Откручивает вентиль и медленно раздевает, а потом заносит прямо под воду. Я задыхаюсь от того, он все еще в джинсах, а вся моя одежда сейчас — мурашки по телу и капли воды россыпью. Но Ленский прижимает меня к теплому пластику, снова целует и я, теперь уже не стесняясь, стаскиваю с него одежду. На этот раз — всю.

А когда примерно через полчаса мы все-таки добираемся до постели, и я совершенно выбилась из сил, Даня доказывает, что и это — совсем не предел моего организма.

Когда он, наконец, засыпает, скручиваясь вокруг меня, словно оберег, я контролирую собственное дыхание, чтобы вслушиваться в каждый удар его сердца. Завтра будет новый день и новые заботы. Завтра я снова уйду с работы своей мечты, потому что лучше уволиться самой, чем уходить с позором и осуждающим шепотом в спину. Вряд ли родители Дани передумают меня линчевать: для них я просто «недостойная женщина, загубившая будущее их сыну». И я изо всех сил стараюсь не думать о том, что когда-нибудь, возможно, настанет день, когда и Даня подумает об упущенных из-за меня возможностях.

Утром я успеваю приготовить завтрак, оставить на столе листок с примерным списком всего, что нам нужно купить к Новому году и под чертой пишу: «Дописывай остальное. Люблю. Твоя Колючка».

Целую его в щеку и убегаю на работу до того, как он проснется.

Между первым и третьим уроком у меня окно. И хоть я настраивалась все утро, в кабинет к директору иду в дрожащими коленями и полной головой самых скверных мыслей. Это глупо с моей стороны, но Игорь был добр ко мне, когда я рассказала о тяжелом разводе, и я собираюсь рассказать ему о причине своего ухода и почему будет лучше не задерживать меня до момента, пока не найдется замена.

Игорь как раз разговаривает по телефону, и когда я захожу, взглядом указывает на диван, предлагая мне сесть. Судя по всему, у него рабочие вопросы, потому что он довольно взвинчен и через пару минут разговора нервно сдергивает галстук. Начинаю подозревать неладное, и поглядываю в сторону двери, но он зажимает ладонью микрофон телефона и коротко бросает:

— Нет, останьтесь.

Похоже, моя попытка сохранить все в тайне только что с треском провалилась.

Еще через минуту Игорь, наконец, кладет трубку, цедит сквозь зубы что-то нецензурное и поворачивается в мою сторону. Смотрит не с осуждением, но я все равно не могу заставить себя перевести дух.

— Пойдемте подышим свежим воздухом.

Я соглашаюсь, и мы выходим на задний двор школы через спортзал. Там Игорь достает сигареты, закуривает и с минуту просто молча курит.

— Речь шла обо мне? — рискую нарушить тишину и мне кажется, что он с облегчением вздыхает, потому что не пришлось первому начинать неудобный разговор.

— Что за история с совращением несовершеннолетнего, Варя?

В стенах школы мы — на «вы», но после разговоров о личном, как-то незаметно перешли на «ты».

— Ему есть восемнадцать и было восемнадцать, когда у нас… завязались отношения, — не собираюсь юлить я. В конце концов, это из-за меня у Игоря теперь полный рот проблем.

В двух словах рассказываю о Дане, опуская подробности. Игорь слушает и изредка качает головой. Потом, когда мне больше нечего прибавить, он потирает лоб и говорит:

— Мне все это преподнесли несколько иначе.

Хочу сказать, что совсем не удивлена, но снова вспоминаю о материнской любви и не могу найти в своем сердце осуждения поступка Даниных родителей. Еще не известно какой матерью стану я сама.

— Я собиралась уволиться «по собственному», — говорю с горькой улыбкой. Теперь-то это вряд ли светит, раз уж мне был обещан «волчий билет».

— Меня бесит человеческая узколобость, — вздыхает и потирает переносицу.

— Но ты все равно ничего не можешь сделать. — Эти слова висят между нами, как Дамоклов меч. — Не волнуйся, я не пропаду.

На самом деле, я уже обдумала примерный план действий. Например, с репетиторством. Не самый лучший вариант, но вполне подойдет на первое время, а потом можно пойти на какие-то курсы, получить дополнительную профессию. А пока у меня есть что-то вроде приработка — пишу ленивым студентам курсовые к предстоящей сессии.

Я бы сказала, что все эти трудности — справедливая плата за наши с Даней отношения. Никто не говорил, что будет легко, и с первого дня, как он снова появился в моей жизни, я знала, что рано или поздно ее придется заплатить.

Игорь разрешает мне уволиться «по собственному» и даже в этом он сильно рискует, хоть делает вид, что контролирует ситуацию.

После обеда я уже дома. Нахожу на столе список, куда Даниным неаккуратным почерком вписаны штук двадцать наименований, и огромными буквами в самом низу приписка: «Буду около шести, дождись меня и не смей идти по магазинам одна!»

К половине шестого я уже готова: на плите теплый ужин, в доме чистота, на сайте с вакансиями размещена заявка со всеми моими данными. В последний момент вспоминаю, что за всей суматохой забыла пополнить счет в телефоне и выбегаю до банкомата — он совсем рядом, в магазине через дорогу.

Поворачиваюсь, перебегаю на другую сторону улицы — и слышу голос, от которого по позвоночнику растекается жидкий лед.

— Ну привет, сука.

Он меня все-таки нашел.

Мне приходится приложить все усилия, чтобы не убежать несмотря ни на что. До закрытой территории дома совсем недалеко, но муж как будто чувствует мое настроение — выходит вперед, загораживая дорогу.

От него воняет дешевым спиртным, под глазами пролегли круги, и он заметно похудел. Щеки впали, так что выглядит очень тяжело больным. И побрит криво, явно трясущейся рукой. Я моргаю, чтобы еще раз убедиться, что этот мужчина — действительно мой бывший муж (мы еще не развелись, но после побега я называю его только так). Он такой… совершенно никакой. Как будто все это время у меня, как у лошади, на глазах висели шоры, и я смотрела только в одну, разрешенную сторону. И все равно видела там только призрак человека, собственную придуманную фантазию.

А еще я непроизвольно улыбаюсь, потому что после Дани бывший выглядит просто щуплым потрепанным коротышкой.

— Уйди с дороги, — стараясь выдержать ровный тон, говорю я, почти наверняка знаю, что он грубо высмеет мою просьбу.

Бывший делает шаг в мою сторону, ухмыляется и сипло грозит:

— Только пикни, тварь, и я тебя на куски порву.

Мне все так же страшно, как и раньше, хоть сейчас мы на улице, и я могу закричать, и позвать на помощь. Хотя это даже не страх — это просто воспоминания о том, как запросто он может меня ударить, и сделать это быстро, спокойно, как натасканный не оставлять следов от побоев человек. Как-то даже хвастался за столом, что его парни научили на случай, если вдруг жен наставит рога.

Но проходит пара секунд — и я вспоминаю, что уже прошло достаточно времени с момента моего побега, и я больше не принадлежу ему, даже если формально мы до сих пор жены. Теперь у меня другая жизнь, другой мужчина и другой стержень внутри позвоночника, который этому ублюдку ни за что не согнуть и тем более — не сломать.

— Тонешь меня хоть пальцем — и я тебя засажу, — говорю максимально четко и спокойно.

Бывший — лучше язык себе откушу, чем хотя бы в мыслях снова назову его по имени — делает удивленное лицо, явно насмехаясь над моими попытками дать отпор. Понятно, что в повседневной жизни никто не может сказать ему «нет», вот только я уже давно не его «повседневная жизнь». И заявление в суде хорошее тому подтверждение.