Выбор и перемены (ЛП) - Беланджер К. Л. - Страница 18

Бо был более чем доволен просто слушать.

— По ночам, — продолжал он, — мне нравится подниматься сюда и смотреть на звёзды. Здесь, в городе, они не такие яркие, но мне всё равно нравится на них смотреть. Я знаю, что некоторые люди от этого чувствуют себя маленькими и незначительными. Они видят всё пространство вокруг и думают: «Я просто крохотная крупинка пыли, которая парит в большом космосе, ничего особенного. В одну минуту здесь, а в другую исчезну». Если так думать, это отчасти депрессивно.

— Ты тоже это чувствуешь? Депрессию?

— Наверное, в каком-то смысле, но ещё от этого я чувствую себя хорошо. Будто есть большая вселенная, и я могу быть её частью, даже если я просто крохотная крупинка пыли. Мне нравится знать, что я часть чего-то большего, чем я сам и мои собственные проблемы. Видна перспектива, — он повернул голову, чтобы они оказались лицом к лицу. — Думаю, даже когда моя жизнь превращается в хлам, это всё равно мелочи по сравнению с тем, что происходит там, верно? Так зачем истерить из-за того, что, в конце концов, не такое уж большое дело?

— Я не знаю, — пробормотал Бо, но опять же, он не столько думал о том, что Эрик говорит, сколько думал о самом Эрике.

Бо так дорожил им. Он был таким мудрым и сильным, и всё же его мягкость трогала сердце Бо в таких местах, о которых он даже не знал. Всё в нём желало быть ближе к этому парню.

Почти по собственной воле, рука Бо поднялась, и он ребром указательного пальца провёл по щеке Эрика.

— Я никогда раньше не знал таких, как ты.

Эрик очень мягко положил пальцы на руку Бо и оттолкнул его ладонь.

— Все так говорят, — поддразнил он. — Знаю, наверное, это просто вежливый способ сказать: «Ты настоящий чудак, Стивенс», но я ценю сентиментальность.

Эрик снова повернулся лицом к городу, и двое мужчин сидели на крыше несколько долгих мгновений, прежде чем Бо набрался смелости произнести:

— Можно кое-что у тебя спросить?

— Разве ты не достаточно наслушался за день?

Когда Бо не ответил, Эрик вздохнул.

— Конечно. Спрашивай.

— Помнишь, когда ты раньше говорил о тех парнях в школе? О «неопределившихся бисексуалах»?

— Ага.

Бо пришлось сделать глубокий вздох для поддержки, прежде чем он смог спросить:

— Думаешь, я сейчас с тобой поэтому? В смысле не прямо в эту минуту. Я имею в виду в целом. Думаешь, я провожу с тобой время потому, что не уверен в своей ориентации, или потому, что мне интересно, каково быть с парнем?

— Я не знаю. А ты думаешь, что поэтому проводишь со мной время?

Бо знал, что такой вопрос — это психологический приём, перебрасывание вопроса тому, кто его задал, но он всё равно ответил.

— Иногда, наверное. Не то чтобы я не был уверен в своей ориентации до знакомства с тобой. До тех пор я был на сто процентов убеждён, что натурал. Теперь я не так уверен. В плане... как меня может так влечь к тебе, если я полный натурал?

— Я не знаю. Но могу представить, как мысли об этом могут привести тебя к неуверенности в себе.

Бо не думал, что «неуверенность» именно то слово. Скорее «потрясён до глубины души», но на данный момент «неуверенность» подойдёт.

— Но вот что забавно, — продолжил Бо, — осознание того, что меня так может привлекать парень, не вызвало у меня мысли о том, каково было бы быть с парнем, или, по крайней мере, не просто с любым парнем. Мне интересно, каково было бы быть с тобой. Но я не знаю, одно ли это и то же.

— Это не одно и то же, — сказал ему Эрик, удивляя его. Он не особо ожидал получить ответ на свой вопрос. — Ты проводишь со мной время не для того, чтобы выяснить свою ориентацию, а потому, что я тебе нравлюсь и ты наслаждаешься моей компанией. Как и я наслаждаюсь твоей. Сексуальное влечение это просто сторонняя проблема. Большая, но всё равно сторонняя, — Эрик поднял одно колено и положил на него руку. — На самом деле, если ты хочешь поговорить о восхищении людьми, наверное, я должен сказать, что восхищаюсь тобой за то, что ты не развернулся и не сбежал, когда понял, что тебя влечёт ко мне.

— Я пытался, помнишь? — сухо произнёс Бо. — Вышло не так уж хорошо.

— Могло бы получиться. Даже после того, как мы провели ту ночь в кафе. Ты мог бы сказать, что это всё из-за пива — или из-за того, что я использовал свои гейские хитрости, чтобы тебя соблазнить — позвонил бы мне, чтобы попрощаться, как обещал, и выбросил бы мой номер в мусорку. Вместо этого ты решил продолжать со мной видеться и посмотреть, к чему это приведёт. Это не любопытство, Бо. Это смелость.

— Если ты знаешь, что это не просто любопытство, то почему не разрешаешь мне тебя поцеловать?

Подняв другое колено, Эрик сел и обвил ноги руками, закрываясь, как черепаха, в которую тыкнули палкой. Но теперь, когда Бо наконец набрался смелости завести этот разговор, он не собирался сдаваться, пока не получит необходимые ответы.

— Я знаю, что ты знаешь, что я хочу этого, — сказал Бо. — Я знаю, что ты знаешь, что я сделал бы это внизу, если бы ты меня не оттолкнул. И снова, только что. Ты знал, что я хотел тебя поцеловать, но оттолкнул меня. Почему? Ты не хочешь меня целовать?

— Конечно хочу. Хочу так, как никогда ничего не хотел за всю свою жизнь.

— Тогда почему не поцелуешь? — когда Эрик не ответил, Бо надавил. — Это из-за правила «никогда не влюбляться в натуралов»?

Эрик рассмеялся, но в этом было мало веселья.

— Ну... было бы, если бы у меня была хоть капля мозгов. К несчастью, я начинаю думать, что когда дело касается такого, я самый глупый парень в городе.

— Почему так?

— Ну, без обид, но у меня не совсем большой опыт в этой области. Видишь ли... у меня есть очень плохая привычка влюбляться в неправильных парней, — Эрик повернулся, чтобы посмотреть прямо на Бо. — Мне уже слишком поздно избегать влюблённости в тебя, Бо. Я уже влюбился. Ещё как!

— И ты боишься, что я разобью тебе сердце.

Это был не вопрос, но Эрик всё равно ответил.

— Я знаю, что ты разобьёшь мне сердце. Так или иначе. Я знал, что к этому идёт, и сделал свой выбор. Я сдерживался не поэтому.

Бо наклонился вперёд и тоже обхватил свои ноги руками, неосознанно повторяя позу Эрика.

— Тогда почему ты сдерживался?

Эрик повернул голову и ждал, пока Бо сделает то же самое, чтобы они были лицом к лицу.

— Потому что я могу справиться с разбитым сердцем, когда до этого дойдёт, и могу справиться с отсутствием чего-то большего, чем дружба с тобой, если придётся. С чем я не могу справиться, так это с тем, что разделю с тобой нечто большее — даже если это просто поцелуй — а затем ты однажды утром проснёшься и пожалеешь о том, что это сделал. Возможно, тебе это может показаться трусостью, но я честно не знаю, смогу ли пережить осознание того, что ты где-то там, и единственное, что ты почувствовал при мысли обо мне, это сожаление из-за того, что вообще со мной связался.

— Исправь меня, если я ошибаюсь, — сказал Бо, — но я довольно уверен, что уже с тобой связался.

— Ты прав. Связался. Но на данный момент это дружба. Мы друзья, которых влечёт друг к другу, конечно, но всё равно друзья. И хоть мы никогда не говорили об этом, я готов поспорить, что у тебя и раньше была такая дружба. С девушками, с которыми ты хотел бы большего, но никогда ничего не было, и ты выжил, верно?

Несмотря на желание иного, Бо пришлось признать, что в словах Эрика был смысл. У него была такая дружба. Много таких. Но всё же...

— Я хочу больше этого.

— Я тоже хочу, — признался Эрик. — Но желать и иметь — это две разные вещи. И если мы поддадимся этому влечению, которое чувствуем друг к другу, думаю, мы с тобой оба знаем, что на поцелуях это не прекратится.

Бо почувствовал, как у него внутри всё содрогнулось.

— Что заставляет тебя это говорить?

— О, брось, Бо, — проворчал Эрик. — Мы не можем даже обняться на прощание без того, чтобы не возбудиться. Чёрт, у меня сейчас стояк, а мы всего лишь говорим о поцелуях, и если только ты не носишь молоток в кармане, я могу сказать, что ты чувствуешь то же самое.