Выбери любимый жанр

Единая теория всего. Том 1. Горизонт событий - Образцов Константин - Страница 7


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

7

Я подошел ближе, осторожно ступая по превратившемуся в хлам зажиточному быту, и не без труда прочел надпись на этикетке:

– Соурвоисиер.

– Господи, Адамов, ты дикарь. Это Курвуазье, чтоб ты знал. Покойник понимал толк в хорошем коньяке.

– И к чему это его привело? – риторически парировал я. – Наверное, теперь моя очередь спрашивать, есть ли версии?

Леночка многозначительно приподняла бровь и загадочно усмехнулась.

– Побудешь здесь еще полчаса? Я первичное описание закончу, можем потом сходить покурить.

– Договорились. Погуляю тут пока.

Стрелки часов показывали начало шестого, и делать все равно было нечего. Во дворе Шамранский выгуливал повеселевшего Цезаря, который на радостях навалил огромную кучу на газончик в центре двора. Я нашел Пукконена из второго отдела и перекинулся с ним парой слов; познакомился с суровой царственной дамой в черном – Ядвига Ильинична, вдова генерала внутренних войск Расторгуева, – «того самого», добавила она многозначительно, хотя мне эта фамилия ни о чем не сказала; переговорил со Львом Львовичем, главным инженером «Турбостроителя», в характеристические черты которого, кроме серой пижамы, очков и плешивости добавился густой дух доброкачественного перегара; заглянул к соседям напротив: молодая пара, Сережа – учится на восточном, длинный, тощий, со впалой грудью, выпирающим кадыком, весь какой-то костистый, как гриф; и Маша – косящий взор, крутые бедра, полные губы и челка.

Хронологическая картина происшествия складывалась довольно четкая.

Примерно в четыре утра соседи Рубинчика проснулись от шума. Ни криков, ни громкой музыки, ничего такого, что обычно нарушает священный ночной покой граждан – просто какой-то топот и словно бы звуки передвигаемой мебели, которые очень скоро превратились в раскатистый грохот. Некоторое время соседи деликатно терпели, злобно таращась в темноту и возмущаясь вполголоса, но, когда к шуму добавились звуки бьющегося стекла, а потом что-то тяжеловесно грянулось так, что с потолка на нос Ядвиги Ильиничны посыпалась штукатурка, она не выдержала и поднялась к соседу.

– Я к людям очень терпелива и скандальных сцен не люблю. Да и Боря, что про него ни говори, мог приходить поздно, ночами не спать, но никогда себе безобразий в доме не позволял. А сегодня у него будто черти отплясывали! У меня даже Пополь проснулся и завыл от испуга, бедняжка, а он спит очень крепко. Вот я и пошла.

Дверь в квартиру Рубинчика была приоткрыта, и этот факт несколько обескуражил Ядвигу Ильиничну. Она остановилась в неуверенности, не решаясь на активные действия в одиночку, но через пару минут к ней присоединился Лев Львович с пятого этажа – грохот пронял даже его, а потом из соседней двери выглянули Сережа и Маша. В конце концов поднялся и Матвей Архипович со второго – почтенный усатый муж в белой рубашке, которого я встретил на лестнице. К тому времени из квартиры доносились уже совершенно кошмарные звуки.

– Это было какое-то светопреставление! Все гремело так, что стены тряслись! И вот что странно – больше ничего. Понимаете? Ни голосов, ни воплей. Просто на фоне мертвенной тишины какое-то остервенелое громыхание. А еще запах: такой, электрический, как бывает во время грозы.

– Нет, если бы крики какие-то или на помощь кто-то звал – то да, мы бы все. Как один. – Лев Львович старался дышать в сторону, виновато пряча глаза.

– Я сразу про ограбление вспомнил, – признался Сережа. – Бориса же ограбили, дней десять назад, Вы в курсе? Ну вот и подумал, вдруг злодеи вернулись и ищут что-то.

– На самом деле был еще один звук, противный, – вспомнила Маша. – Писк, как бывает, когда телевизор не выключили, у меня от такого уши закладывает.

– Лично я ничего никогда не боялась и не боюсь, – решительно сообщила Ядвига Ильинична. – Но один в поле не воин, а нас было мало. Сейчас многие на дачах, Терешенки у себя во Мшинской, Хотимские под Зеленогорск укатили. Лев Львович, кстати, тоже жену с котом и сына отправил на дачу, а сам взял отпуск и пьянствует. Отдыхает, с позволения сказать. Не с ним же идти в бой. Да и не с Сережей. Вы его видели? Неосторожным взглядом можно убить.

В итоге, когда Ядвига Ильинична все же набралась отваги и толкнула дверь, из квартиры донесся звон стекла, треск рам, а потом во дворе кто-то закричал.

– Это Коминтерн Леонидович был, из второй парадной, профессор медицинского, – рассказал Сережа. – Он часто выходит курить по двор спозаранку, вот и увидел…

Соседи гурьбой кинулись вниз, оставив у открытой двери квартиры только Льва Львовича.

– Я покараулить оставался, мало ли что, – пояснил он.

– Лёва, знаете ли, трусоват, – с легким презрением прокомментировала Ядвига Ильинична. – Мы все на улицу побежали, а он отстал. Якобы посторожить. Тоже мне сторож.

Лев Львович, впрочем, недолго выдержал одиночество и тоже спустился вниз, встретив несущегося через три ступеньки Сережу, который бежал к себе в квартиру вызвать милицию и «Скорую помощь».

Дальше все толклись во дворе, ахая вокруг распростертого Бори. Коминтерн Леонидович отважно кинулся к пострадавшему, пытаясь оказать ему помощь, но в итоге лишь растормошил тело, изгваздался кровью, после чего провозгласил «Мертв!», вызвав Машины крики и исполненный достоинства обморок Ядвиги Ильиничны. Скоро во двор выбрались почти все обитатели дома: опасливо любопытствовали, качали головами, переговаривались и ждали милицию. Пренебрегли этим общим собранием только Марфа Игнатьевна с первого этажа, которой не так давно сравнялось девяносто пять лет и которая предпочитала наблюдать жизнь из окна квартиры, и Серафима, дама полусвета из мансарды, не отягощенная определенными занятиями, а в то утро и избытком одежды: в длинном перламутровом неглиже стояла она на маленьком своем балконе и сонно щурилась на переполох.

– Между прочим, дочь самого Лепешинского, – скорбно сообщила Ядвига Ильинична. – Ныне единственный позор нашего дома. Раньше еще был вот Боря… Ну, а что вы так смотрите? Жулик, прохвост, болтался ночами неведомо где, машину свою ставил не в гараже, а прямо во дворе, как бродяга, – вот этот агрегат цвета детской неожиданности, видели? Я, кстати, вашим коллегам неоднократно сигнализировала, не скрою. И была бы не против, чтобы его посадили. Но такого конца, конечно, никто ему не желал.

Через полчаса я снова вышел во двор. Тело уже увезли, отправив туда, где ему предстоит пройти последний допрос с пристрастием, отвечая на вопросы, задаваемые при помощи хирургической пилы и ланцета судебного патологоанатома. Уехал и Шамранский с Цезарем. Костя Золотухин укатил на своей новенькой травянисто-зеленой «тройке». У высоких ворот оставались только микроавтобус РАФ криминалистической лаборатории, патрульный автомобиль и пара машин сотрудников второго отдела, которые разошлись вслед за гражданами по квартирам, заканчивая процедуру опроса. Постовой мыкался у входа в двор, сдвинув на затылок фуражку и меряя шагами, как цапля, расстояние от столба до столба. Я уселся на лавочку напротив «шестерки» Рубинчика и закурил. Через окна мне были видны белые мохнатые чехлы на сидениях, разноцветная оплетка руля и фигурка полуголой русалки под лобовым стеклом – богатый советский тюнинг. Из парадной вышла Леночка, махнула мне рукой, сунула сигарету в зубы, подошла и уселась рядом.

– Любуешься? – кивнула она на машину.

– Все, что осталось от человека, – отозвался я. – Кроме хлама в квартире. Ни семьи, ни детей. Даже похоронить будет некому.

Лена пожала плечами и ничего не ответила. Мы помолчали.

– Ну что, сравним наблюдения? – предложила она. – Начнешь первый?

– В спальне и на кухне почти нет следов крови, только на холодильнике вмятины, похоже, от ударов кулаками. И разрушения минимальны, в отличие от гостиной.

– Точно! Смотри, что получается. Рубинчик спокойно сидит себе дома, выпивает в ночи, думает о своем. Потом встает, идет в холл и открывает входную дверь. Предположим, что к нему кто-то пришел, причем визитеры настроены были, скажем так, недружественно. Он это сразу же понимает, бежит в спальню – она как раз напротив входа в квартиру. То, что я увидела в спальне, можно теоретически назвать следами борьбы, хотя и диковатыми: уверена, что, например, дверцы платяного шкафа проломлены чьей-то спиной, зеркало на трюмо просто опрокинули в схватке. На кровать обратил внимание?

7
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело