Зауряд-врач (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 25

– Пусть так. Но где он, а где зауряд-врач?

– Вы плохо знаете евреев, – улыбнулся Миша. – Это русской знати вы не интересны. Она ценит богатство и положение в обществе. Евреи смотрят иначе. Врач у них уважаемый человек, а вы еще сумели отличиться. К тому же родственник королей.

– Откуда знаешь? – удивился я.

– Из Бархатной книги. Нашел ее в библиотеке. Мне интересно, с кем я сотрудничаю.

М-да. Не один я роюсь в этих развалах.

– Аристократов в России вагон.

– Не скажите! – покрутил головой Миша. – Они, таки, есть, но не все подходят. Богатые Лизу не возьмут, она для них безродная жидовка. Остаются бедные из разорившихся. На первый взгляд выбор есть, но если внимательно посмотреть… Разоряются бездельники, которые проматывают отцовское наследство. Карты, вино, женщины… За такого Поляков дочь не отдаст. Бездельник и приданое промотает, и жизнь дочке испортит. Мы, евреи, любим детей, Поляков в этом отношении не исключение. Он желает Лизе счастья. А теперь давайте смотреть, – Миша вытянул ладонь с растопыренными пальцами. – Вы аристократ древнего рода, – он загнул мизинец. – У вас нет родственников, которые захотят денег Полякова, – последовал безымянный палец. – Свое наследство вы не прокутили, а потратили на образование. В глазах такого человека, как Поляков, это мудрый поступок, что опять-таки говорит в вашу пользу, – он загнул средний палец. – У вас нет предубеждения насчет евреев, и я тому пример. Чтобы русский аристократ угощал какого-то жида… – он дернул плечом и загнул указательный палец. – И, главное, вы нравитесь мадмуазель Поляковой. Это видно из ее письма.

Он сжал кулак и победно потряс его перед моим лицом. Еще один энтузиаст! Перед командировкой в Сирию мы выпивали с другом – тем самым любителем пострелять. И он на полном серьезе предложил мне стать президентом России.

– Путин пошел на последний срок, – объяснил, махнув вилкой. – К тому же он старый, пенсию заслужил, – друг ухмыльнулся. Для него, бывшего офицера, пенсионная реформа была не актуальна, но свое отношение к ней он скрывал. – Ты подходишь идеально. Не старый, умный и заслуженный. Врач и к тому же офицер. Все конфликты прошел, начиная с девяностых.

– Жора! – сказал я. – Я понимаю, что мы хорошо сидим, и пришло время поговорить о политике. Но я мозги пока не отпил. Какой из меня президент? Кто меня туда пустит?

– Ты не прав! – замотал головой Жора. – Мы сможем. Организуем предвыборную кампанию. У меня есть деньги, да друзья помогут. Надоели эти рожи! Пусть придет нормальный человек, который будет думать о людях, а не о кремлевских блядях. Взять закон об оружии. Почему любой негр в Америке может пойти и купить ствол, а нам это запрещено? Чем мы хуже?

– Почему не сам? – перевел стрелки я. – Ты званием старше и орденов полная грудь.

– Нет, Игорь! – покачал он головой. – У меня харизмы не достает. У тебя ее море. Помню, как лечился у вас. Больные замирали, когда ты в палату входил, хотя были выше званием. Медсестры и врачи тебе в рот смотрят.

– Я не начальник.

– Потому что сам не захотел. Для тебя важно оперировать. Пора это прекращать. Хирургов и без тебя хватит. Стране нужен порядочный руководитель…

Жора развивал эту мысль, и мне не удалось сбить его с темы. Хорошо, что мы сидели вдвоем. Послушать со стороны – клиника. Военный пенсионер предлагает другому почти пенсионеру стать президентом России. Да еще так, будто пост у него в кармане. Убедить Жору не получилось, и я улетел в Сирию кандидатом в президенты – в глазах Жоры, конечно. До предвыборной кампании дело не дошло – помешали игиловцы. И вот еще энтузиаст нарисовался.

– Что ж, – сказал я. – Отец согласен, невеста – тоже. Осталось уговорить жениха.

Миша глянул на меня с изумлением.

– Не хотите жениться на Поляковой?

– Вообще ни на ком. Идет война.

– Почему не позаботиться о будущем?

– А оно у меня есть? Не сегодня-завтра в лазарет может прилететь снаряд, или германцы прорвутся. Один раз их удалось отбить, но кто поручится за второй? Я чудом выжил после операции. Какая свадьба, Михаил Александрович? Забудем о Поляковой! Выпьем водки, закусим этой чудной колбасой и поблагодарим Бога, который даровал нам этот счастливый день. Потому что второго может не случиться.

Я прокашлялся и запел:

– Призрачно все в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь…[2]

Гениальные слова! Прежде я этого не понимал. Жил так, будто впереди вечность. Мина боевиков убедила меня в обратном. Наша жизнь – миг, а мы мотыльки, которые вывелись из куколок, и порхают в воздухе, не понимая, что грядет закат, и они осыплются на землю, как фантики от конфет. Что может планировать человек, если он смертен внезапно, как говорил один литературный герой? И был прав.

В глазах Миши отразилось разочарование. Я только что растоптал его светлую мечту. Аристократ женится на Поляковой и получит доступ к баблу. Купит клинику, и возьмет Мишу к себе. Дантист из местечка переберется в большой город. А чем заплатит за это аристократ, Мише все равно. Не понимает, что Лиза выросла в богатой семье, потому избалована и капризна. Выносить мозг мужу будет по малейшему пустяку, напоминая, как его облагодетельствовали. Мы это проходили. Мой бывший тесть был генералом…

– Но вы, все же, навестите Поляковых.

Миша изо всех цеплялся за мечту. Киваю. Зачем огорчать хорошего человека?

– Если не прогонят.

– Вас? – Миша прижимает руки к груди. – О чем вы, Валериан Витольдович?! Вас все любят: врачи, сестры, раненые. Даже Кульчицкий благоволит. Вот дал выпить и закусить, – Миша указывает на стол. – Мне даже бесполезно просить. Николай Карлович к вам, как к сыну. А я? Кому нужен бедный еврей?

Глаза у него влажнеют. Началось. Наполняю чарки.

– Хочу выпить за вас, Михаил Александрович! За вашу светлую голову и золотые руки настоящего врача. За то, чтоб мы пережили эту войну, и вернулись домой.

Миша улыбается и берет чарку. Глаза подсохли. Человеку нужно, чтоб его хвалили. А вернуться – это хорошо. Мише есть к кому, у него мать и сестры. Это у меня никого.

– Будем!..

– Таким образом, применение стента при операциях на разорванных сосудах может спасти раненого. Разумеется, если помощь не запоздает. Но стенты можно применять и в других целях. Например, при аневризме сосудов, или их засорении отложениями. Сегодня такие операции не проводят. Но о них позже…

Смотрю в зал – он полон. Пришли даже репортеры. Им-то что нужно? Скольжу взглядом по лицам. Седина, аккуратные бородки, мундиры… Заслуженные военные врачи с большой практикой. Я для них мальчишка. В устремленных на меня взглядах читается недоверие.

– Я взял на себя смелость сделать несколько образцов стентов. Они изготовлены из платины. Этот металл не отторгается человеческим организмом.

Отхожу от кафедры и передаю коробочку Бурденко, который сидит в переднем ряду. Либезон сделал стенты. После чего отполировал и поместил в гнезда бархатной коробочки.

– Зачем? – удивился я.

– Должно быть красиво, – улыбнулся он. – Я же ювелир.

Стенты привлекают взгляд. Вытянутая сеточка из платины с ромбовидными отверстиями. Концы проволочек закруглены. Труд огромный. При этом Исаак Моисеевич ограничился авансом.

– Хочу внести вклад в науку, – объяснил мне. – Пусть все знают, что первые стенты в мире сделал старый Либензон. Не забудьте сообщить об этом в докладе.

Сообщу, конечно, не жалко. Коробочка пошла по рукам. Некоторые из врачей достают стенты и внимательно рассматривают. Надеюсь, я их заинтересовал.

– Методика операций представляется такой…

Разворачиваю и вешаю перед кафедрой плакат с рисунками. Его склеили из листов бумаги. Рисовал я, сестры милосердия раскрашивали гуашью. Главной трудностью было эту гуашь отыскать. С трудом, но нашли. Сестры постарались – рисунки яркие и доходчивые. Не типографский оттиск, конечно, но для этого времени замечательно. Беру указку и начинаю показ. В задних рядах приподнимаются – плохо видно.