След менестреля (СИ) - Астахов Андрей Львович - Страница 1

Пролог

…Мне трудно вспомнить все в подробностях, но я попробую.

Это была ночь Бури. Той самой бури, которая сопровождала мое бегство из Станфорда. Святая Инквизиция разыскивала меня, и я бежал из родного города в страхе, в неведомое, спасая свою жизнь. Буря застигла меня по дороге в Дувр: ветер сбивал меня с ног, громы гремели над головой, как обличения Господа, молнии сверкали, словно меч палача, который ждал меня. Потом начался ливень. Дорога превратилась в море грязи, и я побежал лугами, стремясь найти хоть какое-то убежище. Так я оказался на берегу моря, хотя, как помнилось мне, бежал совсем в другую сторону.

Я смотрел на грохочущие у берега волны и чувствовал темный ужас. Сердце мое болело. Мне казалось, что все силы ада спущены с поводка в эту ночь. Воющий ветер сбивал меня с ног, соленые брызги с моря стыли на моем лице. Жуткое чувство безысходности владело мной. Берег моря был границей, за которую я не мог бежать, а позади меня была погоня. Я знал, чем все это кончится — церковный трибунал отлучит меня от церкви, а потом меня ждет казнь. Все это казалось мне ужасно несправедливым. Что я такого сделал? Я всего лишь сочинял песни, которые пел людям. Песни о том прекрасном мире, который я видел. Мире, где нет угнетения и войн, где люди свободны, где земля родит богатые урожаи, где искусства и науки не служат средством наживы, а приносят радость всем без исключения. Церковь сочла мои песни ересью, и вот я объявлен вне закона, на дверях церквей во всем графстве Кент висят прокламации о моем розыске, и если меня найдут…

О, об этом я даже не хотел думать. Я жалел, что когда-то принял решение покинуть Долину эльфов, волшебный Элодриан. Я совершил ошибку, за которую теперь придется расплатиться самой дорогой ценой…

Призрак появился на берегу внезапно, в тот самый момент, когда буря, казалось, ненадолго стихла. Возник из ночного мрака и двинулся прямо ко мне. Странно, но это не вызвало у меня страха. От призрака не исходил ужасный потусторонний холод, который сопровождает появление таких сущностей. Он был не ужасен, а печален. Его лицо было темным и скорбным, а глаза горели как звезды.

— Де Клерк! — сказал он, подойдя ближе. — Я искал тебя, де Клерк!

— Кто ты? — Я невольно отступил от привидения, прижав ладони к груди, точно боялся, что этот темный гость из загробного мира вытащит мое сердце.

— Я тот, кто был до тебя.

— Ты говоришь загадками. У тебя есть имя?

— Когда-то меня звали Томасом. Сейчас мое имя — Дух.

— Боже всемогущий! Я знаю, кто ты. Ты тот шотландский бард из дома Лермонтов, который заставил самого короля Александра плакать и смеяться. Ты был великим бардом.

— Я нес великое бремя, подобное твоему, мой друг. Нам выпала схожая судьба — мы оба увидели мир, который смертному не положено видеть. Я удостоился милости самой королевы сидов и стал ее возлюбленным. Но это не сделало меня счастливым. Увидев совершенство и красоту мира сидов, я еще больше возненавидел уродство и жестокость мира людей.

— Почему это случилось с нами, Томас?

— Я не знаю. Так распорядилась судьба, и роптать бессмысленно. Ты ищешь спасения от преследующего тебя Духа разрушения, я знаю. В такие минуты человек слаб и падает духом. Я хочу помочь тебе, ибо сам прошел через подобные искушения. Ты должен сделать выбор, Вильям.

— Какой выбор?

— Слушай свою душу, и ты поймешь…

Я не успел ответить барду — все вокруг меня завертелось, берег моря исчез, и я обнаружил вдруг, что стою под серым шотландским небом, затянутым морозными тучами, вокруг меня бескрайняя торфяная пустошь. В клочьях тумана прямо передо мной угадывались торчащие из земли каменные пальцы, древний языческий кромлех, камни которого были испещрены зловещими рунами.

— Иди вперед! — сказал мне Голос ниоткуда.

Я вошел в круг камней и сразу услышал музыку. Печальную и прекрасную песню, в которой перекликались флейта и фидель. Туманная пелена вокруг меня сгустилась в сияющую стену, и в ней, как в волшебном зеркале, я увидел картину, которая заставила мое сердце сжаться от боли и счастья. Я увидел мой старый дом, очаг, в котором горело яркое пламя. Мой давно покойный отец, молодой и красивый, сидел за столом и мастерил игрушку из куска дерева — это была игрушка для меня. У очага моя мать качала люльку и пела песню, которую я буду помнить всегда:

В горле моем закипели рыдания, взгляд заволокло слезами, сердце сжалось — столько тихого счастья, столько безмятежности и добра было в этой тихой картине, что я, несчастный, гонимый, измученный выпавшими на мою долю страданиями, одинокий и преданный всеми, особенно остро ощутил свое нынешнее несчастье. Ноги мои ослабли, подломились, я упал на колени, протянул к видению руки — и все исчезло.

Я еще не успел опомниться от увиденного, но тут новое видение посетило меня. Я узрел королевский двор Лондона, самого короля, восседающего на троне и окруженного придворными — и себя, разодетого в шелка и дама, с унизанными перстнями пальцами, с покупной арабской лютней из дорогого дерева. И я пел королю свою балладу, посвященную его подвигам. Я пел королю о том, как победоносное войско государя разбило рати изменника, французского короля, как склонилась смиренная Франция перед величием короля Эдуарда. И я видел, что суровое лицо старого короля светлеет, а глаза его полны удовольствия.

Но увидел я тут, что за троном, на котором восседал король, появились языки пламени и столбы черного дыма. В звуки лютни вплелись удары колокола и человеческие вопли, топот лошадей и звон оружия. Я увидел кровавое поле недавней битвы, заваленное изрубленными телами, и мародеры обдирали с мертвецов пропитанную кровью одежду. Я увидел большую яму, у края которой английские лучники резали глотки пленным французам, а еще трепещущие тела их сбрасывали в эту яму, и мертвые глядели в небо полными слез глазами. Я увидел сожженные деревни, на пепелищах которых волки и одичавшие собаки обьедались человечиной. Я узрел, как над обезлюдевшими поветами, над заброшенными полями, неслись в небе четыре призрачных всадника, имя которым — Война, Чума, Голод и Смерть. И в песню, которую я пел королю, вплелись их восклицания. Они кричали: «Так хочет Король! Слава королю Англии!» Песня моя встала комом в горле, руки ослабели, и я не мог продолжать. А король Эдуард подался на троне вперед, глянул на меня сурово и сказал:

— Ну что ты, Вильям де Клерк? Пой дальше! Я велю — пой!

Вновь все исчезло, и вновь я обнаружил, что стою в кругу рунных камней на торфяной пустоши — там же, где и был ранее. И снова сердце мое оледенил гиблый ужас, ибо из тумана и мрака появились двенадцать черных зверей, подобных гигантским псам в кованых стальных ошейниках, и взяли меня в смертельное кольцо. Я видел их кровавые глаза, горящие во тьме, ощущал их смрадное дыхание. Псы разевали пасти, показывая мне свои клыки, и я почти ощущал, как впиваются эти клыки в мою плоть, раздирая ее.

— Эти псы — твои страхи, Вильям! — сказал мне уже знакомый голос. — Подчини их себе, или покорись им, и они разорвут тебя на части.

— Я боюсь! — простонал я, пряча лицо в ладонях.

— Почему? — спросил Голос. — Ты же читал книги Азарра. Ты помнишь, что там написано: «Страшит только неведомое. То, что мы познали, страшит нас меньше». Чего ты боишься, де Клерк?

— Я боюсь своего будущего, — признался я.

— Тогда взгляни, что ждет тебя впереди…

Я поднял лицо и увидел, что страшных зверей больше нет рядом со мной, и я стою на огромном лугу, усыпанном великолепными цветами — таких цветов нет на земле, ибо красота их превосходила всякое воображение. Будто ветер обдал мое лицо, и удивительное существо явилось моему взору. Крошечная и прекрасная женщина с крыльями бабочки села на цветок у моих ног и тихо засмеялась.