Ксавьер Колд (ЛП) - Валентайн Мишель - Страница 15

— Будь уверена в этом. — Он улыбается в ответ, совершенно смущенный тем, что я помню о его обещании быть моим персональным телохранителем от всех опасностей Детройта.

Мой взгляд переходит на ссадину над его глазом, кровь на ней уже стала сворачиваться.

— Надо войти в дом, чтобы я посмотрела что у тебя с глазом. Делать перевязки как ты, я, может, и не умею, но с пластырем управляюсь прекрасно.

Он усмехается, должно быть, припоминая тот момент, когда он приводил в порядок мое колено в кафе.

— Хочется взглянуть на твои навыки.

— Тогда пойдем. Нетти передала тебе еду. — Я делаю шаг к дому, но останавливаюсь, замечая, что Ксавьер все еще стоит на том же месте.

Он откидывает длинные волосы с лица, разглядывая дом перед ним.

— Я боюсь сегодняшней ночи.

Ему больше ничего не нужно добавлять, чтобы я поняла, речь идет о его ночных кошмарах.

Я беру его за руку, после чего он медленно переводит взгляд на меня. Я вглядываюсь в голубые озера его глаз и говорю:

— Говорят, первый шаг самый сложный, и я могу подтвердить это. Я боялась покинуть дом, хотя и ненавидела властный характер отца. Принять решение оказалось легко, но сделать шаг к трапу самолета было не просто. Я не жалею о своем поступке, решение оказалось правильным, оно привело меня к тебе. Понимаешь ты это или нет, но в том самолете ты помог мне пройти через труднейший день в моей жизни. Ты был добр ко мне. Оберегал меня. Теперь позволь мне быть рядом. Если почувствуешь, что для тебя это все слишком, просто положись на меня, пожалуйста, как я полагалась на тебя.

Ксавьер тяжело сглатывает, берет мое лицо в ладони и целует меня.

— Я постараюсь, но это место будит все самое худшее во мне, и я не хочу случайно обрушить свой гнев на тебя.

— Ты не сделаешь так, — шепчу я. — Я тебе доверяю.

Он прислоняется лбом к моему лбу.

— Ты и представить не можешь, Анна, как сильно я хочу быть хорошим парнем для тебя, ты этого заслуживаешь. Не надо было тебе приезжать в это чертово гетто вместе со мной.

Мои ладони оказываются на его щеках.

— Мне все равно где жить, пока мы живем там вместе.

Он закрывает глаза, но ничего больше не говорит. Я не давлю. Если я что и узнала о Ксавьере, так это то, что приказывать ему и настаивать на своем не стоит. Он сам разберется, когда и что сделать.

Мы стоим так еще какое-то время, пока Ксавьер не издает тяжелый вздох.

— Нам, наверное, стоит войти внутрь и посмотреть, где там можно лечь спать.

Он берет меня за руку и ведет к заднему крыльцу.

Я наклоняю голову.

— Я думала, мы будем спать в твоей старой комнате.

Мускулы Ксавьера под кожей напрягаются.

— Мы не можем этого сделать.

— О, — разочарованно отвечаю я.

Я надеялась увидеть комнату, где Ксавьер проводил время, будучи маленьким мальчиком.

— Ты, по крайне мере, покажешь мне свою спальню?

— И этого тоже не случится.

Я хмурюсь.

— Почему нет? Ты не хочешь, чтобы я ее увидела?

Он отворяет дверь.

— Не в этом дело, Анна.

— Тогда… я не понимаю. — Я совсем сбита с толку.

— У меня никогда не было комнаты. Не у всех детей есть свои спальни, Анна. Мне не досталось семьи, которую бы волновала моя жизнь. За счастье считалось быть покормленным. Моя бабушка не считала, что я заслужил вещи вроде игрушек и кровати.

Мое сердце сжимается, и, клянусь, словно разбивается на части. Знаю, он может посчитать, что я перехожу черту, до которой он хотел бы отвечать на вопросы о семье, но в голове крутится вопрос, и он мне не даст покоя, если я не спрошу:

— А что насчет твоей матери? Разве она не…

— Анна… — он произносит мое имя, вкладывая в него ответ.

— Прости. Эта тема не обсуждается, ты уже много раз повторял, но я хочу лучше понять тебя. Я хочу узнать о твоем прошлом.

— Херовое у меня прошлое. Ты это знаешь. Ты сама видела, как оно на меня влияет, так что должна понимать, почему я не хочу о нем говорить. — Он открывает дверь и смотрит в дом. — Мы можем сейчас не говорить на эту тему? Вспоминать все и быть здесь — уже слишком для меня.

— Прости. Мне не стоило давить, я постараюсь перестать так делать.

Он вздыхает и поворачивается ко мне.

— Хотел бы я говорить о своем прошлом с легкостью. Но в нем столько демонов, а ты слишком чиста, чтобы впутывать тебя в это. Я не хочу, чтобы Господь посмотрел на меня сверху и был огорчен тем, что я запятнал одного из его ангелов своей темнотой.

Я хмурюсь.

— Но я не ангел.

— Для меня — ангел. — Ксавьер протягивает мне руку, — пойдем, красавица. Найдем место для сна.

Он входит внутрь и зажигает свет в кухне. Шкафчики выглядят старыми, в центре маленькой комнаты стоит зеленый стол на металлических ножках. Как и в гостиной, все стулья накрыты полиэтиленом. Мы подходим к столу, я оставляю на нем еду, и мы идем в гостиную, единственную комнату в этом доме, которую я видела.

Дальше Ксавьер ведет меня в сторону лестницы, и мы поднимаемся наверх. Я касаюсь пальцами деревянных панелей на стенах. Здесь ничуть не просторнее, чем внизу. Лестница заканчивается тремя дверями, и все они закрыты.

Ксавьер указывает на дверь прямо напротив лестницы.

— Это ванная. Всего одна в доме. Дверь справа — это бывшая комната моей матери, другая дверь — комната бабушки. — Он поворачивается ко мне. — Единственное, о чем я тебя попрошу — это не входить в комнату бабушки. Я никогда не был там, и это та дверь, которую я бы никогда не хотел открывать.

Я удивленно смотрю на дверь и замечаю висячий замок.

— Поэтому она заперта на ключ?

Ксавьер кивает.

— Она сама его туда повесила. Не хотела, чтобы кто-либо входил в комнату.

— Ты не интересовался, почему она ее запирает?

— Нет, — однозначно отвечает он. — Мне никогда не приходило в голову поинтересоваться. Меня пугали последствия. Все и так было не слишком гладко. Я не хотел сам навлекать беды на свою голову.

Я тяжело сглатываю.

— Похоже, она была ужасным человеком.

— Ага. Но если ты спросишь о ней кого-либо из соседей, они будут воспевать ее, как будто она хренова Мать Тереза.

— Очевидно, они плохо ее знали.

Он кивает.

— Ты все правильно поняла. Она играла свою роль на публике, в своей церкви, но внутри этого дома она не была милой пожилой леди. Ее настоящая сущность высвобождалась здесь, и никто, кроме меня, не мог этого видеть.

Слезы жгут мои глаза, и я не могу перестать плакать. Я хлюпаю носом, и это привлекает внимание Ксавьера. Он замечает выражение моего лица, и уголки его губ опускаются вниз.

Он проводит указательным пальцем по моей щеке, а затем поднимает мое лицо вверх и смотрит на меня сверху вниз.

— Меня просто убивает, когда расстраиваешься. Ты же знаешь, что я этого не переношу.

— Вещи, через которые ты прошел… Не могу… Мне это разбивает сердце. — Становится трудно говорить.

— Не надо, — шепчет он с едва слышной хрипотцой в голосе. — Не плачь из-за меня. Я этого не стою.

— Стоишь, — умудряюсь пискнуть я между всхлипами. — Ты один из самых лучших людей, что я знаю.

Он зажмуривается, словно мои слова ранят его плоть.

— Нет, Анна. Я совершал ужасные поступки.

— Говорю же тебе, неважно. Я люблю тебя таким, каким ты стал. И для меня не имеет значения твое прошлое. Я люблю тебя, Ксавьер.

Без разрешения или предупреждения, он страстно целует меня. Жар охватывает каждый дюйм моего тела, когда я прижимаюсь к его скульптурной груди. Я цепляюсь за его футболку, когда он рывком прижимает меня к стене. Его пальцы прокладывают путь под мою кофту, и я чувствую, как дрожь бежит по позвоночнику. Прямо под обтягивающими джинсами его член становится тверже и прижимается к моему животу, мы полностью поглощены друг другом. Его язык исследует мой рот, я настолько на взводе, что перед глазами двоится. Между ног все ноет, и я знаю, облегчение настанет только когда он окажется внутри меня.

— Господи, Анна, как же ты хороша на вкус, — бормочет Ксавьер, ведя ладонью по моему бедру. Затем он притягивает мою ногу себе на бедро.