Девочки-лунатики (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 55

В квартиру они ввалились, не отрываясь друг от друга и, кажется, даже дверь не заперли. Наташа все возилась с тугой пуговицей его новых джинсов, сломала ноготь, а он, задрав на ней майку, облапал грудь, а потом, опустившись ниже, стал жадно облизывать соски, втягивая их в рот. Наташа постанывала, задыхалась и даже если бы в тот момент в квартиру ворвались Мишины родители, ОМОН и сорок разбойников, она бы не подумала остановиться, и только кричала бы: «Давай, люби меня, и пусть всё катится к дьяволу!» Рухнув на ковер, она вскрикивала от каждого его проникновения, думая, что и он растворяется в нахлынувшей страсти. Потом он откатился в сторону и пошлепал в ванную, бросив ее на полу, как старую тряпку. Наташа пошла за ним, но Миша закрылся в душевой кабинке и там, усевшись на пол и подтянув колени к подбородку, сидел под струями воды с отрешенным и злым лицом.

Остаток ночи они провели в постели, отвернувшись друг от друга. Наташа не спала и, судя по дыханию, Миша тоже не спал, но делал вид. Понимание той вспышки, что происходила между ними еще недавно, Наташе пришло не сразу, а сообразив, она уткнулась лицом в подушку и беззвучно зарыдала.

Какая, к чертям страсть? Ему просто было страшно, как и ей.

Она проворочалась в постели почти всю ночь, засыпала и просыпалась, и даже во сне не смогла преодолеть невидимую преграду между собой и Мишей, и когда утром проснулась от странного шума, обнаружила, что они лежат, отодвинувшись друг от друга, словно чужие.

А раньше спали в обнимку, сплетаясь руками и ногами. Миша вообще имел привычку класть на нее свои тяжелые, суховатые коленки, и когда становилось слишком тяжело или жарко, она спихивала их с себя, а он снова клал, стоило потерять бдительность.

В прихожей опять брякнуло, зашелестело. Наташа завертела головой и, сообразив, что в квартире они больше не одни, испуганно вытаращила глаза.

— Мишка! — прошипела она и ткнула его кулаком в спину. — Мишка!

— М-м-м…

— Мишка, вставай! Родители вернулись!

Он подскочил, и спрыгнул было с постели, но запутался ногой в одеяле и рухнул на пол. Выпутываясь из него, Миша дернул со стула джинсы, уронил стул и лежащий на нем мобильник. Наташа шарила глазами по полу, но ее одежда, кажется, осталась в гостиной, прямо на полу или диване, где они занимались любовью перед тем, как уйти в спальню. Сейчас родители все увидят…

«Ну и пусть видят, — подумала она. — В конце концов, я его девушка!»

Ее уверенность в себе едва не была сломлена, когда дверь в спальню медленно открылась. Во всяком случае, в солнечном сплетении все завязалось в узел, прямо как во время прыжка в ледяную воду.

Дверь открылась. Наташа вздохнула, а потом выдохнула и скривилась. Только ее еще тут не хватало.

— Вы вообще офигели? — спросила Мара. — Там такое творится, а вы тут трахаетесь, как ни в чем не бывало?

— Что творится? — быстро спросил Миша. Мара закатила глаза.

— Компьютер включи. Вы прямо таки гвоздь сезона.

Подпрыгивая на одной ноге и торопливо впихивая другую в штанину, Миша бросился к компьютеру. Мара смерила Наташу презрительным взглядом, а та, в отместку, поднялась с постели и, как была, голая, пошла мимо нее в гостиную, по пути мазнув Мишу поцелуем в вихрастую со сна макушку.

Деланное спокойствие давалось ей тяжело. Собирая с пола помятые вещи, Наташа думала: как же Мара вообще вошла в квартиру? Предположим, дверь вчера они не захлопнули, всякое бывает. Но в подъезд она как вошла? Без звонка в домофон, без звонка в дверь… сюрпризом. Откуда она знала, что Миша дома?

В прихожей на тумбочке стояла сумочка Мары, а рядом лежала связка ключей.

Очень интересно…

Сжав ключи в руке, она понеслась обратно, чтобы высказать все, что думает в лицо этой патлатой выскочке с бесцветным профилем. Однако когда Наташа влетела в спальню, ее намерения сразу улетучились.

Мара стояла за спиной у бледного, как смерть, Миши, который с ужасом смотрел в монитор. Из колонок неслись знакомые голоса, выкрикивающие слова знакомой песни. Наташа уставилась на скачущее изображение, выхватила взглядом себя, с маской на лице, Галку и Таньку, а потом — о, ужас! — младенца-гидроцефала, прижатого к обнаженной груди.

— Восемь тысяч просмотров, — ехидно прокомментировала Мара. — И это только за сутки. Интернет гудит, особенно после сообщения Интерфакса, что вы младенцу свернули шею. Вы что там, совсем охренели?

— Упырь, сука, — прошипел Миша. — Урою гада! Сказал же, не сливать в Интернет…

Он вскочил с места, схватил телефон и уставился на экран.

— Блин, зараза, батарея села.

Миша суматошно забегал по комнате, искал зарядное устройство, потом, включив телефон, просматривал полученные панические смс, и сам все набирал номера Шершня и Упыря, но их телефоны были отключены. Когда он в очередной раз пробегал мимо Наташи, она схватила его за руку.

— Миша, что делать-то?

Миша раздраженно вырвал руку и оттолкнул ее в сторону, хотя она цеплялась изо всех сил.

— Миш, ну что делать теперь?

— Да не знаю я! — рявкнул он и снова прижал телефон к уху. — Надо Дормидонтыча набрать… Черт, и он вне зоны…

— Валить тебе надо, милая, в свой Зажопинск, — хмыкнула Мара.

— Тебя не спросила, — огрызнулась Наташа. — Миш…

— Так, — грозно сказал он, — помолчи. Мне подумать надо.

Он замер на месте, нахмурился и уставился в пол. Наташа, затаив дыхание, уселась на краешек кровати, стараясь не делать лишних движений.

— А чего тут думать? — равнодушно сказала Мара. — Вляпалась ты, девочка, по самое не хочу. Так что дуй на вокзал, пока еще можешь.

— Заткнись!

— Заткнитесь обе, — рявкнул Миша. — Так… Так… Натаха, собирайся. Из Москвы надо уезжать.

— А куда?

— На дачу пока. Там отсидишься. Давай быстрее.

— А ты? — испугалась она и снова схватила его за руку. Миша вновь выдернул ее.

— А я пока Упыря найду. Надо же сообразить, что к чему… Вот, возьми, возьми…

Он стал шарить по карманам, вытаскивать из них смятые купюры и совать ей в руки, а она мотала головой, не желая принимать деньги, которые сейчас казались откупом.

— А ты? Ты когда приедешь?

— Позже. Вечером. Или завтра вообще.

— Нет! — крикнула она. — Я не поеду! Я останусь с тобой! Поедем к Упырю вместе!

— Вот только твоих истерик мне не хватало, — сказал Миша, поморщившись. — Давай, давай, некогда сидеть, видишь, какая волна поднялась…

— Я беременна, Миш! — выдохнула она.

Момент был не самым подходящим, но больше ждать она не могла. До того, как была произнесена эта фраза, признаться казалось страшным, но теперь, на фоне разразившегося скандала, это было такой ерундой, которая даже не заслуживала внимания.

Тем не менее, на Мишу ее слова подействовали, как взрыв бомбы.

— Чего? — недоверчиво спросил он. — Чего ты сказала?

— Я беременна, — повторила Наташа, следя за его реакцией.

Обрадуется или нет?

Мишу перекосило. Мара тоже изменилась в лице, и в ее бесцветных глазах словно электросварка вспыхнула. Поежившись, от этого колючего взгляда, Наташа опустила глаза.

— Ты беременна? — тупо повторил Миша.

— Да.

— От меня?

«Если б я знала», — подумала Наташа, но сокрушенно кивнула.

Он помолчал. Мара тоже молчала, а потом, улыбнувшись тонкой, змеиной улыбкой, похлопала его по плечу, якобы в одобрении, хотя Наташа видела: она просто в бешенстве от того, что провинциальная дура обскакала ее на кривом повороте.

— Поздравляю, папаша, — хмыкнула Мара. — Главное как вовремя. Про презервативы ты, конечно, не в курсе был?

— Закройся, — приказала Наташа, и Мара, к ее удивлению, действительно замолчала. Миша потер лоб бесконечно усталым движением, а потом сказал с неожиданной мягкостью.

— Тем более уезжай. Тебе… того… волноваться нельзя. Мало ли что…

Эти слова прозвучали для Наташи райской музыкой. Отошедшая к окну Мара вдруг часто задышала, словно уставшая собака, но не вымолвила ни слова, и лишь посмотрела на Наташу с бесконечной ненавистью. Но той теперь было все равно.