Девочки-лунатики (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 58

— Помню, — кисло ответила Карина, припомнив ужасную историю, рассказанную Ладой. — Более того, я с этой девушкой квартиру снимаю. Я бы за такие шуточки взяла бы что-нибудь тяжелое, да по мордасам…

— А меня самого знаешь, как развели на первом полете? — торопливо сказал Игорь, почуяв приближающуюся грозу. — Летим мы где-то над Европой, и как на грех с нами проверяющий был. А я — пацан молодой, второй день на работе. Самолет полупустой, в бизнес-классе три человека. Ну, меня на бизнес-класс поставили, я и деваха одна того… шурум-бурум, обслуживаю, улыбаюсь и все такое, тележку толкаю, и тут мне старшой говорит: иди, объяви по громкой связи, чтобы пассажиры минут пять туалетом не пользовались, Цюрих пролетаем, санитарная зона…

Карина расхохоталась, предвкушая развязку, да так громко, что с соседнего столика на нее недовольно покосился пожилой, упитанный бюргер, расслаблявшийся в компании молодой тайки позднего школьного возраста. А Игорь, отхлебнув слабенького винца, воодушевленно продолжал:

— И я, как баран, пошел объявлять. Выхожу, а пассажиры мне: а что, наше дерьмо вниз летит что ли? А я стою, глазами хлопаю. Смотрю, наши вокруг напыжились, красные, а потом как закатились, заразы.

— Смешно, — фыркнула Карина, вытирая катившиеся из глаз слезы.

— Смешно, — согласился Игорь. — Только я потом сидел, талмуды штудировал по устройству санитарных комнат.

Доев мясо, он со вздохом посмотрел на пустую тарелку и неожиданно сменил тему:

— А ты это… того… Как живешь?

Такая постановка вопроса Карину неожиданно развеселила.

— Это в каком смысле? — поинтересовалась она.

— Ну… — он глубокомысленно очертил пальцем в воздухе кривоватую окружность. — Я имею в виду — вообще.

— Вообще я живу хорошо, — ответила она и столь же вежливым тоном спросила: — А ты как живешь? Я имею в виду — вообще.

— Да не особо, — вздохнул Игорь, скис лицом, и даже его широкие плечи как будто тоже скисли. — С женой вот развелся, квартиру делим, и даже не знаю, чем все закончится. На выходных напился с горя, как алкота конченая, в гордом одиночестве. Спасает только мысль, что алкота не напивается шестнадцатилетним вискарем. А жить все равно тошно.

— Чего ж разводился тогда? — усмехнулась Карина. — Не было бы тошно.

— Ну… Бывают такие моменты, когда вместе еще хуже. Молодая ты еще, не поймешь. Это же на самом деле ужасно, возвращаться домой, где тебе не рады, не ждут и, может быть, втайне мечтают, чтобы ты не вернулся, грохнулся с десяти тысяч, и только мокрое место.

— Бедненький, — саркастически хмыкнула она. — Пожалеть тебя?

По тому, как предательски дрогнул ее голос стало понятно, чем кончится их вылазка в ресторан, и, кажется, Савицкий это тоже понял, потому что вкрадчиво произнес:

— Пожалей.

Карина вскинула руку и медленно провела кончиками пальцев по его щеке, вниз, к подбородку. Савицкий задержал дыхание и на миг даже глаза прикрыл. Бюргер за соседним столиком покосился на Карину с интересом, а обернувшаяся тайка — злобно, и тут же притворно улыбнулась, защебетав на своем птичьем языке, отвлекая внимание. Савицкий поднял глаза и посмотрел в глаза Карине.

— Блин, — вздохнул Игорь и потупился.

— Что?

— Ничего. Ты такая красивая, я даже поцеловать тебя боюсь.

Она помолчала, а потом тихо ответила:

— Я вообще-то не кусаюсь.

После этих слов влажный воздух Бангкока словно сдвинулся с места и ударил вверх, разгоняя облака, будто от взрыва атомной бомбы.

Бамс! — и нет преграды, призрачной, эфемерной, но все же ощутимой то ли пресловутым шестым чувством, сторожевым псом подсознания. Бамс! — и из коллег, обедавших в ресторане, они превращаются в любовников, даже если само действо еще впереди.

Они торопливо встали из-за стола, напугав бюргера с его изящноглазой обоже, бросили официанту деньги на ходу, и даже сдачу не забрали, хотя, кажется, там было слишком много, и выбежали в душное марево, моментально нырнув в услужливо распахнутую дверцу такси. В машине они тут же стали тискаться, как школьники, на что широконосый, как все тайцы, водитель смотрел с удовольствием. Впившись друг другу в губы, они оторвались только когда стали задыхаться. Положив ладони на грудь Игоря, Карина слегка отодвинулась.

Под ладонями торопливо билось сердце. Игорь улыбался, глупо, по-мальчишески.

Машина стояла у входа в отель, над которым висело небо, с разметавшимися облаками. С трудом оторвавшись от Игоря, Карина открыла дверь, а он все цеплялся за ее руки, словно боясь отпустить. Расплатившись с водителем, он неуклюже выбрался следом и сразу поволок ее внутрь.

В холле, открытом, с небрежно выложенным мозаикой полом и облупившимися колоннами, слава богу, не было никого из экипажа. То ли разбрелись по магазинчикам и массажным салонам, то ли просто отсыпались в номерах, как Нина.

В номере, презрев голливудскую романтику, где киношные герои начинают с прелюдий сразу у дверей, Карина сразу скользнула в душ. Короткой вылазки на свежий воздух хватило, чтобы пропотеть с головы до ног. Платье прилипало к влажной спине, отчего она чувствовала себя неряшливой и грязной. В узком душе, отделенном от номера стеклянной, занавешенной жалюзи, стеной, она встала в ванночку и открыла прохладную воду. Намыливая тело ладонями, Карина бросила взгляд на мечущуюся за стеклом тень, и увидела Игоря, старавшегося рассмотреть ее сквозь узкие пластиковые полосы.

Она провела пальцем по жалюзи. Увидев этот немой призыв, Игорь тут же пришел в ванную. Брюки и трусы полетели на раковину, а потом, не удержавшись, упали на мокрый пол, куда брызгали прохладные капли.

Откинув голову назад, Карина с наслаждением принимала жадные ласки Савицкого, долго целовавшего ее, слизывающего воду с ее груди. Кожа горела от прикосновений тропического солнца, а, может, от страсти.

Затем Игорь решительно потащил ее из ванной к кровати, застеленной хрустящими простынями, и, бросив на нее, взгромоздился сверху, не дав опомниться и вздохнуть. Под спину попалось что-то твердое, и Карина, раздраженно шаря рукой, вытянула из под себя оставленный телефон и отпихнула в сторону. Сенсорный экран отреагировал на ее прикосновение, включив в плеере остановленную на середине песню трех бесноватых мужичков, выходивших на сцену то в колготках, то полуголыми.

…Ты так красива, невыносимо…

Игорь хрипло рассмеялся и перевернулся на спину, взгромоздив ее сверху. Карина откинулась назад и, вцепившись в его кисти, глухо застонала, чувствуя, что вот-вот взорвется от наслаждения, как Милла Йовович в «Пятом элементе». А в душевой все хлестала вода, заливая пол через низкий бортик поддона.

…Ты так красива, невыносимо…

Визгливые голоса певцов-фриков уныло страдали из динамика телефона, приглушенные складками постели, на которой пульсировала чужая любовь. Карина не помнила, сколько времени оставалась одна. Время слиплось, как на картинах Сальвадора Дали, растеклось влажным блином и перестало существовать. И не было в этой комнате дешевого отеля ни вчера, ни завтра, одно стойкое, непоколебимое сейчас.

— У меня завтра выходной, — прошептал Игорь, целуя ее в рыжую макушку.

— У меня тоже, — ответила она, а потом добавила с сомнением. — Если не вызовут, конечно.

— Я попрошу, чтобы нас вместе поставили в рейс, хорошо?

— Попроси. Если меня вообще оставят. Это мой последний рейс в качестве практикантки. Налетала уже положенное. Надо в кадры сходить.

— Не мандражируй, — успокоил Игорь. — Все хорошо будет.

Они провалялись в постели еще с часок, а затем вновь занялись любовью, неспешно, без прежней ярости, успев приноровиться друг к другу, а потом снова валялись до часа икс, когда забились в истерике два телефона: сперва ее, потом его, напоминая о том, что время вышло. Оба одновременно прихлопнули телефоны ладонями и еще с минуту лежали, а потом нехотя, обреченно, поднялись.

Натянув слегка помятое платье, Карина небрежно поцеловала Игоря на прощание и вышла в коридор. Настроение было великолепным. Любовь к окружающему миру просто переполняла ее с головы до ног. Не будь в коридоре горничной с тележкой, груженой полотенцами, минералкой и моющими средствами, до номера Карина с удовольствием проскакала бы на одной ноге.