Страсти по Анне - Данович Дина - Страница 13

• Предыдущая
• 13/40
• Следующая

На следующий день разразился страшный ливень. До полудня я не выбиралась из постели, потом долго пила кофе. Когда я уже принялась наконец лениво приводить себя в порядок, ко мне подошла Таня:

— Анна Николаевна, Вас просят.

— Кто?

— Представились как господин Любомирский. В такой дождь!.. Звать?

— Да.

Я видела, как он поспешно снял и передал Тане мокрый плащ. И появился передо мной с огромным букетом белых роз.

— Здравствуйте, мадам.

— Боже, — прошептала я. — В такую погоду!.. Какая красота. И где! Благодарю вас!

— Рад, что вам понравились эти скромные цветы. За сим разрешите откланяться!

— Чаю? Может быть…

— Нет, благодарю.

И я осталась стоять с букетом роз. Проводив Любомирского взглядом до самой калитки дачи, я разозлилась. И почему мужчины дарят мне исключительно розы! И почему Вадим Александрович поступил столь же банально! И почему я принимаю его! И почему он вдруг ни с того ни с сего объясняется мне в любви! И почему Александр Михайлович где-то пропадает, пока его знакомые и друзья пытаются ухаживать за мною!

В тот же дождливый день пришла почта на мое имя. Было три письма: одно от Сергея Ивановича, другое — от Алексея Петровича. Сергей Иванович извещал нас с Александром Михайловичем о своей свадьбе, но приглашения, к счастью, не было. Алексей Петрович прислал несколько своих новых стихотворений, но их я даже не стала читать, приказала Тане выбросить.

Третье письмо было от моего супруга. Я развернула большой лист, вгляделась в строчки и подумала, что почерк Александра Михайловича полностью соответствует его характеру — такой же ровный, без помарок. Супруг сообщал о том, что приедет на дачу только через неделю.

Визиты Любомирского стали едва ли не ежедневными, он приходил в три пополудни, мы вместе пили чай и смотрели на заросли цветов через распахнутые окна.

— Спешу вас обрадовать, на днях должен будет приехать Александр Михайлович. Не знаю, сколько он будет на даче, но вы должны встретиться, не так ли?

Вадим Александрович заулыбался.

— Отличные новости! Думаю, мы с Александром Михайловичем устроим вечер воспоминаний, с вашего разрешения. Бог ты мой, сколько же мы не виделись? Лет, наверно, шесть. Или даже больше. — Он пристально посмотрел на меня и снова улыбнулся. — Одним словом, вы тогда были еще совсем маленькой девочкой, вероятнее всего — худой и неловкой. И ваша гувернантка была вами недовольна.

Я вздрогнула, словно опять услышала резкий голос моей воспитательницы, но постаралась не подать виду.

— Откуда вы знаете? — как можно беспечнее сказала я. — Может быть, я была ужасно толстым и удивительно послушным ребенком?

— Вы? Нет, не похоже. Да, я совсем забыл упомянуть о кружевных штанишках, которые вы ненавидели. Были такие штанишки?

— Были, — призналась со стыдом я. Вспоминать о них было даже неловко.

— А сколько фарфора вы разбили? — весело спросил Вадим Александрович.

— Ах, не надо о фарфоре! — воскликнула я немножко театрально. — На моей совести несколько сервизов и еще саксонская кукла! Маман была страшно разгневана!

— Только подумайте, сколько всего знаю о вас! — сказал Любомирский.

— Вы еще скажите, что видели меня в пеленках! — отмахнулась я. — Но каким образом вы догадались о посуде и воспитателях?

Он пожал плечами.

— Кажется, я сам был таким, — и добавил: — Много лет назад. Я старый.

— Нет! — поспешно возразила я. — Вовсе нет! — улыбнулась и спросила: — Скажите, что для вас было самым сложным?

— Танцы!

Я даже захлопала в ладоши от восторга.

— И для меня танцы были сущим наказанием! — Я медленно поднялась со стула, неестественно выпрямила спину и заговорила картаво: — Если вы будете так танцевать, то вас перепутают с цирковым медведем!

Поднялся и Вадим Александрович.

— Простите, я не помню урока! — виновато сказал он с глубоким вздохом.

— Что за вид! — проворчала я. — Спину надобно держать прямо! Еще прямей.

И, совершенно заигравшись, я уверенно взяла его за талию, изображая учителя танцев. Увидев его совсем близко, я страшно смутилась и отступила поспешно назад.

— Простите, — сказала я.

Вадим Александрович как будто и не заметил моей неловкости.

— Учителя танцев всегда и везде одинаковы! Однако в гимназии было еще хуже. Хвалили только одного ученика, — он сделал паузу и хитро взглянул на меня.

— Кого же?

— Зимовина.

— Действительно? — удивилась я.

— Можно подумать, что вы не знаете, что Александр отлично танцует, — недоверчиво сказал Любомирский.

— Как же… Помню… — пробормотала я совсем неубедительно, но мой гость уже был поглощен воспоминаниями.

— Через дорогу от нас, — он говорил медленно и тихо, словно видел то, о чем говорит, но потом опять перешел на шутливый тон, — располагалась женская гимназия. И, если хотите знать, по вашему супругу вся эта женская гимназия вздыхала! Барышни доходили до истерик, если на наших совместных балах не танцевали с Александром. Их патронесса даже куда-то в министерство жаловалась. Вот такой курьез.

— Любопытно… — сказала я и подумала: «Неужели и вправду такое было?»

— Мы с Александром были влюблены в одну гимназистку… Звали ее Лиличкой. Она была такая худенькая, вся прозрачная, неземная… Руки — прохладные, невесомые… Вам не скучно? — неожиданно спросил он.

— Рассказывайте, — разрешила я.

— И мы вечно соревновались, кто с ней первым танцевать будет. Даже подрались как-то, представьте себе, какие страсти кипели!

— Подрались? — чего я не могла ожидать от Александра, даже в его пятнадцать лет, так это драки.

— Прямо на Рождественском балу! — подтвердил Вадим Александрович. — Скандал был… Смешно сейчас вспоминать. — Он задумался.

— И что же с вами потом было? — осторожно спросила я.

— Да… Потом? — переспросил он. — Ничего особенного. Мы с Александром стали лучшими друзьями, а та барышня не дожила до следующего бала, то ли простуда с ней приключилась, то ли что-то еще. Мы с Александром, пока учились в гимназии, каждое Рождество к ней на могилу ходили.

Через несколько дней вернулся Александр Михайлович, которому я рассказала о Любомирском, опустив историю с цветами.

— И давно он здесь? — спросил супруг.

— Всего несколько дней. Чуть больше недели… Кажется…

— Замечательно, надо будет пригласить его к нам! Не возражаете?

— Нет…

Вадим Александрович был приглашен, но все было столь неофициально, что мне даже не заказали нового платья, а на стол подали обычный обед.

После обеда мы вышли прогуляться к пруду. Я была в модной юбке, открывающей щиколотки, и выглядела очень молодой. Чувствуя себя лишней, я немного отстала от господ бывших гимназистов, которые предались воспоминаниям, я же что-то напевала, срывала во время прогулки какие-то простые цветы, слышала обрывки разговора.

— А помнишь Каракаллу? — спросил Александр Михайлович.

— О да! — тут же отозвался Вадим Александрович. — Барвинский клялся, что наш Каракалла — точная копия того, из римской истории. И пускал на его классах бумажных чертей! Барвинский, кстати, сейчас живет где-то в Галиции. Александр, ты помнишь, как звали нашего учителя по рисованию?

— Владимир Павлович Ветр, если я не ошибаюсь. По прозвищу Великолепный Геркулес.

— Точно. Никогда не забуду, как он нам демонстрировал свою излюбленную копию со статуи Геракла.

— Эстет, — фыркнул супруг.

— Если не сказать хуже. Сколько историй со всеми ними связано! Я, между прочим, уже рассказал несколько историй твоей очаровательной супруге. Опуская самые глупые, разумеется. Но, кажется, Анна Николаевна не поверила мне, что ты был участником такого количества проказ.

Александр Михайлович прервал беседу с Вадимом Александровичем и повернулся ко мне:

— Вот еще один претендент на роль вашего покорного слуги, — и снова обратился к Любомирскому:

• Предыдущая
• 13/40
• Следующая