Страсти по Анне - Данович Дина - Страница 9
- Предыдущая
- 9/40
- Следующая
Александр прошел мимо нас, ничего не сказав, даже не поздоровался, даже не кивнул. Мы с Таней переглянулись.
— Что-то случилось, — ахнула Таня.
— Замолчи, не может быть. Я сейчас узнаю.
Я постучала в кабинет супруга. Ответа не последовало. Я постучалась чуть сильнее, а потом приоткрыла немного дверь.
— Александр Михайлович, к вам можно войти? — спросила я, забыв про мокрые ноги.
— Анна? Это вы? Что вам угодно?
— Что-то случилось?
— Нет, Анна, нет. Почему вы спросили?
— На вас лица нет! Я беспокоюсь.
— Анна, когда случается что-то, вы обычно не замечаете. Почему спрашиваете о каких-то глупостях?
Он стоял посреди кабинета, отвернувшись от меня, курил. Я не любила, когда он курит. Не переносила запах табака. Стол был завален, как всегда, бумагами, книги в шкафах просвечивали темными корешками. Было полутемно.
— Александр Михайлович, скажите, на самом деле все в порядке?
— Анна, я все вам сказал. Возможно, я задержусь за работой и опоздаю к ужину, не ждите меня, пожалуйста.
Я вышла.
— Что там? — обеспокоенно спросила Таня.
— Ничего не сказал, — пожала плечами я.
С утра ко мне в комнату торопливо постучала в дверь Таня.
— Входите, — но она была уже в комнате, волосы ее были растрепаны, в покрасневших глазах стояли слезы.
— Таня, что произошло? — Я быстро встала, усадила Таню на кровать. — Говори! — приказала я.
— Господи, — и слезы закапали на темный подол платья.
— Говори же, что произошло? — вцепилась я ей в плечи.
— Николай Николаевич!..
— Что? Что с Николкой?!!
— Ранен! В лазарете он! Господи!
— Как ранен? Таня! Прекрати реветь. Говори, — но у меня самой уже начиналась самая настоящая истерика.
— Ранен! Говорю, что знаю! Он в лазарете!
— Откуда ты знаешь?! — я уже сорвалась на крик.
— Александр Михайлович звонили! Я говорила с ними.
— Где Николка сейчас?
— В лазарете их военном, я больше ничего не знаю. Господи, что будет!
— Одеваться! — приказала я. — Темное платье, и прикажи, чтобы Савелий отвез меня.
— Нет Савелия, он с Александром Михайловичем.
Я металась по комнате, сталкивалась с Таней, бестолково перебирала чулки. Кружевные юбки были так накрахмалены, что по жесткости напоминали картон. В висках стучал страх, пальцы дрожали. Я отдернула на ходу кисейные занавески. Солнечный день, а мой единственный близкий человек… умирает. Нет!!! Господи, только не это! Не дай смерти! Прости! Спаси и сохрани!
Наконец! Я, кажется, одевалась год!
Выбежала на крыльцо, помахала бархатной черной перчаткой извозчику, назвала адрес училища.
— И побыстрее! — приказала я.
На проходной, нервничая и чуть не плача, долго и сбивчиво объясняла, кто я и зачем здесь. И тут появился Александр Михайлович. Меня сразу пропустили, когда он назвался.
— Александр Михайлович! Объясните, что делает Николка в лазарете? Что с ним? Почему произошел несчастный случай? Как Николка себя чувствует?
— Успокойтесь, Анна!
Мы шли по каким-то коридорам. Я едва поспевала за мужем.
— Как может быть человек в полном порядке, находясь в лазарете?! Что с моим братом?
— Да жив ваш ненормальный братец! Жив! Слышите меня? У него сейчас другие проблемы! Просто его могут исключить из училища!
Я на ходу подняла вуаль на шляпе.
— Мне надо видеть его!
— Надо спросить разрешения. Мы как раз туда идем. Вы пойдете к Николаю, а мне надо поговорить о будущем вашего брата с несколькими людьми, в том числе и с полковником Валеевым.
— Почему его могут исключить? Я знаю, что он на хорошем счету! О каком будущем вы говорите? Что он натворил? Наверняка шалость!
— Вы должны знать в любом случае… Дело не в шалости, а в дуэли.
Я почувствовала себя дурно.
— Скажите, что ваши слова — жестокая шутка! Мы живем не в восемнадцатом веке!
— Какие в нашей ситуации шутки!
Мы подошли к большой тяжелой двери с золотом. Александр Михайлович пропустил меня вперед в гостиную. Усадил в кресло, дал мне свой платок.
— Постарайтесь успокоиться! Я скоро буду!
— Мне надо видеть Николку!
— Я возьму разрешение и вернусь.
Он ушел. У меня потекли слезы. Господи, что за дуэль! Милый глупый Николка! Нельзя быть настолько шальным и жестоким! Кожа кресла под руками скользила и словно приглашала скатиться в бездну горя и небытия. Страх за Николкину жизнь черной стеной встал перед глазами, головная боль завладела всем сознанием и переполнила меня. Только бы все обошлось! Только бы он выжил!
Появился Александр Михайлович.
— Что? — спросила я сквозь слезы.
— Я провожу вас к Николаю.
Мы снова шли по длинным и полутемным коридорам. Не помню, как мы пришли в здание лазарета.
— Николка! — со слезами я бросилась к нему, но Александр Михайлович меня удержал.
— Не обнимайте его! Простреленный бок не шутка!
— Николка, — почти в беспамятстве прошептала я.
— Поезжайте, Анна, с Савелием домой, а потом пришлите его ко мне обратно, я тут задержусь! Выздоравливайте, Николай! — И Александр вышел.
Покой сиял белизной, лицо Николкино казалось серым на белой наволочке.
— Как ты? Милый мой!
— Все хорошо! — хриплым шепотом сказал он. — Не волнуйся. Не плачь.
Подошел доктор, вызванный дежурным.
— Мадам, больному нельзя говорить.
— Я — сестра Николая. Меня зовут Анна Николаевна Зимовина. Скажите, что с моим братом.
— Рад знакомству, меня звать Карл Фридрихович. С вашим братом приключилась довольно неприятная штука. Он ранен. Пуля застряла в боку, он уже перенес операцию. Скоро будет на ногах, но сейчас ему необходим покой.
— Как случилось, что он где-то умудрился схватить пулю боком? Это произошло на учениях?
— Нет, мадам. Существует версия дуэли.
— Мы упражнялись в стрельбе! — подал голос Николка.
— Не говорите, больной! Мадам, прошу вас выйти, мы беспокоим больного.
— Я его еще увижу?
— Только завтра!
— Николка. — Я подошла к нему и погладила его светлую руку. — Я буду молиться. Я умолю Богородицу…
— Все уладится, Анненька, — прошептал он.
Я с помощью доктора выбралась на улицу. Увидела Савелия, но никуда не поехала, решила дождаться Александра Михайловича. Под холодным апрельским ветром я быстро замерзла, стала дуть на пальцы. Платки были уже насквозь мокрые, а слез не убавлялось.
Сколько всего я передумала тогда, сидя в полутемном экипаже, наедине со слезами!.. Прошла вечность, прежде чем ссутулившаяся фигура мужа появилась в воротах. Он шел, опустив глаза, и отмашисто двигал левой рукой. На лице его не было привычного мне выражения скуки, он нервно покусывал губы и о чем-то напряженно думал, судя по глубоким морщинам на лбу.
Он не торопился сесть в экипаж, решив, что Савелий уже вернулся после того, как отвез меня. Встал спиной к ветру, прикурил и замер с сигаретой в тонких длинных пальцах. Его взгляд был устремлен далеко-далеко, видно было, что ему становится хорошо сейчас и легко. Он запрокинул голову, просвистел что-то легкомысленное и улыбнулся.
Я увидела совершенно иного человека. Этот вряд ли говорит жене про бумаги и дела за ужином. И невольно задумалась: что такого в Александре увидела моя маман, чего я до сих пор не могу рассмотреть? Что она поняла, выбирая его мне в мужья?
— Хорошенькое дело, Савелий! — сказал он, обращаясь к своему кучеру.
— Ай, барин, ввязались, вот и расхлебывайте.
— Ничего! Расхлебал уже!
— Оно видно — будто и помолодели!
— Ты мне лучше, друг любезный, ответь, Анна Николаевна сильно плакали?
— Плакали, — неуверенно ответил Савелий.
— Так надо ее утешить. Купим торт и шампанское. Поезжай в кондитерскую.
Александр Михайлович присел рядом со мной и вскинул удивленно глаза.
— Вы здесь?
— Я решила узнать все как можно скорее.
— Вы плохо себя чувствуете, — он даже не спросил, а сказал, утверждая очевидное, сказал мягко, без тени привычной иронии и поправил выбившуюся прядь моих волос.
- Предыдущая
- 9/40
- Следующая