Лигр - Харькин Борис - Страница 4

Сладкое молоко убирает воспоминания, дарует сон без сновидений и дни без сожалений. Надо принять совсем немного и станет легче. А потом жизнь сотрется, превратится в белое полотно… Гисла держалась.

Господин директор заметил неладное. От его выпуклых, темных, по-звериному проницательных глаз не уклонялась ни одна мелочь. В кабинет Гислу вызвали под надуманным предлогом – якобы она упустила трещину в прозрачном боку алмаза. Но камнем дело не ограничилось.

– Вы же в курсе, коллега – я ценю ваши способности и усердие, закрываю глаза на ваши слабости и… назовем это особенностями. Мне не раз советовали найти другого специалиста, но я всегда защищал вас, Гисла. Что происходит?

На стол легла тонкая стопка графиков и таблиц. Гисла едва взглянула на них, она и так знала – скорость работы упала, точность уменьшилась. Ошибки? Она никогда раньше не ошибалась, но цифры выглядели красноречиво.

– У меня неприятности дома. Сын…

– Растить мальчика без отца сложно. Вы не думали о кадетском корпусе или закрытой школе? Там учат дисциплине и послушанию.

– Не в дисциплине дело. Ильмарин особый мальчик.

– Я знаю, дорогая, поверьте. Все дети особые, у меня восьмеро сыновей и каждый доставляет родителям свои проблемы. Ильмарину двенадцать?

– Десять.

– Значит, не наркотики и не девочки. Он ворует? Дерется? Не подчиняется? Говорите же, Гисла, я на вашей стороне. Времена нынче сложные, мне не хотелось бы терять сотрудника.

«Но я готов», – поняла Гисла. Если проблема не будет решена, господин директор выкинет ее, как конфетный фантик. Единственное, что она умеет делать, – осматривать и оценивать камни, гранильщик из нее так себе. Алмазная биржа одна в стране. Работа – самое дорогое, что у нее есть…

– Вы меня вообще слушаете?

– Ильмарин принес дар Медному королю, – неожиданно для себя выпалила Гисла.

– Сильно придумал парень. – На миг в бесстрастном лице директора проступило что-то человеческое. – Что собираетесь делать?

– Не знаю. Я ему не авторитет, учителя тем паче. Он никого не слушает, и ему ничего не жаль. Эгоист, бесчувственный эгоист.

– Все подростки эгоистичны, особенно мальчики. Возвращайтесь к работе, Гисла, и постарайтесь больше не огорчать меня! Я подумаю, чем помочь. …Хотя что тут думать. Пообещайте, что не станете болтать.

Гисла молча кивнула.

– Вы знаете Маяк Фера? Не новое строение на мысу Горделивых, а костяную башню на Десяти островах?

– Да, я слышала – древнее здание, говорят, его строили колдуны.

– Маги, моя дорогая, башню ставили маги. Там, на острове, в уединении живет мой… э… мой родственник. Он очень стар, его мать не проходила генную модификацию. Он выглядит э… необычно.

– Как зверуин, – жестко сказала Гисла.

– Мой народ предпочитает слово «нагор», – нахмурился директор. – Разговор-с-Облаком носит перстень. Он многое знает, бывал в довоенной библиотеке Фера и служил Императору. Он сумеет помочь, я уверен.

Длинные, желтоватые пальцы директора пробежались по россыпи кнопок. Улыбчивая красавица секретарша тут же открыла дверь.

– Милочка, оформи приказ. Неделя отпуска за свой счет. И закажи билеты на паром к Северной стороне.

Потупив глаза, Гисла сложила ладони в жесте «вечная благодарность». Господин директор молча кивнул и отвернулся к экрану. Он хотел ее, всегда хотел – не так как люди, звериной, свирепой жаждой. И нерушимо хранил верность двум своим женам, не позволяя себе ни слова, ни прикосновения. Только взгляд, от которого плавились кости.

Этой ночью Гисла спала спокойно. И проснулась с улыбкой – совсем как в юности, в дни ожидания. Сборы в дорогу не составили труда – куртки, ботинки, фляга с водой, упаковка галет, наличные. Добираться на летуне не в пример проще, но удастся ли посадить машину на незнакомом острове? А паром развлечет сына.

Ни капризов, ни возражений, ни выматывающего душу нытья. Ильмарин собирался покорно, почистил зубы, подогнал по плечам рюкзак, надел кепку. Наблюдая за ним, Гисла долго не могла понять, какое чувство проступает в уголках губ, опускает взгляд вниз, делает движения мальчика резкими и неровными. Потом осознала – страх, сын отчаянно боялся дороги. Еще полгода назад Гисла перенесла бы поездку, постаралась бы разговорить и утешить сына. Теперь она была непреклонна.

На Северной стороне ничего не менялось многие годы. Центр и юг Фера кипели активной деловой жизнью, здесь располагались не только Дворец Правителей и Алмазная Биржа, но и торговые центры, деловые кварталы, дорогие дома. По Северной стороне до сих пор разъезжали допотопные вагончики с электрическими звонками, в гавани плавали деревянные рыбачьи лодки. На грязноватых улочках торговали бумажными книгами и медной посудой, пекли хлеб в дровяных печах и ходили друг к другу в гости. Где-то в дальних кварталах, в одном из приземистых кирпичных домов жила вдова брата и племянники-близнецы. Разыскать бы их… Все потом.

На привычного к стеклу, металлу и безукоризненной чистоте Ильмарина паром произвел впечатление. Шум, гвалт, запахи, перебранки, накрашенные толстые женщины, драчливые, оборванные мальчишки, пожилые работяги в комбинезонах и тяжелых вязаных свитерах, ящики с трепещущей, только что выловленной рыбой. Брызги волн, стаи вечно несытых морских птиц, силуэты заснеженных гор на горизонте, колыхание палубы под ногами, легкая, но никак не проходящая тошнота…

– Ма, мне кажется, мы плывем в прошлое.

– Так и есть, милый, так и есть. Смотри вокруг повнимательней.

По дощатому трапу они сошли на твердую землю. Пассажирская гавань выглядела суетливой и пестрой, словно птичий базар. Обрамленная фонарями брусчатая набережная опоясывала бухту, огибала развалины крепости. Рыбаки и экскурсионные катера швартовались у бывшего Угольного причала. Гисла пошла туда, Ильмарин, демонстративно волоча ноги, последовал за ней. Уличные торговцы зазывали наперебой, пытаясь всучить приезжим связки сушеных рыбок, разноцветные шали варварски грубой вязки, причудливые раковины и «настоящий» жемчуг…

– Ма! Ну мама же! Посмотри!

Гисла обернулась на зов и ахнула. «Сладкий цветок»! Запретное и любимое лакомство. Грязноватые грубые руки мастериц бродячего народца накручивали на тонкие палочки клочья сладких, щекочущих язык волокон – зеленых, малиновых, алых и голубых. Мамы и бабушки хором отказывались покупать «эту гадость!», и приличные детки из богатых домов отчаянно завидовали портовым мальчишкам, которым никто ничего не запрещал.

Две монетки перекочевали в подставленную ладонь дочерна загорелой старухи. Липкое лакомство заполнило рот – сахар. Обычный сахар и лучше даже не думать, чем его красят. Да, Иль?

Сын вдруг засмеялся. Сияя перепачканным вдрызг лицом, он осторожно обкусывал пестрые клочья, слизывал тягучие ниточки, утирал губы и пальцы. Не чертов гений, не «особенное развитие» – простой счастливый мальчишка.

Летуны, как Гисла и думала, к старому маяку не ходили. Сесть там негде, вокруг башни закручиваются восходящие потоки и вообще… сами понимаете. Экскурсионные катера обплывали достопримечательность по большой дуге – да, архитектурный шедевр времен Первой империи, строил маг Альдарин, реставрировали перед Великим Морским Походом, служил ориентиром, пребывал в ссылке знаменитый поэт Курцат, помните чудные строки: белая пена, одевшая белых бедер холмы… Причалить к острову? Ни. За. Что.

Сдаваться Гисла не собиралась. Не обращая внимания на ворчащего сына, она переговорила с несколькими рыбаками. Золото открывает все двери. И конечно же лодка нашлась – деревянная, без мотора и паруса, зато с водяными колесами – на приступочках отдыхали холеные крысы, свесив хвосты.

Угрюмая рыбачка, немногим постарше Гислы, встала к штурвалу, положила на темный обод сильные, как у мужчины, руки. Для пассажиров на скамьи бросили старый брезент – хоть укрывайся от брызг, хоть подкладывай, чтобы мягче сиделось. Сильно пахло рыбой, дно и борта покрывали прилипшие чешуйки, в сетчатой корзине еще оставались водоросли.