Пересмешник. Пригожая повариха
(Сборник) - Чулков Михаил Дмитриевич - Страница 18

Живучи здесь с месяц, не более, попалася глазам моим эта прекрасная особа, которая наградила меня теперь оплеушиною; я начал приносить ей денежную жертву и возжигать золотой фимиам перед ее глазами; она, принимая все сие благосклонно, позволяла мне перед собою воздыхать, а больше ничего. Приятель мой был в этом деле переносчиком любовных сказок и амурных происхождений; он всякий день меня обнадеживал, а я старался усерднее перевозить к ней мое имение. Два года находился я в сем упражнении, и наконец теперь уже нечего и нести, а не только везти. Искренний мой друг теперь меня оставил и приказал, чтоб не пускали меня к нему и в дом. Он сделался теперь богат и ездит в моих каретах, а я хожу пешком. Сего дня ввечеру, чтоб разогнать мою печаль, пошел я несколько прогуляться. Идучи по этой улице, увидел, что любовница моя с моим приятелем также прогуливаются; я по обыкновению, как и всегда делал, подбежал к ней поцеловаться, но только что протянул губы, то она вместо поцелуя наградила меня пощечиною, от которой еще и теперь рдеется несчастная щека моя, а приятель мой после того примолвил своим слугам, чтоб они меня несколько поотвели, которые проводили меня сажени с две, один — ладонью, а другой — кулаком или, может быть, и двумя, этого я не понял, только чувствовал, что они уговаривали меня очень плотно в затылок. Вот о чем я теперь грущу, — примолвил он дьяволу.

— Справедливо, — говорил ему другой, — что ты должен теперь печалиться и достоин еще сожаления; я хотя не человек и не имею плоти, также и сожаления, однако соглашусь тебе помочь.

— Как, ты дьявол? — спрашивал у него любовник.

— Да, дьявол, да еще и самый забавный, меня все адские жители любят, а люди ненавидят; я хочу тебе помочь в твоей печали, ступай за мною.

Отчаянный человек не только от людей, но и от самого сатаны готов принимать вспоможение, а особливо в любовных делах, в которых, говорит простой народ, всегда должно призывать в помощники дьявола, а не кого другого; итак, последовал он дьяволу. Пришедши к дому любовницы, бес отнял у него образ человека и обратил его мухою, и так влетели они оба в ее спальню. Она сидела на кровати, а любовник ее новый, и друг старого, подле ее на стуле. Они разговаривали очень ласково, и наконец, как дошло дело до осязания, то вскочил он и сел подле ее на постели, начал обнимать ее и целовать в груди, чему она нимало не противилась.

Женщина, когда одна где-нибудь с мужчиною, то всегда забывает сопротивление и делается бессильнее Сильфы[88]. Распаленный кровию любовник с превеликою любовною жадностию хотел поцеловать ее в горячие уста; но лишь только что протянул он свои губы, то стоящий между ими дьявол, натянув большой свой палец, щелкнул его по носу столь исправно, что красавица закричала, а он вскочил с постели и возопил совсем не любовничьим голосом, вынул платок и начал отирать катящиеся неволею из глаз слезы; а как не знали они оба, как растолковать это приключение, то вскоре оба и замолчали. Правая ноздря у любовника гораздо разгоралась; итак, чтоб не простудить ее, приказали подать чаю. В одну минуту принесли жаровню и в медном сосуде кипяток. Красавица старалась, чтоб чем-нибудь исцелить своего прелестника, подала ему чашку очень горячего чаю, и как только хотел он из нее прихлебнуть, то дьявол ткнул его в затылок, и он окунул свой нос, бросил на пол чашку и побежал к зеркалу. Любовница захохотала и тем рассердила своего Адонида[89]; однако в таком сердце, которое любовью заражено, досада бывает недолго; они скоро помирились и прежде всего начали стараться о обожженном носе. Любовница обернула его маленьким полотном и завязала ленточкою; взявши ножницы, хотела поближе отрезать ленту, но вместо того выколола ему глаз, ибо дьявол подтолкнул ее под локоть. Тут-то овладела досада нашим селадоном, и он, не принимая от нее никакого оправдания, уехал домой. Красавица осталась в отчаянии и не знала, что о том подумать. Домашние все не меньше ее сомневались, однако сколько ни думали, только наконец уснули, ибо была уже это глубокая ночь. Дьявол и отчаянный любовник выбрались на улицу и сделались оба человеками; прямой человек захохотал во всю мочь и благодарил почти со слезами от смеха дьявола.

— Пойдем же теперь к нему домой, — говорил ему бес, — я там покажу тебе больше над ним шутки.

Хотя любовник и уговаривал его, что этого для него довольно, однако дьявол не соглашался оставить свое предприятие; итак, отправились они в дом к кривому селадону.

Когда они пришли туда и, обратившись опять в малые твари, стали невидимы, то дьявол, вмешавшись между больным и лекарем, который тут уже находился, и не давал ему нимало пользовать больного, смешивал пластыри с мазями, стирал ненадобное с надобным и, словом, делал ему всякие пакости, чего лекарь испугавшись ушел и оставил больного. После того принялся его лечить дьявол и не столько пользовал, сколько беспокоил. Больной поднял великий шум и кричал, как бешеный. Дьявол его больше беспокоил, а он больше сердился. Слуги, видя, что господин их рехнулся умом, предприяли помочь ему; итак, принесли веревку и ею его опутали, отчего пришел он в несказанную запальчивость. Слуги побежали за роднею, и когда они собрались, то знающие свет женщины приказали сбегать за попом. Священник, пришедши, начал читать над ним обыкновенные молитвы. Дьявол сделал его вподлинну сумасшедшим и дни не более как в три отправил на тот свет. Живность его погасла, и любовь с нею потухла. Приятель в дьяволе возымел в сем случае надежду и просил беса, чтобы он пособил ему получить любовницу. Бес к его услугам, и началось предприятие. Дьявол говорил ему:

— Надобно мне сыграть и с нею комедию, без которой обойтись способов я не вижу.

Потом дьявол понес его в волшебный остров, там силою волшебницы дал ему образ прекраснее Адонидова и наполнил его всякими нежностями.

Потом, когда настала ночь, то велел ему лечь на волшебницыну постелю и принес сонную его любовницу, которая, проснувшись, увидела себя совсем в незнакомом и великолепном месте, чему весьма удивилась; но удивление ее умножилось, когда увидела она спящего подле себя мужчину. Прелести его лица отогнали весь ее страх, с которым было она несколько познакомилась; вставши с постели, начала его рассматривать, и недолго надобно было времени, чтобы влюбилась в него смертельно. Сонный кавалер встал, только не в трезвом уме, ибо дьявол сделал его лунатиком, взял в руку висящую на стене шпагу, зачал говорить некоторые сумасбродные слова и гоняться за своею любовницею, которая от страху не знала, куда спрятаться; кричать ей было невозможно, потому что не знала она, где находится; итак, всю ночь была в таком превеликом страхе. Наконец рыцарь лег, и ее склонил сон; проснувшись, увидела она себя опять в своей горнице. Сердце ее билось еще от страха, однако и любовь не меньше господствовала в оном; итак, положила молчать и не сказывать никому, чего она сама не понимала.

В наступившую ночь боялась лечь одна и велела окружить себя своим служанкам. Дьявол тем не был еще доволен и перенес всех их к спящему селадону, который тотчас встал опять и, взявши плеть, начал весьма усердно охлестывать спящих на полу девок, которые хотя и не хотели, однако вскочили. Крик и вопль поднялся тотчас; и ежели бы не было тут темно, то бы довольно было идеи лучшему живописцу для картины. Девушки бегали, прыгали и, словом, танцовали так, как искусный мастер, страх, научает. К свету все угомонились и заснули. Проснувшись, осмотрелись и увидели себя в своей горнице; они бы, конечно, подумали, что все то виделось им во сне, но спины уверяли их, что то случилось наяву. В сем доме не меньше было дурных переговорок, как в таком, где водятся домовые. Народ приходил отвсюду и подавал свои советы во время дня хозяйке, а к ночи всякий уходил домой, для того что сказывают, будто черт красноречия не любит и прежде всех нападает на тех, которые стараются его искоренить. Дьявол намерен был еще много понаделать; однако утомленный любовник просил его окончить свое предприятие. Они сочетались браком, жили хорошо, и сказывают, что уже скончались.