Пересмешник. Пригожая повариха
(Сборник) - Чулков Михаил Дмитриевич - Страница 23

Я бы мог говорить и еще о некоторых приключениях, которые Неох учинил памятными в своей жизни; однако знаю, что как бы дела велики ни были да ежели произведены они малым человеком, то от большого числа великих людей принимаются с презрением. Итак, чтобы таким низким повествованием не причинить скуки важному уму, оставляю я другие приключения, ибо довольно знаю, что наши молодые граждане охотнее читают романы, нежели сказки. Сверх того уже время приступить мне к настоящему делу и показать то, в чем есть необходимая нужда, касающаяся до сей самой сказки.

На двадцать четвертом году Неохова возраста упрямое его счастие, которое всегда от него убегало и даже до сих пор никогда с ним не встречалось, появилося ему в полной силе и вознесло имя его и его самого на высокую степень. Я знаю, каким образом, да и вы легко убедитесь, примолвил он, ежели не поскучите слушать далее.

Когда угомонится солнце и граждане начнут называть время это вечером, Неох имел обыкновение прохаживаться по городу или для того, чтоб принять хорошего воздуха, или для той причины, что в безденежном состоянии сидеть дома очень скучно. В некоторое приятное вечернее время шел он по улице, которая знаменита была изо всего города, вдруг остановил его по голосу человек, а по платью пылкое животное, наследник покойного Меркурия, а именно, скороход, который, подав ему письмо, с превеликою поспешностию ушел из его глаз, не сказав ему ни слова. Неох, посмотря на письмо, увидел, что оно подписано на его имя, ничего о том не думая, распечатал его и начал читать. Оно было следующего содержания.

«Неох, завтра после полудни в восьмом часу должен ты быть за городом подле дуба Ратана[106] и дожидаться того, что я тебе назначу.

Покор, слуга твой незнакомый».

Если бы Неох был волокита, то бы, конечно, прочитав сие письмо, испугался и подумал, что пишет сие к нему какой-нибудь соперник и назначивает место, на котором бы пощекотать его несколько шпагою; однако Неох был весьма далек от шайки нарцизов[107] и не знал еще совсем ни любви, ни волокиты; сверх же того в Новегороде не слышно было тогда о поединках. Итак, он дивился только тому необычайному и нечаянному случаю и предприял ожидать назначенного ему времени с нетерпеливостию. Он же не был из числа тех людей, которые бегают по дворам, высуня язык от нетерпеливости, и рассказывают всем людям то, что им сказано от другого за тайну. Пришедши в Университет, не сказал он никому о своем приключении, а предчувствовал, что с этой минуты будет он действующим лицом в том романе, который сочинителю писать заблагорассудилось. Неох теперь в полной его власти, и он будет повелевать им так, как своим невольником. Может одеть его в странную одежду, наденет на него золотой кирас с желтою епанчою, на голову даст ему белую чалму с желтыми полосами, лицо покроет чернью и взденет в уши ему вместо серег по крупной жемчужине, вручит ему лук, а за плеча колчан со стрелами, подпояшет его экватором и обошьет платье зодияком вместо позумента и так покажет его людям собранием четырех частей света или еще и больше. Ежели соизволит, даст ему скипетр и посадит на престол, свергнувши с оного — заключит в темницу, даст ему любовницу и опять отымет оную, сделает из него превращение и пошлет выше облаков к солнцу; а ежели сойдет с ума по общему обыкновению писателей романов, то повернет землю вверх дном и сделает его каким-нибудь баснословным богом, ибо от романиста все невозможное статься может. А я, продолжал рассказчик, как сказываю сказку, то без всяких пышных украшений буду продолжать мое повествование с начала. На другой день, когда настало Неоху назначенное время, то он прибрался несколько порядочнее обыкновенного и пошел на то место, где должен был ожидать неизвестного. Препроводив с полчаса на оном времени, увидел, что шершавые ветры подняли великую пыль в поле, потом из густых земных облаков означились шесть животных четвероногих, которые тащили за собой не весьма дурную карету. Сидящий на козлах кучер с гордыми усами и с важным видом повелел остановиться лошадям тут, где Неох дожидался; потом вчерашний скороход, подошед к нему, говорил следующее: «Государь мой, мне приказано просить тебя, чтобы ты поехал в этой карете, а куда, об этом мне сказывать не велено. Согласен ли ты на то?» — примолвил он. «Со всею охотою», — отвечал ему Неох. «Очень хорошо, — продолжал зватай, — должно теперь вам завязать глаза, а мне сидеть с вами в карете и смотреть, чтобы вы их не развязывали». Неох при сем слове рассмеялся; он никогда не сочинял ни сказок, ни романов; итак, подумал, что в самой вещи начинается с ним какая-нибудь веселая повесть, или забавное приключение. Нет на свете твари отважнее студента во всяком неизвестном случае, а как Неох из таких людей был не выродок, то тотчас и согласился. Скороход не только одни глаза, но всю голову опутал ему полотном, которое он с собою привез, по чему видно, что рачительно приказание исполнил того, кому это надобно было. Когда Неох поместился со скороходом в карете, то этот романический, или попросту дурацкий маскерад ездил часа с два по неизвестным Неоху местам, которые время все прохохотал незрячий студент. Он воображал себе, что сделался героем глупой сказки или вздорного приключения, потому что начало неизвестного случая казалося ему смешным и необыкновенным. Ежели надобно тому, к кому меня везут, думал он, незрячего, так в нашем городе довольно найдется слепых; можно бы одного из них в это употребить, а то я, размышлял он, который вижу обеими глазами, должен заступить без нужды место слепого. Наконец, размышляя долго, попал он на истинный путь разума и узнал, что писатель романов, желая привести читателей в восхищение, получить громкую славу, присвоить себе Пегаса[108] и получить Парнасский лавр, не только это, но и на воздухе палаты построить может, ежели только захочет.

Карета остановилась, Неоха из оной приняли и повели по лестницам на высокое крыльцо. Он шел, поддерживаемый двумя человеками, которые сказывали, как должно ему подымать ноги по мере сделанных ступенек. Сие отважное животное помирал со смеху в то время и жалел о том, что ног своих не выучил ходить по нотам, а то бы слушал голос проводников и по тому их произношению поднимал ноги иногда выше, а иногда опускал, или бы двигал оные ровно, смотря на восклицания провожатых. Ведя очень долго, наконец остановили его и развязали ему глаза; он увидел себя в маленьком покое, в котором не было ни одного окошка и весь освещен был белыми свечами, стояла в нем великолепная кровать, стол и несколько самых мягких и покойных кресел, также стенные часы удивительной и редкой работы, на стенах были зеркалы и картины, а пол покрыт был зеленым сукном. Сие описываю я для того, что сочинитель романов должен быть непременно историк и не упускать ничего, что принадлежит до вранья и басен; а ежели оного мы, хотя я и не в числе оных, романисты, употреблять не будем, то скоро все люди потеряют к нам должную честь и трудами нашими будут обвертывать купцы товары, а петиметры завивать волосы. Скороход просил Неоха, чтобы он сел и подождал хозяина, о котором уверял, что прийти не замедлит. Неох без всякого труда угадать мог, что это дело важно и требует великой осторожности; того ради не хотел и спросить об имени хозяина и остался тут один только без всякого страха. Что же он думал об этом, я не ведаю, хотя бы и должно было мне описать его смущение и движение сердца; но сочинители романов, ежели видят где непонятное их уму, то всегда оставляют то без описания, чтоб не так много невежество их открывалося перед теми, которые почитают их разумными и учеными.

Очень скоро вошла к нему женщина в черном платье и в маске. Она имела благородную осанку и очень хорошее положение тела, только видно было это, что она уже была не любовница и отказала сие название другим, которые ее несколько помоложе. Неох, как скоро увидел на ней черное платье и маску, то подумал, что делается с ним Овидиево превращение; а в доказательство того ожидал, как она заговорит — стихами или прозою, и ежели бы она хотя одну рифму сказала, то бы он, конечно, подумал, что старинная неодушевленная Мифология хочет воскреснуть теперь перед его глазами. Она, вошедши, приветствовала его самым чувствительным образом, или так, как всякая женщина принимает весьма надобного ей мужчину, то есть такого, который вознамерился обожать красоту ее и разум. По учинении с обеих сторон обыкновенных учтивостей села она в креслы, не позабыла также просить о том и студента. «Ты, господин Неох, — говорила она, — вчерашний день получил письмо, и думаю, что немало удивился его слогу; также не меньше, я думаю, дивишься и твоему сюда приезду; дело это важно и требует весьма великой осторожности, и ежели бы ты знал, в каком ты теперь доме, то бы, конечно, сказал, что мы еще не довольно осторожно его предпринимаем. Писала к тебе женщина, и она делает тебе свою преданность и препоручает себя к твоим услугам; а как ты человек довольно знающий светские обыкновения, то, думаю, короткое мое описание объяснило твоему понятию все наше требование». — «Я понял, сударыня, что значат твои слова, — ответствовал ей с поспешностию Неох. — Понимаю и то, — продолжал он, — что с вашим предприятием начинается мое благополучие. Я человек такой, из которого вы все сделать Можете, что только похотите: я могу быть самый нежный Адонид, проворный Меркурий и искусный стряпчий; буду за вашими делами ходить с таким усердием, как будто бы за моими собственными. Извольте только выговорить, что вам от меня надобно». После сих слов женщина, усмехнувшись, говорила Неоху: «Ты очень проворен на язык, только таков ли в самом деле?» — «Клянусь тебе пламенным Чернобогом[109] и всеми адскими богами, что я наделаю еще больше, нежели ты думаешь». Потом женщина подала ему золотую табакерку, наполненную золотыми деньгами. «Вот тебе, — сказала она, — начало нашего снисхождения, да это еще не что иное, как только преддверие к тому благополучию, которое для тебя назначено. У нас есть река, которая течет золотом, и ты можешь всегда из нее черпать, когда только захочешь, только будь проворен и не застенчив». Неох был вне себя, когда трепещущими руками принимал подарок, и восторг, происшедший в нем от золота, помешал порядочно поблагодарить свою благодетельницу. Этому вы удивляться не должны, продолжал сказывальщик, ибо деньги имеют великую силу над нашим сердцем, а писатель романов еще большую. После сего разговаривали они очень долго; хитрая эта женщина старалася тем узнать Неохов разум, его скромности и проворство, которые все потребны были в предприятом ими деле, однако напала она не совсем на простяка. Он с своей стороны старался приметить свою судьбину и выведывал из ее ответов, в какую должность назначен он будет. Женщина как бы хитра ни была, но в нужных случаях показывает свою слабость и против воли открывает те тайны, которые одной только ей ведать бы надлежало. Сверх же этого Неох имел очень хорошее лицо, стан преизрядный, разума с лишком и вольные поступки; против такого предмета и Пенелопино[110] постоянство верно бы поколебалось. Он между учтивыми речьми спрашивал у нее, кто она такова, чей этот дом и кто его просил к себе для свидания, однако не получил на то никакого ответа. Итак, поговоря о пользе любовного приращения, о движении любовных планет во внутренности страстных людей, о Купидоновой сфере и о других прочих явлениях на Венерином небе, позже нежели в полночь расстались. Неоха опять отвезли таким же образом, каким и привезли, и приказали в наступающий день в том же часу и на том же месте явиться, напоминая притом ему о скромности, как о такой вещи, без которой ни один человек в свете прожить не может, ниже сам сочинитель романов.