Девять совсем незнакомых людей - Мориарти Лиана - Страница 4

– Через один километр поверните налево, – приказал навигатор.

– Я не хочу поворачивать налево через один километр, – меланхолично ответила Фрэнсис.

Она вообще не планировала оказаться в этом полушарии в это время года. Она собиралась вместе со своим «близким другом» Полом Дрэбблом быть в Санта-Барбаре, чтобы калифорнийское зимнее солнце грело их лица, пока они шлялись по винодельням, ресторанам и музеям. Она должна была проводить долгие неспешные дни, знакомясь с Ари, двенадцатилетним сыном Пола. Слушать, как он хихикает, обучая ее какой-нибудь адской компьютерной игре. Друзья Фрэнсис, у которых были дети, смеялись и глумились над ней, но она и правда хотела научиться: сюжетные линии казались ей насыщенными и сложными.

В памяти всплыло молодое серьезное лицо того детектива. С детскими веснушками. Он записал все, что она рассказала, царапающей бумагу шариковой ручкой, ужасным почерком, без всяких сокращений. Писал он с ошибками. И не мог выдержать ее взгляда.

При этом воспоминании Фрэнсис неожиданно бросило в жар.

Унижение?

Возможно.

У нее закружилась голова. Пробрал озноб. Ладони на руле моментально стали влажными.

«Стоп, – сказала себе Фрэнсис. – Ты должна немедленно остановиться».

Она включила поворотник, хотя сзади не было ни одной машины, и остановилась на обочине. Ей хватило здравого смысла включить аварийную сигнализацию. По лицу ручьями струился пот. За считаные секунды рубашка промокла насквозь. Фрэнсис принялась отдирать от тела влажную ткань, убрала прилипшую ко лбу прядь. Ее трясло.

Фрэнсис чихнула, и боль в очередной раз пронзила поясницу. Боль была такой эпической силы, что она начала смеяться сквозь катившиеся по лицу слезы. О да, Фрэнсис явно съезжает с катушек.

Сильнейшая волна стихийной, первобытной ярости захлестнула ее. Фрэнсис принялась молотить кулаком по кнопке клаксона, закрыла глаза, запрокинула голову и начала кричать в унисон с гудком, потому что ее измучила эта простуда, в спине будто торчала раскаленная спица, а сердце было разбито, к чертовой матери, и…

– Эй!

Она открыла глаза и резко отпрянула.

По ее стеклу энергично постукивал незнакомец. Фрэнсис увидела машину, тоже со включенной аварийкой, припаркованную на противоположной стороне дороги.

– С вами все в порядке? – прокричал он. – Помощь нужна?

Бога ради! Планировалось, что это будет ее приватная минута отчаяния. Как неловко! Фрэнсис опустила стекло.

На нее смотрел очень крупный, неприятный на вид, неухоженный и небритый мужик в джинсах и футболке с выцветшей эмблемой какой-то древней музыкальной группы на внушительном пивном животе. Возможно, один из тех серийных убийц с пустошей. Хотя технически здесь была никакая не пустошь. Наверное, он приехал сюда с пустоши в отпуск.

– Машина сломалась? – спросил серийный убийца.

– Нет, – ответила Фрэнсис, выпрямилась, провела рукой по влажным волосам и попыталась улыбнуться. – Спасибо. Я в порядке. Машина в порядке. Все в порядке.

– Вы здоровы? – На лице незнакомца появилось легкое отвращение.

– Да, – сказала Фрэнсис. – Ничего серьезного. Всего лишь простуда.

– Уж скорее настоящий грипп. Вид у вас очень неважный, – протянул он и нахмурился, оглядывая ее машину. – Вы кричали и давили на гудок, как если бы… попали в беду.

– Да, – сказала Фрэнсис. – Понимаете, я думала, что одна. Просто у меня… был нехороший момент.

Она старалась не показывать недовольства. Перед ней был законопослушный гражданин, который поступал как полагается. Он сделал только то, что сделал бы на его месте любой.

– Спасибо, что остановились, но я в порядке, – любезно сказала она с самой милой, самой умиротворяющей из своих улыбок. Крупных незнакомых людей посреди безлюдной дороги следует умиротворять.

– Ну хорошо. – Человек разогнулся, кряхтя и упираясь руками в бедра, но потом постучал костяшками пальцев по крыше машины и снова наклонился. Я мужчина, я лучше знаю, как оно есть. – Слушайте, вы не слишком больны, чтобы ехать? Потому что если вы не в том состоянии, чтобы вести, то представляете опасность для других, и я не могу с чистой совестью позволить вам…

Фрэнсис выпрямилась на сиденье. Вот ведь привязался. Ну, получай.

– Это прилив. У меня климакс, – сказала она.

Человек побледнел.

– Вот как! – Он внимательно вгляделся в нее, помолчал. – Я думал, это называется «климактерий».

– Я уверена, что право на существование имеют оба термина, – объявила Фрэнсис.

Это был уже третий случай. Она много читала, говорила со всеми знакомыми ей женщинами старше сорока пяти и два раза посещала своего терапевта, крича на приемах: «Мне никто никогда не говорил, что будет так!» В настоящее время за ее состоянием постоянно наблюдали врачи, она принимала пищевые добавки, сократила потребление алкоголя и острых блюд. Ха-ха!

– Значит, с вами все в норме, – проговорил человек и оглядел дорогу, словно ища помощи.

– Правда, я в совершенном порядке, – сказала Фрэнсис; поясница дружески кольнула, но Фрэнсис постаралась не поморщиться.

– Я не знал, что приливы бывают такими…

– Драматичными? Ну, так везет не многим.

– А разве… Как это называется? Гормонозамещающая терапия?

Господи боже!

– Можете мне выписать что-нибудь? – веселым тоном спросила Фрэнсис.

Человек чуть отступил от машины, подняв обе руки:

– Прошу прощения. Я просто подумал: наверное, поэтому моя жена… Да нет, не мое дело. Если все в порядке, то я поехал дальше.

– Отлично, – сказала Фрэнсис. – Спасибо, что остановились.

– Не за что.

Он поднял руку, начал было говорить что-то, явно передумал и двинул к своей машине. На спине его футболки расплывались темные пятна. Не человек – гора. Слава богу, решил, что не стоит тратить время на изнасилование и убийство! Наверное, предпочитал менее потных жертв.

Она смотрела, как мужик усаживается в машину и выезжает с обочины. Перед тем как скрыться из виду, он приложил палец к виску.

Фрэнсис дождалась, пока его машина не превратилась в маленькую точку, потом взяла с пассажирского сиденья чистую одежду, припасенную как раз для такого случая.

«Менопауза? – неопределенно спросила ее восьмидесятилетняя мать по телефону с другого конца света, с юга Франции, где теперь жила в полном довольстве. – Нет, не думаю, что мне это доставляло много беспокойства. У меня все это началось и закончилось за одну неделю, насколько мне помнится. У тебя наверняка будет то же самое. Не было у меня никаких приливов. Если честно, я считаю, что это миф».

«Так», – подумала Фрэнсис, вытирая полотенцем обильный «мифический» пот.

Она подумала, не послать ли ей фотографию своей помидорно-красной физиономии школьным подружкам – некоторых из них она знала с детского сада. Теперь, когда они отправлялись куда-нибудь пообедать, симптомы менопаузы обсуждались с таким же живым ужасом, с каким когда-то – первые месячные. Ни у кого не было таких жарких приливов, как у Фрэнсис, значит она брала на себя чужие грехи. Как и все в жизни, реакции на менопаузы определялись их характерами: Ди сказала, что пребывает в постоянной ярости и если ее гинеколог в скором времени не согласится на гистерэктомию, то она возьмет этого маленького говнюка за шкирку и шарахнет о стену; Моника радовалась интенсивности собственных эмоций; Натали беспокоилась, не усиливает ли менопауза ее тревожность. Зато все они соглашались с тем, что это очень похоже на их подругу Джиллиан – умереть, чтобы отмазаться от климакса, после чего лили слезы в бокалы с итальянским вином.

Нет, она не собирается отправлять эсэмэски подружкам, потому что вдруг вспомнила, как на последнем обеде, оторвавшись от меню, ясно прочла на их лицах: «Бедняжка Фрэнсис». Она не выносила жалости. Это они, состоявшие в надежных браках, должны были завидовать ей. И они успешно изображали зависть все эти годы, пока не оказалось, что быть бездетной и незамужней после тридцати совсем не то же, что после пятидесяти. Это уже не гламур. Это теперь что-то вроде трагедии.