Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 3

— Второго здесь было явно недостаточно.

— Повтори мне это, если Нордэнвейдэ на днях повесится. И да. Доберешься до штаба — бей по мордам или пои кого хочешь, но я должна знать, кто тут так до нас хорошо разведал.

— Ящик игристого, и ты будешь знать, кто заразил сифилисом сынка императора Гильдерберта и на чьи деньги, — хмыкнула Магда. — А про разведку я тебе и так скажу.

Услышав имя, Дэмонра несколько секунд молчала, просто не зная, что ответить.

— Это… это точно?

— Точнее некуда.

— Тогда забудь об этом и больше никогда никому не говори.

— Не говорить до того момента, как на нас повесят всех собак или когда вешать будут уже не собак, а непосредственно тебя?

— За что? За десяток малолетних партизан? Не смеши меня, Магда.

Магда кивнула на труп без лица:

— Честно говоря, мне уже не очень смешно. Ладно, ну хоть Наклзу ты скажешь? Я думаю, ему-то можно сказать.

Дэмонра скривилась:

— Наклзу можно сказать все. Но только когда все закончится хорошо и все поженятся, и ни секундой раньше.

— Я бесконечно признателен вам, мессир канцлер, за столь высокую оценку наших… подвигов.

Офицер говорил медленно и тихо, тщательно выбирая слова и глядя куда-то в район воротничка собеседника. Если до этого момента у Наклза еще оставались сомнения, что дело идет к большим неприятностям, то при виде колоритной парочки у окна они окончательно рассеялись. Определенно, канцлер Рэйнальд Рэссэ очень сильно промахнулся с адресатом дифирамбов. За «освобождение Рэды» лучше было похвалить тех, кто пил игристое неподалеку, а не тех, кто ее на самом деле «освобождал». «Прачкин бунт» закончился, не начавшись. «Две роты в помощь местному гарнизону и два часа делов», — метко заметила Магда Карвэн и, скорее всего, не солгала. В общем, окажись он на месте офицера, Наклз, вероятно, и сам дал бы в морду всем расточителям похвал, начиная от деревенского дурачка и заканчивая кесарем Эдельстерном Зигмаринен. Однако в свете последних событий стрелковому полку «Ломаная Звезда» следовало сидеть предельно тихо и культурно, не ввязываясь в скандалы. С другой стороны, прием, более похожий на плохой маскарад, длился уже почти два часа. Они и так не огрызались столько, сколько могли. На памяти Наклза памятники в бронзе ставили и за меньшие подвиги.

Он быстро двинулся к окну, у которого застыли друг напротив друга чрезвычайно любезный канцлер Рэйнальд и мужчина в черной форме. Лицо последнего было серым от усталости, чего не мог скрыть даже теплый тон освещения, и до крайности невыразительным. Офицер был то ли от природы скуп на эмоции, то ли прекрасно владел собой, но на фоне цветущего в профессиональной улыбке канцлера выглядел он особенно тускло. На взгляд Наклза, с этой парочки можно было смело рисовать аллегорию Победы, поскольку они идеально отражали ее дуализм. Или аллегорию Ненужной Победы, если вдуматься в суть происходящего.

— Рэдский казус — это очень неоднозначный вопрос, — глубокомысленно сообщил канцлер. Он вообще отличался потрясающим умением говорить самые избитые пошлости с самым умным видом. Наклза это периодически просто обезоруживало. Вот и сейчас Рэйнальд Рэссэ, сообразивший, что здорово промахнулся с собеседником, воспользовался излюбленной тактикой. Возможно, ему и удалось бы выкрутиться, если бы он стал первым, кто поздравил Ломаную Звезду с потрясающим успехом последней кампании. Но офицер, похоже, принимал подобные поздравления уже часа два, так что был готов свернуть шею даже спорхнувшему с фрески Заступнику. А перед ним стоял государственный деятель, приложивший руку к началу упомянутой кампании. И вдумчиво ронял банальности.

— Рэдский казус, — отчетливо повторил офицер, неотрывно глядя на канцлеров воротник, словно прикидывая его обхват. — Очень хорошо, что вы это сказали. А то у меня, знаете ли, были сомнения, каким словом следует назвать размахивание винтовками перед носами старух и детоубийства на оккупированной территории.

— Детоубийства на оккупированной территории обычно называют побочным эффектом войны, — самым скучным тоном, на который он только был способен, ввернул Наклз, подходя, и тут же продолжил, — мессир канцлер, мне казалось, вас разыскивает миледи Агранн. У нее появилось какое-то новое предложение насчет благотворительного сбора в пользу… честно сказать, я запамятовал в пользу кого, — здесь он бессовестно врал. Впрочем, у упомянутой Агранн всегда имелась масса предложений, наблюдений и замечаний по любому поводу. Повод не являлся обязательным условием. Богатый и яркий внутренний мир обязывал непременно поделиться своим мнением с окружающими, и она делилась. Стареющая благотворительница была бесценной находкой Наклза: Агранн обладала воистину бульдожьей хваткой и могла часа на полтора заболтать даже искушенного в казуистике канцлера. И у нее имелся абсолютный иммунитет к пошлостям: она сыпала ими еще бессовестнее Рэссэ.

— Прошу меня простить, господин лейтенант. Мы не в том положении, чтобы пренебрегать столь благородными порывами граждан, — прошелестел Рэссэ, кивнул Наклзу, наградив его выразительным взглядом, и смешался с толпой в центре зала.

— Филантропы, — очень тихо бросил ему вслед офицер, как выругался, и отвернулся к окну. — Мне, наверное, следует вас поблагодарить, — сообщил он не Наклзу, а стеклу, понизу покрытому морозными узорами. Наклз встал рядом и тоже посмотрел на улицу. День, медленно клонившийся к вечеру, сделался золотым, как вино. Безупречно белый снег составлял прекрасный контраст с грязью по эту сторону стекла. Грязь, разумеется, качественно присыпали золотом и позолотой, завесили портретами героев всех мыслимых кампаний и прикрыли обнаженными плечами приглашенных дам. Дамы старались как могли, да и свежевыданные ордена красиво сверкали в свете свечей. Но грязи от этого меньше, разумеется, не стало.

Наклз никак не мог отделаться от ощущения, что некоторые победы благоухают не игристым, а выгребными ямами. Его собственный вклад в общее дело «освобождения» Рэды, по счастью, был минимален, и исчерпал себя лет восемь назад. На этот раз даже либеральная пресса клеймила Седьмое Отделение «извергами» и «палачами» только за компанию. С прачками и без магов-вероятностников отлично справились.

— Благодарить совершенно не обязательно, — спокойно ответил Наклз. — У меня имелся личный интерес, а благотворительность оставим госпоже Агранн. Я помню ваше лицо, но имя запамятовал.

— Лейтенант Эрвин Нордэнвейдэ к вашим услугам, мессир, — слова были вежливыми, но нечеловечески ровный тон явно давал понять, что никаких услуг лейтенант никому оказывать не намерен.

Наклзу стало окончательно ясно, как вовремя он вмешался. Если бы Эрвин все-таки ответил канцлеру любезностью на любезность, непременно началось бы разбирательство. В ходе которого выяснилось бы, что никакого Нордэнвейдэ в Каллад быть не должно. Документы на это имя, насколько знал Наклз, были фальшивыми. Или настоящими, но тогда фальшивым был их нынешний обладатель, — это уже зависело от ревизской сказочки, которую на сей раз сочинили в Ломаной Звезде, а в этом полку служили мастера сочинять сказочки. Дополнительную пикантность ситуации добавлял тот факт, что под основным протоколом, необходимым для получения калладского гражданства, стояла подпись ни кого иного, как Рэйнальда Рэссэ. У жизни вообще имелось очень своеобразное чувство юмора.

— Мне не пришлось побывать непосредственно в Рэде. Так что я знаю о тамошних событиях только по газетам. Это значительно меньше, чем ничего. Но, судя по тому, что старшего офицерского состава Звезды я здесь не наблюдаю, дело действительно плохо, — заметил Наклз.

— Они все живы, — коротко сообщил Эрвин. — От разочарований в нашем возрасте уже не умирают.

— Ни мгновения не сомневаюсь, что трагически стреляться пойдут другие. В основном это будут истеричные гимназисты. Я имею в виду, что старшие чины напиваются где-то в другом месте. Чтобы все остальные гости тоже остались живы.