Дороги скорби (СИ) - Серяков Павел - Страница 9

2

К зиме сыновья барона Хладвига закончили свой поход по землям отца. Сам Хладвиг говаривал, что летом он выпустил на волю птенцов и не мог даже надеяться на то, что обратно вернутся ястребы. На деле же только Хладвиг и не замечал, как поход по Грошевым землям изменил его сыновей. Ежели ты, дорогой мой друг, не слышал о плачевном финале жизни Хладвига, я расскажу тебе о нем и не возьму с тебя платы. Хладвиг встретил старость, будучи богатым и состоятельным человеком. Он заручился поддержкой короны и аристократии, наладил торговлю и чудом пережил нашествие армии Исенмара, а после нее поднял дважды на его веку разоренный край. Такой он был человек. Многим правителям, имеющим в своих венах голубую кровь, было чему у него поучиться. Он воспитал отважных по большей части сыновей, но тут судьба сыграла с ним злую шутку. Невзирая на жестокость, присущую многим правителям, особенно на первых порах правления, бывший атаман, вздернувший не один десяток людей, оказался весьма расчетливым и прозорливым человеком. Когда сыновья вернулись с войны под знаменами Секарей, Хладвигу более не приходилось пачкать руки в крови, ведь с этой задачей превосходно справлялись его преемники. Шли годы, состояние барона увеличивалось, и среди Грошевых Секарей, дружины его сыновей, пошла молва о том, что Хладвиг уже изрядно задержался на этом свете и в скором времени его место займет один из парней, а посему нужно трезво оценить обстановку и занять сторону сильнейшего, дабы не угодить в немилость. Сильнейшим было принято считать Лотара, у которого к тому моменту было трое прекрасных дочерей и один незаконнорожденный сын, которого Лотар держал в дружине. Гуннар детей не имел, а про Сика к тому моменту вспоминать уже было не принято. Не нужно быть провидцем, чтобы угадать судьбу пожилого Хладвига. Однажды утром он не проснулся, не встал с ложа и не потребовал позвать своего виночерпия. Сыновья ли помогли ему отойти в иной мир, или же время сыграло свою роль — не столь важно, ибо место его в конечном счете не занял никто, а в усадьбе Хладвига и на прилегающих к ней территориях поселилась тишина и замогильный покой. Потравили ли сыновья друг друга или просто перерезали, уже не имеет значения. Важно и памятно лишь то, что случилось это еще до того, как тело Хладвига было предано земле. Но до этого, друг мой, было еще очень далеко. Снег хрустел под сапогами Сика. Средний сын барона преклонил колено и, зубами стянув рукавицу, провел указательным пальцем по оленьему следу. — Зверь вернулся! Я же говорил! — радостно прокричал он и, увидев недовольство на лицах его братьев, насупился. Сик не мог узнать Гуннара, ибо летние кровопролития превратили его в молчаливую тень прежнего себя. Гуннар замкнулся и теперь во всем соглашался с Лотаром. Чудовища с каменными сердцами: сопливый садист и стервятник на его плече — такими он теперь видел братьев, и казалось, что эти прозвища не отражали и трети их природы. — Холодает, — равнодушно сообщил Гуннар. — Пора домой — к огню, вину и бабам. — Дай нашему Сику поиграть в охотника, — ответил старшему младший. — До обеда, Сик. У тебя времени до обеда. Потом возвращаемся домой. — Валите хоть сейчас, — прорычал Сик. — У меня нет желания смотреть на ваши кислые рожи. — Как скажешь. Лотар, что будем делать? — Мы будем греться у огня и наблюдать фиаско нашего брата, — довольно процедил рыжий. — Гуннар, пойди к нашим парням и вели разбить лагерь, скажи, что в лесу мы задержимся до вечера. — Ты же собирался закончить охоту в обед. — Сик сообразил, что младший затевает какую-то издевательскую игру и в очередной раз участвовать в ней не намерен. — Нечего тебе себя изводить. Не любишь охоту, убирайся. — Закрой рот, — Гуннар положил руку на яблоко меча и сделал шаг вперед. — Думай, как и с кем говоришь. — Теперь он никогда не расставался с оружием. Даже сейчас на его ватнике можно было разглядеть засохшие следы крови, а ватнику тем временем не было и двух недель с момента приобретения. — На брата с мечом полезешь? — На труса и слабака. На человека, который боится вести себя, как мужчина. — Как же Лотар тебя выдрессировал… Прямо-таки пес на привязи, — Сик начал гавкать, передразнивая манеру брата вести разговоры. Он знал, что Гуннара это злит, и также знал, что имеет все шансы начистить ему рожу, как говорится, до кровавого блеска. — Падла! — рявкнул Гуннар и собрался уже достать клинок. Он обернулся в сторону младшего, ища поддержки, но, не увидев оной, опустил руки. — Живи, вша. — Ага, — буркнул Сик и, натянув рукавицу на начавшую замерзать ладонь, пошел по оленьему следу. — Когда захочешь помочиться, спроси разрешения. Вдруг у Лотара иное на этот счет мнение. Та зима была скупа на снег, и потому Сик без труда пробирался по лесной чаще. Вороны султанами восседали на голых ветвях и равнодушно наблюдали за тем, как самый благоразумный из сыновей Хладвига крадется по лесу, не зная, что преследует оленя, задранного волчьей стаей несколько дней тому назад. Да, Сик был плохим охотником, и присущая молодости бравада лишь усугубляла положение дел. Выйдя наконец к обглоданной оленьей туше, средний сын барона-самозванца обложил всех и вся грязной руганью, несвойственной обладателям голубой крови, а присущей скорее голытьбе. Выругавшись, он пнул то, что волки оставили ему от оленя, и пошел в сторону лагеря. Вороны кричали так, словно смеялись над ним и это еще только затравка. Он знал, что вскоре и братья будут заняты тем же. Лотар, Гуннар и их люди не проявляли никакого интереса к охоте. Они драли свои луженые глотки; их смех, крики и ругань разлетались по лесу, спугивая и без того робкую дичь. Казалось, что лишь воронам присутствие в этих краях человека было абсолютно безразлично. Именно здесь и сейчас рыжую голову Лотара посетила идея, впоследствии прочно вписавшая его имя в историю Гриммштайна, принесшая его имени славу и прижизненные почести. Глядя на пламя костра, младший из сыновей барона и придумал словосочетание — Грошовые Секари. Возможно, родись Лотар в иной семье, состоятельной и благородной, парень нашел бы себе иное применение. Может быть, он бы стал, скажем, живописцем или поэтом. У него бы это получилось, поверь мне, дорогой друг. Я знаю, о чем говорю. Раздумывая над своими Секарями, парень уже знал, чем будет заниматься его вымышленный отряд. Ожидая своего братца, он видел не разбитый в сердце леса лагерь, а вражеские земли и себя во главе отряда теней. Видел себя идущим по непроходимым чащобам в сторону ничего не подозревающего противника, дабы обезглавить лиса в его же норе. На лице Лотара появилась улыбка, во взгляде заиграли огни, в сравнении с которыми жар костра казался жалкой искрой, неспособной разжечь настоящего пламени. Гуннар боялся своего брата. Боялся страхом еще небитой собаки и потому для себя решил, что лучше ему стать верным союзником для сопляка, нежели его врагом. Он презирал Сика, ведь тот никогда не потакал желанием младшего, не старался угодить ему в самых простых и до безобразия смешных мелочах. Презирал и почти ненавидел, ибо не мог позволить себе такого поведения. Гуннар отхлебнул из бурдюка крепкой браги, занюхал выпитое рукавом накинутого на плечи тулупа из козьей шерсти и, выдыхая изо рта облака пара, бубнил что-то себе под нос. Этот год изменил их, даже Гуннару сей факт стал очевидным. — Гуннар! — прокричал Лотар и жестом предложил брату составить себе компанию у огня. — Гуннар, брат, мне нужно кое-что с тобой обсудить. — Иду… — отозвался старший сын барона-самозванца и, незамедлительно исполнив волю Лотара, присел на ствол поваленного дерева, наспех очистив оный от снега. — Что такое, брат? — Я кое-что придумал. Их люди сидели у другого костра. Дружной компанией мужчины с лицами простаков рассказывали друг другу какие-то небылицы и смеялись, корча рожи, сопровождая гримасами особенно забавные эпизоды историй. — Посмотри на них, — произнес Лотар, поправляя съехавшую набок бобровую шапку. — Что ты видишь? — Верных людей. — Их вера рождена на страхе и желании прикормиться у барского стола. — Возможно. — Гуннар соглашался с братом и лишь в редких случаях обдумывал им же сказанное. — Но других у нас нет, потому и… — Я знаю, — иссохшая ветка лопнула в руках Лотара и полетела в огонь. — Так будет не всегда. — А как будет? — У меня будут Секари. — Секари? — Не вникай, брат. Просто по нраву звучание. — Ты что-то придумал? — Да. Я хочу отправиться на Исенмарские острова. — Ты спятил? — Гуннар поднял глаза и встретился взглядом с Лотаром. — Зачем? — Затем, брат мой, что я хочу узнать о берсерках. — Спроси отца, кажется, он уже заговаривал об этом. — Отец рассказывал с чьих-то слов. — Тебе недостаточно? — Нет. Я хочу понять, как человек становится столь же неистовым, словно медведь или вепрь. — А когда узнаешь, что будешь делать? — Вернусь с этим знанием домой и стану обучать берсерков, если это окажется возможным. — Не проще ли нанять уже обученных? Если ты получишь титул… — он осекся. Рыцарский титул для Хладвиговых детей был чем-то из области грез и несбыточных мечт. — …То и ландскнехтов заимеешь. Услышав про титул, Лотар поморщился. — Нанять проще. Но мой замысел несколько сложнее, чем ты об этом думаешь. — Я внимательно тебя слушаю. — Гуннар откупорил бурдюк и вновь приложился к браге. — Что ты хотел обсудить со мной? — Твое участие в моем замысле. — Продолжай. — Когда я покину дом и отправлюсь к кальтехауэрам, ты тоже должен будешь оставить отца и брата. — Но… — начал было Гуннар и смекнул, что сейчас с Лотаром лучше не спорить. — Продолжай. — Ты проделаешь великое путешествие по Гриммштайну и привезешь в наш дом лучших егерей, коих сможешь найти. — Для чего? — Для того, чтобы к моему возвращению мы собрали по Грошевым землям сирот и за их воспитание взялись те, кто знает леса и равнины нашей родины лучше любого следопыта. Вместе с тем я буду лепить из щеглов берсерков. Если, конечно, это делается так, как я себе воображаю. — Я не понимаю, в чем тут смысл. — Тебе и не нужно. Это наш путь к славе, и, если ты доверяешь мне, просто следуй моему замыслу. — Нет уж, братец. Сдается мне, что ты просто потратишь время. Если тебе нужны бойцы, знающие земли вдоль и поперек, проще обратиться к наймитам. Да, они дерут втридорога, но… Да возьми любого любого мужика, живущего близ этого леса, и он на пальцах растолкует тебе, где и какая коряга тут лежит. — Наш брат как раз такой сопляк. Сик никогда не выезжал за пределы Грошевых земель и, взяв олений след, даже не сообразил, что тому уже несколько дней. — Сик — другое дело… Сик болван, сам знаешь. — Одно, брат, я знаю наверняка: спорить с тобой бесполезно. Ты тоже в какой-то степени баран, и тебе надо все на пальцах объяснять, — Лотар поднялся на ноги и подозвал к себе первого попавшегося на глаза человека. — Я докажу тебе, что прав. Если так случится, ты будешь мне помогать? — Да, но, если случится иначе, я тоже кое-что у тебя попрошу. — Что угодно, — отмахнулся Лотар. — Можешь просить что угодно. — Может, сперва выслушаешь меня? — Гуннар был рад тому, что не пришлось предлагать братоубийство, но боялся, что Лотар неверно его понял. — Может быть, ты… — Нет. Прогоним его, если я продую в споре. — Прогоним так прогоним… Прежде чем выйти к лагерю, Сик успел трижды замерзнуть и многократно пожалеть о том, что зашел так далеко в лес. Возвращаясь к братьям без добычи, он ожидал насмешек и укоров. Невозможно описать, каким было его удивление, когда, усевшись, наконец, у огня и сбивая рукавицей снег с сапог, Сик не обнаружил у братьев никакого интереса к себе и своей неудаче. Согреваясь, он внимательно следил за тем, как Лотар объясняет что-то одному из их людей. Смотрел, как Гуннар бездумно кивает после каждого слова и каждой фразы их младшего брата. По большому счету разговор, в который его решили не посвящать, не очень-то и интересовал парня, но крохотное чувство обиды успело поселиться в его душе и пустить там корни. — Ты все понял? — По тону Лотара Сик сообразил, что речь идет о чем-то серьезном. — У тебя не так много времени, — добавил младший, — если мне придется торчать здесь до ночи, я высеку тебя и твою семью. — Если не понял, высеку, — пригрозил Гуннар, — но ты же понял? — Да, — подтвердил мужчина, — все сделаю, как надо. — Коня моего возьми. Ну, чего встал? Вали давай! Ослепшее зимнее солнце было в зените в тот час, когда братья потешались над Сиком, а человек с ужасным прошлым во весь опор гнал коня по еще не заметенной дороге в сторону ближайшего к лесу села, дабы привести в исполнение замысел младшего из сыновей Грошевого барона. Шел снег.