Звезда Надежды (СИ) - Багров Вячеслав - Страница 73

Джил молча наблюдал за ним.

— Знаешь, что я думаю. Я думаю, что тот ваш мертвый чужак в Ледовом Поясе, все эти нестыковки с количеством планет в прошлом и теперешнем… Это он! — Пергаментное лицо Сола замерло, правый нижний угол его рта, сполз вниз: — Мы не знаем своей истории, не знаем прошлого наших миров. Того, что было миллионы лет назад, все эти споры и склоки ученых… Это он — Объект. Или такие — же как он. Там, в прошлом, посещали наше Светило, и только этим можно объяснить все. Они зачищают память, они делают из нас идиотов! — Сол резко заржал, откинулся назад, бил левой ладонью по столу.

Джил молча ждал когда тот успокоится.

Успокоившись, Сол взял графин и начал трясущимися руками, наполнять вином свой бокал, выглядел он при этом очень сосредоточенным.

— Ты — капитан, ты имеешь доступ к Барьеру. Так что Объект будет трепать тебе нервы изо всех сил. А что? Кому охота умирать? Даже если ты обычная гора углерода. Будет меня тут совести учить, какой — то каменный маньяк. Ответственность теперь, видите ли на нас. Оправдания нам, видите ли нет. Да пошел он к такой — то матери — хитрый булыжник! Я и не таких умников встречал. Простаков нашел. Стервец!

Он пил долго, глотая вино маленькими, скупыми глотками, обливаясь вином и пыхтя. Приглушенный свет световой панели висевшей над их столом, делал лицо Сола бледным, мертвенным. Потом, когда бокал Сола снова стоял на столе, а он сам принял серьезный вид, Джил спросил:

— Ты не слышишь?

— Что?

— Музыка. Не знаю. Играет где — то, очень тихая. Давно ее слышу, не могу понять от куда она звучит. Прислушиваюсь. Трудно разобрать мелодию.

— Хе, музыка. У меня в голове шумит, писк, как комариный. Ничего я не слышу — тихо все. А может и нет. Мы в несуществующей библиотеке сидели, Дож этот… А ты — музыка! Хотя… Спроси Ааоли, у нее слух острый.

Они еще болтали с пол часа, прежде, чем Джил отправился в бомбовый ангар, проверять исправность ракеты.

Навязчивая идея Сола, передалась и ему.

Жаркий звездный ветер, упруго натягивал мягкие, стальные паруса, дул в спину, а он стоя за массивным, полированным штурвалом, улыбался, глядя вперед, туда, где в конце открытой звездам палубы, у самого носа корабля, начиналась пустота. Стальные тросы удерживающие паруса, звенели от натяжения, свет звезд отражался на их сплетенных косах.

Космический фрегат несся в пустоте и он терпеливо и уверенно вел его по курсу. Перед штурвалом, на массивной чугунной тумбе, прикрепленный к ней многократно крашенными болтами, полыхал атомным огнем, укрытый пыльным стеклом, компас и острая, словно игла, стрелка, постоянно указывала «вперед», утопая в ярком, желтом пламени. Он знал путь и движение корабля, но временами посматривал в пыльное, охваченное огнем стекло компаса и, находя в нем правоту своих действий, улыбался сам себе.

Под его ногами была надежная бронированная палуба и выпуклые клепки на ней сверкали, как многочисленные паучьи глаза. Там, впереди по носу корабля, полыхала зарница приближающегося шторма — в матовом голубоватом облаке, загорались и гасли многочисленные зеленые молнии.

Было тихо и спокойно.

Он вел свой корабль уже давно, так давно, что окружающие его звезды, казались ему ровесниками, память отказывалась возвращать ему прошедшее время, только настоящее — бесконечное, застывшее, как студень, сковало все вокруг, устранив будущее.

Эфир звенел, слабо пах жаром далекой звезды, нес в себе шелест радиоволн, вселял покой и уверенность. В этом бесконечном плавании был только покой и цель.

Он шел к цели.

К Морю Забвения.

Гость стоял рядом — облокотившись о тяжелый, железный ящик, в легкой матросской ветровке и широких, потертых штанах, босой, он курил свою большую, алмазную трубку, и выдыхал густой, светящийся розовым светом дым, который тут — же сносило звездным ветром к носу корабля, тащило над сталью палубы и дальше в пустоту, где розовый свет растворялся и таял.

Гость пришел давно. Но позднее рождения звезд, он знал это — наверняка.

Гость — бродяга.

Гость — Летящий.

Гость — старый друг.

Корабль — надежный, подобно железной скале, несется вдаль, рассекал гравитационные волны — высокие, острые. Сейчас он взбирается по волне вверх и он чувствует появившуюся в теле массу, крепче сжимает рукоятки большого, круглого штурвала, всматривается туда, где скользят вниз разноцветные огоньки звезд.

— Что ты слышишь? — Спросил его Гость.

— Сердце. Стук своего сердца. Это значит, что я жив.

Светящийся розовый дым из трубки Гостя, затейливыми узорами витает перед глазами, и маленькие розовые искры вспыхивают и исчезают во тьме.

— Как давно мы здесь?

— Давно. — Гость неопределенно повел своей трубкой: — Но это неважно.

— Да. Уже неважно. Важно, что скоро все кончится.

— Тебе надо отклониться в сторону. Море Забвения, это не то, что тебе нужно.

— А что мне нужно?

— Тебе нужна надежда. А ее у тебя нет.

— Я давно здесь. Этот штурвал, этот фрегат. Я привык идти вперед. Там моя цель.

— Ты не понимаешь. — Гость говорит спокойно, в его голосе звучит участие друга: — Ты не понимаешь. Твоя цель — надежда, а в смерти надежды нет. Там — ничто, там Море Забвения. Отклонись.

— В том шторме, есть моя надежда. Я знаю. Разве можно обрести ее, не дойдя до шторма? Разве можно обрести ее, не пройдя шторм? Ты поможешь мне. Ты мой друг.

— Там смерть.

Гость замолчал. Его лицо непроницаемо.

Он тоже молчит — прислушивается к тому, как шелестит в стальных парусах звездный ветер, смотрит на мертвенные отблески на металле палубы, это оставшееся далеко позади корабля Светило, догоняет его своим бледным светом, напоминает об утраченной гавани.

— Смерть не самое худшее. — Гость снова заговорил: — Ты останешься один, останешься без надежды. Это хуже всего. Я видел много миров, я был во многих гаванях. Я один.

— Я всю свою жизнь один. Мне уже не нужны гавани. Я хочу идти вперед. Не хочу сворачивать.

— Это упрямство. Что ты этим хочешь доказать? Кому? Шторм убьет тебя. Он убьет твою надежду. Все еще может стать лучше. Для тебя.

— В том шторме моя надежда.

— Ты не знаешь, что есть в том шторме, Джил.

Джил.

Он услышал это слово и потом, спустя несколько мгновений понял, что это его имя. Слово, когда — то обозначавшее его, слово из далекого прошлого, где были его дни и события.

Он не помнил о них.

Он не помнил своего имени.

— Меня зовут — Джил.

— Это твое имя.

— Странное имя. Я — Капитан. Я иду вперед.

— У твоего корабля есть имя?

Он чуть помедлил с ответом, сказал:

— Он — Корабль. Мой Корабль. Я его Капитан. У меня есть цель. У каждого должна быть цель. Без цели, я — ничто.

Подъем по волне прекратился, сменившись падением вниз, звезды метнулись вверх — яркие, неправдоподобные, размытая туманность справа, жирным, голубым пятном скрылась из поля зрения, ушла. Он потерял вес, тело словно перестало существовать, а державшие штурвал руки, сильнее сжали шлифованные рукоятки. Здесь всегда было так — вверх по волне, вниз по волне. Он вдыхал окружающий его эфир, и вместе с ним вдыхал запах ожидания и покоя. Стальные паруса фрегата, звонко звенели под налетевшим звездным ветром, прогнулись, напряглись на носу корабля стальные тросы, и там — во тьме метался, из направленного вперед, качающегося на низкой надстройке палубы, яркий свет атомного фонаря. На леерных ограждениях вдоль бортов, заблестели ртутью крошечные капли гелия, впереди по кусу ближе и отчетливее виделись длинные, изогнутые молнии.

Его железный парусник — закованный в броню фрегат, рубит перед собой тонкое пространство, острым, черным носом.

Граница шторма приближалась к нему, а за ней, за дрожащей от вспышек злой зари, дымкой простиралось куда — то в неизвестность, Море Забвения.

Он смотрел перед собой, но видел все вокруг — звезды над головой, Гостя, раскуривающего свою алмазную трубку, и ставшее крошечным Светило — позади корабля. Здесь это было нормальным, здесь не могло быть по — другому.