Шаг за порог (СИ) - Кащеев Денис - Страница 45

И вот тут уже начиналась неопределенность. Все пятеро спасенных от сеятелей изгоев приняли предложение трутня стать его подопечными (как монстр сумел их в этом убедить, Олег не знал и знать не хотел; дольше всех, кстати, колебалась Джулия Форд, но в итоге решилась и она). Добавить сюда Тинг, Инну и Рыжего – выйдет восемь. Как говорится, неправильное число. Чтобы получилось правильное, нужен еще один бедняга. Но Насте трутень, вроде как, посулил свободу, а если Даша не переживет Порога… Как тогда поступит монстр? Наплюет на данное обещание, принудив Настю следовать за собой? Или нацелит свой проклятый хвост на кого-то еще? На кого? Выбор у трутня, собственно, останется небогатый: либо Тимур, либо Олег, либо Галя. Но какой смысл жалить Тагаева, если как раз ради него Настя и жаждет вернуться? Значит, или Олег, или Галя. Прямо скажем, перспектива невеселая…

Все было бы по-иному, не открой тогда Рыжий дверцу вездехода, а направь машину прямиком к воротам Тиньши – может быть, в этом случае они бы и успели запереться на базе и не допустить туда трутня с подопечными. Да, пришлось бы оставить за стенами и Тимура с Настей, и потерявшую сознание «Дилю», но это потом можно было бы постараться как-нибудь разрулить. Например, обменять их на изгоев, раз уж те у нас так охочи до вечной жизни… Однако получилось так, как получилось. Артем вылупился на слона, словно дитя в зоопарке, подосланная предусмотрительным трутнем Тинг его подкараулила, и благоприятный момент был упущен безвозвратно.

Что ж, теперь все зависело от Даши и от ее воли к жизни. Воли к жизни монстром – человеческий ее путь в любом случае завершился еще в Аксарае.

Макаускайте лежала в боксе медотсека. Никакого смысла помещать ее именно туда не было – изолировать Дашу не требовалось, а помочь ей аппаратура базы все равно не могла. Скорее всего, так поступили чисто по привычке: раненый – значит в медотсек. В медотсек надолго – значит, в бокс, куда же еще? Дверь к ней держали открытой, и внутри почти постоянно находился кто-то еще. Чаще всего – Инна, иногда – Настя, даже Тинг наведывалась время от времени. По крайней мере раз в день заходил сюда и Олег, как правило – с Галей. Но сегодня Измайлова заглянуть к Макаускайте не удосужилась – спешила в соседний бокс за новой порцией своих процедур, – и как-то так вышло, что компанию Светлову у Даши составила «Диля».

Раны Макаускайте больше не кровоточили (хотя при этом и не затягивались), и бинты, делавшие Дашу похожей на мумию, по указанию трутня с девушки сняли, накрыв ее стерильной простыней. Видно было лишь лицо – исполосованное глубокими бордовыми бороздами, бледное, даже с виду холодное, хмурое и напряженное. Веки большую часть времени оставались плотно сомкнутыми, но иногда они вдруг распахивались, и с минуту глаза девушки непонимающе вглядывались в потолок – потом снова закрывались, на час или на день. Никто не видел, чтобы хоть раз шевельнулись ее губы, и не слышал от Даши ни звука – ни слова, ни даже стона. При этом трутень уверял, что сама Макаускайте слышит все, что говорится возле нее, – поэтому все посетители непременно с ней беседовали: приветствовали, желали здоровья, вспоминали былые времена… Не был тут исключением и Олег.

– Утро доброе! – с деланой веселостью выпалил он, заходя в бокс. – Выглядишь как будто немного лучше!

Это не было и не могло быть правдой: прежде чем исцелиться, если такое вообще когда-нибудь произойдет, Даше предстояло пережить переход Порога, разложившись и рассыпавшись едва ли не в прах, – и лишь затем наступило бы это самое «лучше». Светлову довелось видеть, как подобный кризис переживала Инна, – уже в самом начале ее агонии он не выдержал и трусливо удрал прочь, не в силах вынести этого зрелища. Но ведь не скажешь же раненой: «Выглядишь, как обычно, дерьмово?» Зачем?

– Диля, подтверди, – обернулся Олег к Чужой.

– Явно идешь на поправку! – заверила та так искренне, что Светлов невольно пригляделся к Даше – а вдруг? Но нет, конечно же: просто его многоликой спутнице было не занимать лицемерия.

– Вчера Порог переступила Сара Ричардс, – перешел к новостям Олег. – Все прошло очень быстро. И не особо болезненно…

Блондинка-американка билась в конвульсиях почти час, а когда все закончилось – еще час провела в истерике, бросаясь с кулаками на трутня и крича, что, знай она заранее, как все это будет, предпочла бы остаться в лесу с оторванной ногой и сдохнуть от потери крови. Светлова при этом, разумеется, не было – подробности ему передала Настя. Прошедшие Порог чувствовали, когда кризис настигает их нового собрата, и стекались к несчастному, где бы в этот момент ни находились. Настя утверждала, что их к этому принуждает трутень – с ней или с Инной, возможно, так оно и было, но многие другие явно шли на бесплатное шоу своей охотой.

– Остались только Рыжий и ты – и все закончится… – заключил Олег.

Вышло, пожалуй, несколько двусмысленно, и он задумался, как бы это поудачнее исправить, – и в этот момент Даша открыла глаза. Такое при Светлове случалось и раньше, и все же юноша вздрогнул от неожиданности.

– Так я это… – пробормотал он, разом растеряв все мысли до последней. – Что говорю-то…

– Началось? – раздалось внезапно от двери.

Снова вздрогнув, Олег обернулся: у входа в бокс стояла Настя.

– Что? – переспросил Светлов, нахмурившись, но почти сразу и сам понял, о чем говорит девушка. – А-а, нет, – протянул он, – просто смотрит…

– Началось, – за Настиной спиной показался трутень в образе Тёмы Борисова (говорят, это у него не личина, хотя в чем отличие, Олег решительно не понимал). Бесцеремонно отстранив девушку плечом, монстр протиснулся в бокс. – Началось – и вот-вот закончится, – заявил он. – Как я, собственно, и думал: Порога она не переживет.

В недоумении Олег обернулся к Макаускайте: между уродливых борозд на лице Даши одна за другой появлялись не менее уродливые бурые язвочки. С Инной позавчера все начиналось точно так же.

– Она… умрет? – похолодев, пробормотал Светлов.

– Увы, – бесстрастно подтвердил позади него «Тёма». – Самое нелепое, что только может быть на свете – бесплодная боль… К сожалению, ничего иного ждать и не приходилось…

Тело девушки дернулось и выгнулось под простыней, лицо исказилось гримасой. Рот открылся, но крика, который, вжав голову в плечи, уже готов был услышать Олег, не последовало – только утробный сдавленный хрип.

– И ничего нельзя сделать? – снова повернулся юноша к «Тёме». За дверью позади того уже толпилось пять или шесть подопечных – слетелись, словно стервятники на падаль!

– Ничего, – развел руками трутень. – Она слишком слаба, и ни я, ни ты не сможем придать ей сил.

– А кто сможет? – ухватился юноша в отчаянии за, как ему показалось, оставленную монстром лазейку.

– Никто, я полагаю, – пожал плечами «Тёма». И когда Светлов уже был готов отвернуться, неожиданно добавил: – Разве что вот она, – и кивнул при этом на «Дилю». – Вот только зачем ей это?

– Ты?! – удивленно воззрился Олег на Чужую. – Ты можешь ее спасти? Не дать умереть?

– Полагаю, да, Всемогущий, – помедлив лишь самую малость, с непроницаемым лицом кивнула «Диля».

Даша на койке вскинула руки, сбрасывая с себя простыню. Коричневая короста уже начинала покрывать ее тело, избегая, однако, приближаться к так и не зажившим рубцам от ран. Голова девушки судорожно моталась из стороны в сторону, рот раскрывался в беззвучном крике, совершенно безумные глаза, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит.

– Тогда чего ты ждешь? – рявкнул Светлов на Чужую. – Помоги ей!

– Нет! – почему-то крикнула из-за спины «Тёмы» Настя.

– Как будет угодно страте, – с достоинством проронила «Диля», глядя исключительно на Олега.

– Быстрее! – сжал кулаки юноша. – Она умирает! Действуй!

– Как будет угодно страте, – повторила Чужая – и сбросила личину.

Светлов невольно отшатнулся, а возникшее на месте «Дили» чудовище, роняя на пол серые обрывки одежды, шагнуло на тонких кривых ногах к койке Макаускайте, неуклюже взобралось на нее и припало к бьющемуся в припадке телу – еще даже более безобразному сейчас, чем изначальный облик монстра. Щупальца Чужой скользнули девушке под мышки, вынырнув над плечами и сцепившись на шее, хвост обвил бедра. Даша рванулась, словно силясь сбросить с себя незваного монстра, но Чужая, застыв камнем, вцепилась в нее накрепко. И тогда Макаускайте в первый раз закричала. Пронзительно, истошно, душераздирающе…