Швейцарец. Лучший мир - Злотников Роман - Страница 17

Зайдя внутрь, Алекс с Бухариным устроились друг против друга в двух глубоких креслах и некоторое время испытующе разглядывали друг друга. Потом Николай Иванович улыбнулся, причём на этот раз не нервно, а широко, искренне, так, что такой улыбке более всего подходил эпитет «обезоруживающе», и произнёс:

– Александр, прошу простить, если чем-то ненароком вас обидел или даже заставил понервничать. Клянусь – не желал ничего подобного. И – да, вы позволите мне вас так называть?

– Без проблем, – небрежно махнул рукой Алекс. – Итак, что бы вы хотели у меня спросить?

Бухарин снова улыбнулся.

– Знаете, вот теперь я окончательно убедился, что вы – именно пришелец из другого времени.

– Почему? – удивился Алекс.

– Просто у нас так не говорят – «без проблем», – пояснил Николай Иванович…

Одним из первых вопросов, который Бухарин попытался эдак аккуратно выяснить у Алекса, был всё тот же сакраментальный: «Почему Сталин?»

– Понимаете, Николай Иванович, не знаю, с какими материалами вы уже успели ознакомиться, – начал Алекс, – но должен вам сообщить, что очень скоро в Европе разразится новая мировая война. – Он сделал паузу и бросил на собеседника вопросительный взгляд. В том, что Сталин уже познакомил Бухарина с достаточно большим объёмом материалов, парень не сомневался. Это было ясно хотя бы по тому, что Николай Иванович ни на секунду не засомневался, что перед ним именно «пришелец из другого времени». Ибо его сентенция насчёт «окончательно убедился» прозвучала, скорее, как ожидаемая констатация факта, нежели как… м-м-м… нечто, развеивающее всё ещё имеющиеся сомнения. А подобная констатация факта означала, что и до их личной встречи он уже был вполне убеждён в том, что всё ему уже сказанное – правда и его собеседник и есть тот самый «человек из будущего». Ну и как это можно было бы сделать, не дав собеседнику Алекса изучить достаточно большой объём материалов из будущего? Причём в первую очередь из тех, что были предназначены для «посвящённых». То есть без специальной «чистки» и «вычитки» на предмет убирания «анахронизмов»…

– Да-да, кое-что я о ней читал, – согласно закивал Бухарин, – но не очень много. – Николай Иванович слегка замялся. – Если честно, я больше налегал на привезённую вами информацию по экономике, – тут Бухарин воодушевился. – Я просто поражён тем, с какими объёмами статистических данных у вас там умеют работать. Это же какое количество статистических контор требуется организовать и содержать…

Алекс улыбнулся.

– Не слишком-то и большое. Большую часть работы по сбору и обработке статистической информации выполняют компьютеры… э-э-э… это такие мощные электронные счётно-решающие машины, да ещё и объединённые в глобальную мировую сеть… Но вернёмся к поднятому мной вопросу. Так вот – скоро будет война. Жестокая. Страшная. В моей изначальной реальности эта война обошлась Советскому Союзу в двадцать восемь миллионов жизней.

Бухарин охнул и округлил глаза.

– Но мы её выиграли. И именно под руководством Сталина. – Алекс сделал паузу, бросил на собеседника строгий взгляд и твёрдо заявил: – С огромным трудом. Ну, это и по потерям понятно… И я не мог себе позволить рискнуть и положиться на кого-то другого. Даже если этот кто-то и мог бы показаться более предпочтительным. Потому что будущая война будет страшна не только чудовищными потерями. На кону будет стоять само существование не просто государства, а самого русского народа. И вообще славян. Потому что славянские народы будут объявлены неполноценными. Untermensch[26]. Чья участь – большей частью быть уничтоженными, чтобы освободить «жизненное пространство» для более «полноценных» народов, а оставшейся частью – стать их рабами. Был разработан специальный «план Ост»[27], в процессе исполнения которого предполагалось «очистить» планируемые к заселению земли от более тридцати миллионов «неполноценных»[28]. И это помимо всех военных потерь. Хотите знать, как именно они это делали?

Собеседник Алекса молча уставился на него совершенно больным взглядом. Похоже, что всё сказанное повергло его в настоящий шок. И парень продолжил:

– В марте сорок третьего два немецких карательных батальона, основной личный состав которых, кстати, составляли этнические украинцы, частью из числа пленных красноармейцев, но по большей части из числа бойцов бывшего Буковинского куреня ОУН, под предлогом борьбы с партизанами согнали всех оставшихся жителей белорусской деревни Хатынь, расположенной в шестидесяти километрах от Минска, в сарай, после чего обложили его соломой и подожгли. Люди сгорели заживо. Всего в этой деревне было убито сто сорок девять человек. Семьдесят пять из них – дети от двух лет.

– Это же невозможно… – ошеломлённо прошептал Бухарин. – Коба мне ничего такого…

Алекс криво усмехнулся.

– И, должен вам сказать, что только в одной Белоруссии из девяти тысяч двухсот захваченных и сожжённых населённых пунктов почти пять тысяч триста в той или иной мере разделили участь Хатыни, будучи уничтожены вместе со всем или частью населения, – он вздохнул. – Гитлер – честный человек. О подобном он писал ещё в давно изданной в Германии «Майн кампф». Ну, когда обосновывал свою претензию на жизненное пространство для немецкой нации… А перед нападением на СССР, в марте сорок первого, выступая перед командованием вермахта, он прямо заявил нечто вроде: «Уничтожающий приговор коммунизму не означает социального преступления. Огромная опасность коммунизма для будущего. Мы должны исходить из принципа солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и не станет нашим товарищем. Речь идёт о борьбе на уничтожение. Мы ведём войну не для того, чтобы законсервировать своего противника… Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость – благо для будущего».

– Эта речь была где-то опубликована? – глухо спросил собеседник Алекса. – То есть я имею в виду, вы сейчас явно процитировали выдержки.

– Не помню, – отозвался тот. – И вы правы – я вам процитировал выдержки из неё, изданные в мемуарах начальника немецкого генерального штаба генерал-полковника Гальдера. Но, может быть, она была и опубликована полностью.

Бухарин вскочил на ноги и принялся нервно ходить по комнате. Алекс откинулся на спинку кресла и слегка прикрыл глаза. Раз уж этого разговора всё равно было не избежать, надо было постараться, чтобы он был наименее выматывающим. Так что пока собеседник не задаёт никаких вопросов, можно и немного передохнуть.

– Да… – внезапно произнёс Бухарин, резко остановившись, – да, да, вы правы. В этом случае совершенно недопустимо рисковать. Так что я понимаю и полностью принимаю ваше решение. Более того, я, несомненно, окажу Кобе… то есть Иосифу Виссарионовичу, самую полную и безоговорочную поддержку. – Он развернулся и, подойдя к креслу, вновь уселся в него, ещё раз и более твёрдо повторив: – Вне всякого сомнения!

Алекс кивнул в ответ.

– Но я вот о чём хотел вас ещё спросить. Вы употребили очень интересное выражение: «В моей изначальной реальности». Не расскажете, что значит эта формулировка?

– Дело в том, – вздохнул Алекс, – что каждый раз, когда я возвращаюсь в будущее, то это возвращение в новое будущее. Отличающееся от моего изначального. Например, в моё первое возвращение я попал в будущее, в котором Советский Союз проиграл войну. Так что смог на личном опыте убедиться, как выглядит тот самый «новый порядок», который Гитлер и его последователи для нас приготовили…

Встреча с Бухариным затянулась на три с половиной часа. Хотя перед её началом тот утверждал, что у него «часа полтора, максимум – два». Но и после трёх с половиной часов общения он всё равно прощался с Алексом с огромным сожалением. И горячо попросил о новой встрече, на которой хотел пообщаться «более подробно и плодотворно». Так что Алекс даже запросил пощады: