Ермак. Телохранитель (СИ) - Валериев Игорь - Страница 28

— Нет, чуток ещё можно, — ответил я.

— Тогда уже лучше, ты сам, — дядька внимательно посмотрел на мой свежий шрам на груди, который стал красно-синего цвета. — А то, как бы хуже не было. И я, дурак, не подумал.

Несмотря на опасения, второй заход в баню закончился тем, что дядька Игнат всё-таки отходил меня вениками, после чего я минуты три лежал в прохладных водах Ангары, получая немыслимое удовольствие.

Потом был ещё один заход хозяина бани, который я пропустил, его наслаждение паром и водными процедурами. После этого мы помылись, замочили грязное белье и распаренные во всём чистом вернулись в избу.

В избе нас дожидался самовар, который ещё не успел полностью остыть, и на его разогрев с помощью заранее заготовленных лучин, ушло немного времени. Хороший чай после бани, что может быть лучше! Поставив на стол, принесённый с улицы пыхтящий самовар, дядька Игнат, добавил к нему тарелку с оладьями, плошку с мёдом, заварной чайник в грелке-накидке и чашки с блюдцами.

"Слава богу, будем пить чай, а не чай-сливан с добавками муки и прочего", — с удовольствием подумал я, после чего пошёл потрошить свой мешок, где лежали дорожные продукты.

Убрав, выложенные мною на стол шмат сала, кусок копчёного окорока и полкаравая хлеба в кухонный закуток перед печью со словами "вечером поедим", дядька Игнат, скороговоркой прочитав "Отче наш" и размашисто перекрестившись, сел за стол, пригласив меня сделать тоже самое. Чай был разлит по чашкам, после чего началось активное восстановление нарушенного водно-солевого баланса в организме после бани.

После первой чашки чая, которую выпил, выливая порциями в блюдечко, налил вторую. Попробовав оладьи с мёдом, не выдержал и задал вопрос:

— Дядька Игнат, неужто сам такую вкуснотищу испёк?

Казак смутился, потом сделал глоток чая из блюдца и произнёс:

— Соседка Дарья, сеструха моей жены угостила. Мы со свояком, когда на сёстрах женились, дома рядом поставили. Им во время пожара повезло. Все живы остались. Вместе потом и отстроились. А чуть больше года назад свояк Григорий по весне в Ангару бросился спасать мальца, который, катаясь на льдине, перевернулся. Мальца достал и спас, в свой тулуп завернул, пока до избы нёс, а сам весь заледенел. Сгорел потом в лихоманке, — дядька замолчал, уйдя мыслями в себя, потом продолжил. — Вот и помогаем друг другу.

Я чуть не ляпнул о возможности их дальнейшего совместного проживания, как казак продолжил:

— Как три года со смерти Григория минует, так и сойдёмся с Дарьей. Она же почти копия моей Насти. И сынок ихний, племяш Ванятка в том же месяце, что и мой Фрол родился. Так и будем жить.

Дядька Игнат тяжело вздохнул.

— Ну, а теперь, Тимофей, рассказывай, откуда у тебя столько отметин.

"Что ж, в бане помыли, чаем напоили, скоро накормят и спать уложат. Надо за это хозяина уважить", — подумал я и начал рассказ о своих злоключениях-приключениях в этом мире.

Рассказал практически всё. Но на всякий случай про бой с бандой Золотого Лю поведал в отредактированном под подполковника Печёнкина варианте, а про нападение на цесаревича вообще решил промолчать. Прямого указания молчать не было, но практически всеми официальными лицами, начиная с генерал-губернатора и ниже было рекомендовано "особо не распространяться". Говоря по-другому "молчать в тряпочку". Поэтому дойдя до событий прибытия в станицу цесаревича, замолчал.

— Чего примолк? Рассказывай, как цесаревича собой закрыл, — дядька Игнат хитро посмотрел на меня, поднося блюдечко с чаем к губам. — Рассказывай, Ермак. А то может мне всё переврали. Тут же из первых уст услышу.

Я в состоянии грогги уставился на казака, который потихоньку тянул чай из блюдечка. Ошеломление было зашкаливающим, за максимум возможного.

— Что удивлён, Тимофей? — Игнат Петрович поставил блюдечко на стол и разгладил бороду с усами. — Всё очень просто. Тут при прибытии Государя Наследника в город наши казаки забайкальцы гулеванили, которые амурцев в охране цесаревича сменили. Вот от одного из них, моего троюродного брательника, и услышал рассказ о том, что молодой амурский казак Тимофей по прозвищу Ермак спас цесаревича, закрыв его своей грудью. Пуля попала бы в сердце, но в кармане Ермака лежали, подаренные наследником освящённые в Исаакиевском соборе часы и пуля не смогла пробить их. Так Святая Богородица спасла и Государя Наследника, и казачка, который жизни своей не пожалел. Такая вот, ядрёна-матрёна, история! Всё, правда?

По окончании монолога дядьки Игната мне можно было поставить диагноз — информационная контузия. Видя моё состояние, урядник Филинов продолжил моральное издевательство надо мной.

— Я когда твои раны в бане увидел, особенно свежий шрам на груди, сразу и понял, что ты и есть Тимофей по прозвищу Ермак. Ну что, угадал?

— Угадали, дядька Игнат, — приходя в себя, выдохнул я.

— Тогда рассказывай. И всё подробно рассказывай. Или запретили?

— Как бы и не запретили, но настоятельно рекомендовали особо не распространяться.

— И кто же такое рекомендовал, — поинтересовался Игнат Петрович.

— Самый старший из тех, кто со мной разговаривал на эту тему, был его высокопревосходительство князь Барятинский. Генерал-губернатор Корф так же в беседе со мной упомянул об этом.

— Эх ты, ядрёна-матрёна! Какое начальство высокое с тобой говорило! А с цесаревичем тоже говорил?

— Разговаривал, дядька Игнат.

— А много? — интерес казака был неподдельный. Глаза засверкали, казалось, всё его естество хочет больше, подробнее узнать об августейшей особе.

— Около двух часов в общей сложности выйдет, — ответил я.

— А правда, что пуля в часы освящённые попала и не пробила их?

— Нет, дядька Игнат, это уже выдумали. Пуля сначала в метательный нож попала. Их у меня на ремне ранца на левой стороне три штуки в общем чехле было. Нож раздавил подаренные цесаревичем Николаем Александровичем часы. Благодаря только этому и жив остался. Мышцу на груди не сильно разворотило, но ушиб был ого-го какой. Два первых дня дышал через раз на полвздоха, а встать только через неделю смог. А про то, что часы в Исаакиевском соборе освящены, никто не говорил, к слову.

— И всё-таки Богородица вас обоих хранила! — Филинов истово перекрестился. — Если бы не защитница семьи Помазанника, и цесаревич, и ты погибли бы. А часы покажь?

— Дядька Игнат, у меня их вместе с ножом цесаревич на память поменял на другие часы, которые ему Император на день совершеннолетия подарил.

Эти слова я произносил, идя к ранцу, из которого достал завёрнутый в тряпку и упакованный в кожаный мешочек подарок цесаревича. Достав часы, я положил их на стол перед Игнат Петровичем.

— Красота-то какая! — Филинов аккуратно указательным пальцем провел по камням на верхней крышке часов, которые образовывали вензель цесаревича Николая. — Дорогущие камни наверное! Чай для сына императора делали?

"Дорогущие! — подумал я про себя. — Бриллианты не по одному карату. Надо будет ячейку в банке снять и часы, и деньги основную часть туда положить. Если конечно поступлю в училище. Всё же на неделю опоздал. Тут и прошения могут не помочь".

Дальше наше чаепитие плавно перетекло в ужин, во время которого я узнал, что старший урядник 1-го пешего батальона Забайкальского казачьего войска Филинов служит в Иркутском училище, командуя казаками, которые ухаживают за лошадьми учебного заведения.

Как выяснилось из разговора, пять лет назад в училище пришёл новый сотенный командир войсковой старшина Химуля, под командованием которого Филинов служил почти пятнадцать лет назад в одной из сотен пешего батальона. Какую услугу оказал в своё время Филинов своему командиру, казак не рассказал, но Химуля, которого перевели в училище из Амурского казачьего полка, где он в то время служил, нашёл Игната Петровича, почти спившимся. После гибели жены и сына, смог дядька Игнат отстроиться, но дальше моральных сил не хватило. Стал заливать горе горькой, чем дальше, тем больше. Химуля, говоря современным языком, вывел своего бывшего подчинённого из запоя и пристроил рядом с собой в училище.