Красные камни - Савин Владислав - Страница 59

— Простите, товарищ Ольховская, но ведение дискуссий есть не только разрешенная, но и предписанная форма воспитания коммунистического мировоззрения в наших советских людях! — восклицает Куколь — согласно действующим методическим указаниям… И Сергей Степанович вел именно марксистский кружок — и именно в рамках марксизма выдвигал тезисы, которые слушатели должны были принимать или опровергать. И насколько мне известно, там не было ничего антисоветского.

— Тогда объясните, как вышло, что эти дозволенные дискуссии обернулись уголовщиной, включая убийство? — спрашиваю я — мне, как женщине, особенно противно, что этот ваш Линник с девушками делал, пользуясь своим положением, как петух в курятнике. Понимаю, что университет не монастырь, но принуждать студенток к сожительству, угрожая политическими оргвыводами, это уже не просто аморалка, а что-то потяжелее! Должность же ваша, Иван Никифорович, номенклатурная, причем союзного уровня — то есть вы перед Москвой, перед Советской Властью и перед товарищем Сталиным отвечаете за все, что во вверенном вам учебном заведении происходит. Чтобы из ворот вашего университета в жизнь выходили люди, преданные Советской Власти — а не отбросы, которым прямая дорога в тюрьму! Сейчас давно уже не царские времена, чтобы в вольнодумство играть.

— Простите, товарищ Ольховская — пискнул ректор — но я, как потомственный интеллегент, всегда полагал, что инакомыслие, конечно же в разумных пределах, полезно для общества и государства, как необходимая критика, чтобы вовремя увидеть ошибки…

— Критика нужна и полезна — соглашаюсь я — всегда готова ее выслушать. Но исключительно от тех, чье мнение для меня авторитетно, кто мне свою правоту уже доказывал, кому я верю. А одной лишь принадлежности кого-то к лицам, занятым умственным трудом — для меня недостаточно, чтобы считать их мнение вернее, чем мое. Однако о философии после беседовать будем — а сейчас я жду от вас подробные письменные показания, что вы знали, видели и слышали по этому делу. Разговоры сомнительные вели — имена, фамилии этих "всех", и обстоятельства, где, когда, кто еще присутствовал? Товарищ майор (это к Вале), удостоверение покажите, чтобы гражданин Куколь в наших полномочиях не сомневался.

Валя показывает "корочки" — не "инквизиторские", а МГБ. Сообразил, раз я его этим званием назвала (и майор госбезопасности соответствует армейскому полковнику — в этой реальности довоенную иерархию в Органах не отменили). Ивану Никифоровичу же, информация — если полковник у меня в подчинении ходит, то мой ранг не ниже генеральского? Смотрим, как товарищ ректор (пока не гражданин, суда ведь не было еще) пишет, про всех своих приятелей и коллег, чьи откровения слышал. Со стен осуждающе смотрят классики марксизма.

— О, да вы тут целую "Войну и мир" написали, Иван Никифорович? Что ж, пока продолжайте исполнять свои обязанности, о дальнейшей судьбе вас известят. На мой личный взгляд, вы своему посту не соответствуете — гражданин Штеппа и то больше подходит, уж он линию Советской Власти будет безупречно проводить. Но это уже в Москве решат, я лишь докладную напишу. Надеюсь вы поняли, что никаких эксцессов во вверенном вам заведении случиться не должно? Свою судьбу не усугубляйте, да и интерьер жалко — очень не хотелось бы сюда ОМОН вводить, мебель переломают, убыток казне. Пока же, не смеем вас задерживать — у вас свои дела, у нас свои.

И когда мы вышли, я шепотом спросила у Вали:

— Я не слишком на "товарища брекс" была похожа? По-казенному говорить проще — но не хочу, чтобы люди привыкали. А главное, боюсь, вдруг сама не замечу, как такой стану?

А Валя ответил, так же шепотом:

— Тебе до того далеко. И с такими, как этот — только по казенному и надо. А то на шею сядут и ноги свесят. Как в мое время такие интеллегенты искренне верили что "главная задача власти, это диалог с обществом" — под которым оные личности понимали исключительно себя. То есть по их мнению, власть должна слушать, исполнять и отвечать за то, что ей всякие "васисуалии лоханкины" велят, сами ни за что отвечающие.

И спросил недоуменно:

— Ты и в самом деле хочешь Штеппу на ректорство?

— Нет, ты что! — отвечаю — это лишь, чтобы товарищ ректор был в печали.

Успели даже съемками заняться. Наш будущий Великий Режиссер (без кавычек, мне очень понравились его фильмы, что я на ноуте смотрела) все уже понял, и спросил меня с сожалением:

— Анна Петровна, так значит, мы лишь для декорации работали? И не будет никакого кино?

Ну отчего вы так решили, Леонид Иович, разве одно другому мешает? Будет фильм, хороший и полезный, особенно для юношества. И эпизоды комедии к месту — как дед Щукарь у Шолохова. Сделано много, какие-то эпизоды на "Мосфильме" доснимем — ну а сегодня, пока еще массовка в нашем распоряжении, надо с Дрогобычем завершить. Не удалось панскому "святому войску" взять город, и паны ругаются, орут на главинквизитора Крамера — ты на что нас подрядил? Вместо обещанного дохода, одни убытки, ладно что наемники передохли, не жалко и меньше платить — так все равно на поход потратились, кто нам возместит? А потерянную артиллерию, и пушки и обученных пушкарей, нам Церковь вернет? Крамер оправдывается, что за святое дело торговаться грех — ему отвечают, что раз бог справедлив, то богоугодное дело и оплачиваться должно соответственно. Говорите, в городе колдуны засели — так вы, ваше подлое святейшество, заверяли, что с нами бог, и кто тогда выходит сильнее? Грозите отлучением — так вы и тех, в городе отлучили, и что в результате?

— Короче, панове, ловить тут больше нечего — говорит самый главный и богатый пан Ржевуцкий — мне сегодня на обед курицу не могли найти, оправдываются, что всех мы уже съели, на полсотни миль вокруг. Из дома известия, требующие нашего присутствия. Я свое слово сказал, панове — война должна быть выгодной, иначе это совсем не война. Я ухожу, а вы все как знаете. Ну а святой отец может тут под стенами хоть до страшного суда сидеть, его право!

И соглашаются остальные паны. Каждый считает, если мои потери будут велики, мои соседи этим воспользуются и от меня что-то откусят! Решено в итоге, осаду снимаем и по домам — признали себя проигравшими. Крамер орет, угрожает — но не слушает его никто. Уходит панское войско, свернув лагерь, а со стены города на это смотрят наши герои, вместе со всеми жителями Дрогобыча. И тут сам Крамер в бешенстве выхватывает у солдата арбалет и стреляет. И падает пани Анна, со стрелой в груди.

Юрка этот эпизод раскритиковал в пыль. Конечно, пуля (или стрела) дура, и случайно попасть может, но лагерь уж точно не под стенами был — а на какую дальность арбалет бьет, даже со стальной пружиной? Прицельно, метров на сто, ну а навесом, по цели вроде строя пехоты, триста-четыреста максимум. А по тому, как вы сняли, там расстояние на глаз, не меньше километра. Пусть уж тогда Крамер из ружья стреляет — народ, что смотреть будет, дальнобойность старинных ручниц не оценит, зато знает, что мосинка на километр вполне достает (другое дело, что без оптики хрен попадешь, если только не снайпер экстра-класса). Но тут уже Режиссер уперся — недраматично будет. Как в фильме "Чапаев" вот ему не нравилось, как там старый пулеметчик падает в эпизоде психической атаки, "помираю, Анка, патроны" — а не видно ни раны, ни даже крови. Другое дело — стрела из тела торчит.

— Не бывает такого? Так и путешествий во времени тоже не бывает, и что?

Знал бы ты, что с самыми настоящими пришельцами из иных времен говоришь. Но успела я усвоить железное правило — список посвященных утверждает лично товарищ Сталин. И Юрка в итоге лишь рукой махнул — ваш фильм, вы и снимайте. А я при своем мнении останусь!

Лючия тоже была очень недовольна — зачем убивать бедную пани Анну, товарищ режиссер, этого даже не было в первоначальном сценарии! Что значит, "чтобы показать, что ничего даром не достается"? По-вашему, Чародей не имеет право на свое простое земное счастье? Признавайтесь, кто — вы или Стругацкий — решил мою героиню убить? Что значит — всего лишь одну? А партизанка Таня тут при чем? Что значит, "вам двоим в картине тесно"? По сюжету, нет ничего между Таней и Чародеем — или вы уже "без меня меня замуж выдать успели"? Успокоилась римлянка лишь после заверений, что оба варианта (со смертью пани Анны и без нее) отсняты, в Москве выберем окончательный.