Красные камни - Савин Владислав - Страница 70

— Признаю, что математика никогда не была моей сильной стороной — говорит Лем — но мне любопытно было бы такое представить… Нет, в моем романе ничего не сказано про власть мыслящих машин. Хотя да, сюжет можно повернуть и так — машина решает, а Совет не более чем озвучивает.

— Вот и напишите об этом! — я подсекаю клюнувшую рыбку — и борьба прозревших, и победа в конце, и философский вопрос, что делать, как учиться жить своим умом, без руководящих указаний. А я обещаю, что это полное издание (из обоих частей) выйдет в Москве, большим тиражом — и вы станете знаменитым. Если сумеете написать так же ярко, талантливо, как первую часть.

— Пряник заманчивый.

— Еще не весь. Ну что вам делать тут во Львове, на совершенно неподобающей вам зарплате? Могу предложить вам переезд в Москву, трудоустройство по специальности, улучшение жилищных условий и предельно дружественное отношение к вашему литературному труду. Конечно, если вы примете наше предложение.

— А кнут?

— Ну как же без него? За идеи не судят — верно. Вас никто не тронет. Но печататься в СССР вы больше не будете никогда — ни одно издательство, ни один журнал написанное вами не примет. Уехать за границу вам также не позволят — лишь работать до конца жизни средним медперсоналом в славном городе Львове. Лично мне это будет жаль — поверьте, что я искренне желала бы прочесть, что еще выйдет из-под вашего пера — но интересы СССР для меня превыше всего. Вам выбирать — а я обещаю честно исполнить, что сказала.

— Вам не говорил никто, что вы — Мефистофель в юбке?

— Мужу скажу, он посмеется — улыбаюсь я — а что до того персонажа, так вы не находите, что именно он двигатель сюжета, без которого Фауст остался бы сидеть и мечтать? И не добился бы ничего. Ну а "остановись мгновение", так это будет потом.

— У вас есть муж, пани Ольховская? Искренне ему сочувствую. Что ж, пожалуй, я соглашусь.

— Тогда спасибо за беседу, товарищ Лем. С вами свяжутся, ждите. Пока же не смею вас больше задерживать. Вам транспорт вызвать, чтобы доставить вас туда, откуда пригласили?

— Спасибо, откажусь. Лучше пройдусь пешком. Тут недалеко, и погода хорошая.

Ушел. Подумать решил по пути — мне вот тоже, на прогулке размышляется лучше. Так и не узнал, что если бы он отказался, то нашелся бы кто-то другой из сознательных писателей, кто бы такую метаморфозу с его романом проделал. И вышло бы "полное издание" с двумя фамилиями соавторов… или с одной, как получилось бы. Если бы Лем стал возмущаться — что ж, искренне жаль! Нет, зачем убивать человека, или сажать по вымышленному обвинению, вы что? Сначала побеседовали бы с ним еще раз, пытаясь вразумить. А затем, в психиатрическую клинику — опыт уже есть, с "вакциной сверхспособностей" для отдельных представителей гуманитарной интеллегенции. Нет, аминазином бы его не кололи, достаточно просто подержать и выпустить, и будет репутация у человека "в дурке лечился", кто ему поверит?

Жестоко? Так перефразирую ефремовскую Фай Родис — что следует выбрать, когда на одной чаше весов, благо для страны, для народа, а на другой, некоторые неудобства для человека, который напишет в том девяносто пятом, "я всей душой на стороне чеченцев, хотя, конечно, понимаю горе семей, которые оплакивали своих близких, оказавшихся в числе заложников — но они имели право прибегать к средствам, которые не предусмотрены международными конвенциями"?

Но кажется, обошлось — еще одного незаурядного человека для СССР сохранили!

Валентин Кунцевич.

Убивать хочу! Но уже не поможет.

Это был последний день наш в городе Львове. Дела завершили, врага победили, все упаковали уже и готовимся отправлять. Часть киногруппы с имуществом (те, кто не посвящен) вообще поездом едут.

Аня, Лючия, Юрка и Стругацкий ушли еще одного кадра перевоспитывать. Дед и Кот на этаже бдят, где наши номера. А свободные от вахты, с девчатами-"лючиями", кто где. Ну и Мария тоже захотела, не в гостинице сидеть безвылазно — а как мы в Севастополе прогулялись по Приморскому бульвару, перед самым отлетом в Москву. Погода прекрасная, обстановка спокойная — однако повышенная готовность гарнизону и прочим правоохранительным органам сохраняется, пока мы не отбудем. С оперативной ситуацией я успел ознакомиться — тут не только серьезной боевой организации ОУН нет, уголовные под зачистки тоже попали. Ночью по окраинам всякое бывает — но днем и в центре безопаснее, чем в Москве. Особенно сейчас, когда патрулей, военных и милиции, на каждом шагу полно.

Так что, идем с Марией, под ручку, никуда не спеша. От гостиницы по улице Свердлова[30], свернули на Ивана Франко. Маша по сторонам оглядывалась, затем меня спросила:

— Валь, а все говорят, что Львов старинный город, старше Ленинграда и Москвы…

— Питер, да, моложе — отвечаю я — а насчет Москвы, неправда. Считается, что Львов князь Даниил Галицкий основал, то есть век тринадцатый, время татарского нашествия. А Москва была уже в 1147 году, по самой ранней из летописей, дошедших до нас — а сколько до того стояла, ученые спорят. Так Новгород еще старше — "новый город". Кто же был "старым" по отношению к нему — историки считают, что Ладога, но это одна из версий.

— Валь, ты умный такой! Но я спросить хотела, а отчего здесь старины не видно? Даже здесь, в "старой" части, центре — дома, как в Москве, дореволюционные. А я думала, будет древность, узкие улочки, каменные стены. Ну как в кино пытались показать!

— А как было там жить, не показали — усмехаюсь я — например, по улицам даже в сухую погоду, тебе в туфельках ходить было бы, ну очень неудобно. Чтоб не вляпаться в дерьмо, и конское, и человечье — поскольку канализация отсутствовала как класс, все из окон на мостовые выливали. Кстати, у нас в России такого не было — не скажешь, почему?

Маша пытается вспомнить. После долгого молчания, произносит:

— Наверное, был какой-то царский указ? За нарушение — кара. А тут, индивидуализм, каждый имеет право…

— География! — смеюсь я — европейские города за стенами зажаты, отсюда и узкие улочки и несколько этажей, уже в те времена. А у нас, таким обычно был лишь кремль в центре, где "госконторы", ну а вокруг, подворья, участок где дом, сараи с конюшнями, и огороды. А огородам удобрение требовалось, ну не было тогда другого, кроме как навоз, и то, что из нужников при очистке. Не прямо, конечно — сначала в кучу, пока не перегниет. Но на улицах было чище, и просторнее. Осенью грязь, но хоть не воняло. А в Европе — ну какие в городе огороды? Слышал я, что широкополые шляпы, как у королевских мушкетеров Дюма, придумали, чтоб на улице содержимое чьего-то ночного горшка за широворот не получить. У Лючии спроси, она у нас спец по моде. А вот как благородные дамы передвигались, чтоб подолы не замарать, это вопрос — наверное, исключительно в каретах. Или совсем из дома не выходили без нужды.

— Валя, ну что ты за человек! Смотри, какая красота вокруг, о возвышенном хочется думать. А не о канализации.

Мы на улицу Дзержинского[31] свернули, сейчас по парку идем. Зелень, птички щебечут — ну а я, привычным глазом, оцениваю, где бы я тут засаду устроил, сектора обстрела и пути отхода.

— Маша, ну ты прости. Нечасто такое выпадает, чтоб расслабиться. И не думать о том, что тебя кто-то хочет убить — ну а ты должен успеть первым.

Патруль навстречу, документы не спросил, старший только козырнул. Я в форме, погоны полковничьи пехотные — штатского не ношу, в костюме здесь чувствую себя как ряженым, а вот "полувоенное" предпочитаю. Но когда обстановка такая, лучше обозначиться как "свой", для тех же патрулей. Хотя странно, в первые дни здесь у меня документы проверяли куда чаще. А ведь я ксиву киногруппы показывал, корочки ГБ, не говоря уже об "инквизиторских", лишь Там Где Надо светил! А эти — армейцы, комендачи. Хотя знаю, есть такая практика (у нас в Молотовске-Северодвинске была), когда патрульным фото показывали "лиц, подлежащих особой охране", и там у нас, "воронежцев", могли неделями документы не проверять, а так же козыряли, мимо проходя. Могу и тут такое предположить — зная, какую накачку из-за нас местные товарищи получили.