Дочь короля эльфов - Дансени Эдвард - Страница 2

• Предыдущая
• 2/52
• Следующая

Молнии, небесные гостьи Земли, легли на траву возле колдуньи. Кто знает, из каких удивительных миров попали они в ее волшебный сад, сброшенные ударами грома со своих трасс, по которым ни один из нас не смог бы пройти. Сами молнии не обладали магическими свойствами, зато они были отлично приспособлены для того, чтобы сохранять в себе волшебство, которым наделены заклинания колдуньи.

Увидев молнии, ведьма отложила в сторону бедренную кость какого-то несчастного материалиста и повернулась к этим скитальцам бурь. Сложив их в ряд возле костра, она навалила сверху пылающие бревна и груды раскаленных углей. Своим ведовским посохом, длинной эбонитовой палкой, она начала ворошить костер до тех пор, пока семнадцать дальних родственниц Земли, слетевших к нам из своей вечной обители, не оказались погребены глубоко под углями. Затем колдунья отступила на шаг назад и, вытянув перед собой руки, неожиданно метнула в костер первую руну. Пламя яростно рванулось вверх, и то, что было просто одиноким огнем в ночи, не обладающим никакой таинственностью и силой, неожиданно превратилось в нечто, чего сторонятся даже очень усталые странники.

По мере того как зеленое пламя, подхлестываемое новыми и новыми заклинаниями, взмывало все выше, а жар костра становился невыносимей, колдунья пятилась и каждую новую руну произносила громче предыдущей. Она велела Алверику подложить темных дубовых бревен, что были сложены в поленницу тут же, среди вереска. Как только он бросил их в костер, огонь сразу же охватил толстые бревна. Ведьма читала свои заклятья все громче и громче, неистовое зеленое пламя бушевало, а глубоко под угольями семнадцать молний раскалились так же, как и тогда, когда с безумной отвагой неслись сквозь холод и тьму вселенной к поверхности нашей планеты. Когда жар так усилился, что Алверик уже не мог приблизиться к костру, а ведьма выкрикивала руны с расстояния нескольких ярдов, магическое пламя выжгло последние угли и бушевавший на холме чудовищный костер неожиданно погас сам собой. На земле остался лишь мрачно рдеющий круг раскаленного грунта, похожий на зловещее озерцо, остающееся в том месте, где горел термит.

В середине этого жидкого мерцания лежал меч.

Осторожно приблизившись, колдунья достала из-за пояса стилет и очистила им края оружия. Потом она опустилась на землю рядом с расплавленным озерцом и стала петь остывающему мечу. Действие песни нисколько не походили на то, какое вызывали руны. Если последние заставляли пламя метаться и прыгать под заклинания, раздувающие пламя так, что оно мгновенно испепеляло огромные дубовые бревна, то напев напоминал мирную колыбельную, похожую на ту, что мурлычет летний ветерок, летящий из краев, любимых в детстве, но теперь навсегда потерянных и лишь изредка являющихся нам во сне. Мелодия этой песни была сродни воспоминаниям, которые то исчезнут, то снова появятся на самой границе прочно забытого, то сверкнут из глубины прошлых лет златым отблеском счастливых мгновений, то снова скроются в тени полного забвения, оставив в душе лишь легчайшие следы крошечных сияющих нот, которые мы смутно ощущаем и называем сожалениями. Сидя на холме среди высокого вереска, ведьма пела о давних летних полднях в сезон круглолистых колокольчиков. Ее голос был наполнен и росистыми утрами, и теплыми вечерами, выхваченными ее искусством из былых и будущих дней.

Алверик почему-то подумал о том, сколько маленьких крылатых существ приманил из сумерек разожженный ведьмой огонь и не были ли это призраки былых дней, вызванных песней колдуньи из тех времен, что были прекрасней и светлее.

С каждой минутой неземной металл становился все крепче. Раскаленная добела вязкая масса сначала приобрела красный цвет, а потом и это багровое мерцание понемногу погасло. Остывший металлу сжимался, крошечные частички его смыкались теснее, а невидимые глазу трещины закрывались, и, закрываясь, они захватывали окружающий воздух, а вместе с ним руны колдуньи, которые накрепко и навсегда замыкали их внутри клиника. Так и положено — меч был волшебным, и вся магия, разлитая в английских лесах между временем цветения и листопадом, попала в него.

К тому времени, когда клинок потемнел, он был уже насквозь пропитан волшебством.

Никто не может поведать об этом клинке всего, так как те, кому известны пути и дороги Вселенной, которыми огнедышащий металл молний летел, пока не был захвачен Землей, не располагают временем, достаточным, чтобы тратить его на такую чепуху, как магия. Поэтому они не смогут объяснить, как был создан этот меч. Так же и те, кто знает, откуда берется поэзия, и понимает, почему человеку так нужна песня, и знаком со всеми пятьюдесятью ответвлениями магии, не сумеют рассказать вам, как был создан этот меч, так как у них слишком мало свободного времени, чтобы тратить его на такую малость, как занятия наукой. Вот и выходит, что ни тем, ни другим неведомо, каким образом и из чего родился этот меч.

Между тем колдунья подняла остывший меч. Рукоять вышла довольно толстой и закругленной с одной стороны, для этого в земле была специально выкопана неглубокая канавка. Женщина принялась острить клинок, водя по его лезвию диковинным зеленым камнем, и не переставала напевать над ним какую-то волшебную песню.

Алверик безмолвно наблюдал за ней и удивлялся, забыв о беге времени. Все им увиденное могло занять и несколько мгновений, и несколько часов, за которые звезды могли уйти довольно далеко по своим небесным тропам. Неожиданно ведьма закончила работу и встала, держа меч обеими руками. Решительным жестом она протянула молодому лорду оружие. Когда он принял его, она вдруг отвернулась, и в глазах ее промелькнуло странное выражение, словно ей хотелось оставить при себе или меч, или самого Алверика.

Когда юноша закончил рассматривать клинок и рассыпался в благодарностях, оказалось, что колдунья уже исчезла.

Он стучал в дверь ее темной хижины, и, обращаясь к темным вересковым полям, кричал: «Колдунья! Колдунья!» Он кричал так, что его услышали дети на отдаленных фермах — услышали и испугались.

Ничего не добившись, Алверик вернулся домой.

Луч восходящего солнца осветил длинную, скромно обставленную спальню Алверика на вершине башни и разбудил его. Проснувшись, молодой лорд сразу же вспомнил о волшебном мече, и эта мысль сделала его пробуждение радостным. Нет ничего удивительного в том, что воспоминание о подарке привело молодого лорда в прекрасное расположение духа, но и в самом мече была заключена своя особенная радость, которая, похоже, без труда откликнулась на мысли Алверика. Тем более что утренние мысли принадлежали стране снов и мечтаний, откуда родом был и сам клинок. Во всяком случае, замечено, что каждый, кто приближался к этому магическому мечу, пока тот был новым, совершенно отчетливо и ясно ощущал излучаемую им радость.

Прощаться Алверику было не с кем, и он решил, что лучше немедленно выйти в путь, не задерживаться в замке и не объяснять отцу, почему он берет в дорогу меч, который считает лучшим, а не тот, что верой и правдой служил старому лорду. Поэтому он вместо завтрака положил в сумку немного еды и повесил через плечо новенькую кожаную флягу. Он не наполнил ее, зная, что в пути непременно набредет на ручей или источник. Отцовский меч Алверик прицепил к поясу, как обычно носят мечи, а второй пристроил за спиной и укрепил сыромятным шнуром так, чтобы его шершавая рукоятка выступала над плечом. С тем он и зашагал прочь от замка и от долины Эрл. Денег Алверик почти не взял, если не считать пригоршни медных монет, имевших хождение в полях. Юноша понятия не имел, какие деньги или средства обмена используются по ту сторону сумеречной границы, и не стал обременять себя лишними вещами.

В те времена долина Эрл находилась очень близко к границе, где кончаются поля, которые мы знаем. Перевалив через холм, Алверик зашагал через луга и ореховые рощи, а голубое небо весело сияло над ним, пока он шел по открытой местности. Когда же он углублялся под сень дерев, небесная голубизна разливалась у ног молодого лорда: был сезон цветения колокольчиков. По пути он поел и наполнил свою кожаную фляжку. Весь день Алверик шел на восток, и ближе к вечеру на горизонте уже показались вершины волшебных гор, цветом напоминающие бледные лепестки незабудок.

• Предыдущая
• 2/52
• Следующая