Охота на охотника (СИ) - Демина Карина - Страница 42

- Идиоты.

- Еще какие, - охотно согласилась Авдотья. - Я боялась... я не хотела выходить из комнаты, а папенька злился, думал, что я капризничаю. А ты пришел и сказал, что прячутся только трусы и вообще... ты со мною танцевал.

- И ты влюбилась?

- Мне было тринадцать! А ты был красивым. Правда, говорили про тебя всякое... я за эти разговоры одной... мышиного помету в настой для волос подкинула. Что? Она сама хвалилась, что потом гуще стали.

Смеяться было больно.

- Я не дура. Я знаю, что ты меня не любишь. И сомневаюсь, что полюбить сможешь. Из тебя это выпалили. И не считаю, что моей любви на двоих хватит. Просто...

...сложно.

И его едва не убили, точнее Стрежницкого едва не заставили убить вот эту девчонку, которая, пусть и повзрослела, а от наивности не избавилась.

- Изменять ты мне не станешь. Нагулялся до зубовного скрежета. Ограничивать в чем-то... разве что совсем уж в непотребном. Бить и обижать тоже... и если повезет, то мы с тобой уживемся.

- А если нет?

- Разведемся, - Авдотья руку убрала. - Чай, не древних родов, чтобы развода чураться... так что, женишься? Или мне папеньке наврать, что ты меня соблазнил?

И вот поди-ты, пойми, шутит она или всерьез.

Стрежницкий вздохнул и сказал:

- Ты ж не передумаешь?

- Нет.

- Тогда что мне остается?

...про Лизавету они вспомнили, просто... немного позже, чем стоило бы.

...она расшиблась, женщина с на редкость неприметным лицом. И как ни странно, но лицо это уцелело, будто смерть желала подыграть Навойскому. Димитрий стоял над телом, разглядывая правильные, однако все одно некрасивые черты.

Нос тонок.

Глаза темны. В небо глядят, и покойница усмехается, правда, изо рта темною змейкой кровь выползает, а она все равно усмехается.

Мертвая.

Хорошо, иначе Димитрий сам бы ей шею свернул. Вот, значит, кто...

- Уносите, - велел он, отступая. Задрал голову, башню разглядывая. Надо же, снизу она кажется куда более высокой, чем на самом деле. Пузатая, будто бы наклонившаяся, того и гляди, осядет, осыплется темною грудой камня.

Сверзнись кто сверху...

...рыжая сидела в какой-то коморке, сжавшись в комочек, и мелко дрожала. Она смотрела на свои руки, на которых застыли пятна крови.

Чужой.

- Она испытала сильнейшее нервическое потрясение, - сказал целитель, приставленный к рыжей. Он разминал руки, и тонкие пальцы шевелились, и движения их вызывали тошноту. - В совокупности с ментальным воздействием оно привело к тому, что девушка пребывает в шоковом состоянии. Ей настоятельно рекомендован покой и строгая молочная диета. Никакого мяса. Никаких потрясений.

- Почему? - голос рыжей звучал глухо.

- Потому что нервная система женщин куда более хрупка, нежели мужская...

- А мяса почему нельзя?

- Потому что оно тлетворно влияет на естественные процессы, происходящие в женском теле.

- Дурак, - сказала рыжая с печалью. И целитель обиделся. А Димитрий согласился: как есть дурак. Впрочем, главное, что она ожила.

Заговорила.

И если ей мясо надо, Димитрий велит принести с кухни.

- Это шок, - целитель пощупал Лизаветин лоб, а Димитрий поймал себя на мысли, что ему до невозможности хочется надавать этому типчику по рукам.

Чтоб не тянулись, куда не просят.

А то ведь... ишь... вырядился... и не в форме, но в пиджачке клетчатом двубортном и с карманами. Шейный платок карминовый, рубашка лимонная. Кольца на пальцах поблескивают.

Красавчик.

- Я сейчас дам настойку...

Лизавета отчетливо вздрогнула и попросила:

- Не надо. Я... я сама успокоюсь. Без настойки... настоек... всяких, - она поежилась. - Она ведь... она...

- Погибла.

- Мне жаль.

- Мне нет, - Димитрий выразительно покосился на дверь, и целитель фыркнул, выражая глубину своего негодования. Впрочем, сочувствовать было некому. - Она собиралась тебя убить, понимаешь? И не только тебя... возможно, на ее совести те девушки.

Вздох.

И острые плечи.

- Холодно? - Димитрий накинул свой пиджак, вернее не совсем, чтобы свой, но достаточно разношенный, чтобы быть мягким. И вполне себе теплый. - Я здесь закончил. Дальше без меня справятся. Идем?

Он подал руку.

И рыжая приняла. Пальцы ее мелко дрожали. Она шла, не глядя перед собой, всецело доверившись, и лишь в покоях Димитрия словно очнулась ото сна, огляделась.

Вздохнула.

- Слухи пойдут, - сказала она с какой-то непонятной обреченностью.

- Пусть идут.

- Пусть, - рыжая позволила усадить себя в кресло, а вот пиджак не отдала, поэтому Димитрий просто накинул плед поверх. А она сняла туфли и забралась в кресло с ногами, укуталась в плед так, что лишь любопытный нос торчал. И рыжие прядки. - Я... я никого никогда не убивала. Я не хотела убивать. Просто, чтобы она замолчала... думала, если ей будет больно, она не сможет... не сосредоточится... я...

- Ты все сделала правильно.

- Нож взяла и...

- И хорошо, что взяла, -- Димитрий провел рукой по всклоченным ее волосам. - И правильно. Я лучше ее похороню, чем тебя...

...только допросит сначала, благо, некромант передумал помирать, а стало быть, при толике везения Димитрий получит ответы на кое-какие вопросы...

Рыжая всхлипнула.

И разревелась.

Она плакала так искренне, самозабвенно, что Димитрий просто не смог остаться в стороне. Она была теплою и мягкой, и пахла башней, а еще немного кровью, но это временно.

И обнимать ее нравилось.

И то, как сама она прижимается к нему, будто ищет защиты. И вообще... и когда она все-таки успокоилась, Димитрий сказал:

- А отдохнуть тебе в самом деле не мешает.

Сонное заклятье, легкое, такое плетут для детей, легонько коснулось бледной кожи. Димитрий поднял девушку, на секунду задумался: совесть требовала отнести рыжую в ее покои, но здравый смысл подсказывал, что там будет не безопасно.

А потому...

Слухи?

Пускай попробуют. И на слухи управа найдется. А Димитрию будет спокойней.

...она ждала в парке.

Сидела.

Вставала. Начинала ходить по тропинке, впрочем, быстро останавливалась, будто устав. И вновь садилась на самый край изящной лавочки. Поставленная в тени розового куста та была почти незаметна со стороны.

Она ждала.

И терзалась, почти решалась уйти, однако продолжала цепляться за робкую надежду, что все будет иначе. Она...

- Хватит, - сказала она, ощутив присутствие за спиной. - С меня хватит... я не хочу больше.

Шеи коснулись холодные пальцы. И незнакомый - всегда-то он играл с нею - голос спросил:

- А с чего ты решила, будто твои желания что-то значат?

- Ни с чего, - она отстранилась. - Я... я разрываю договор.

- Это не в твоих силах.

- Я его не заключала!

- И что?

Ему нравилось играть с ней, глупой девочкой, которой позволили поверить, будто она что-то значит. А на деле...

- Ты все равно меня убьешь. Потом. Позже. Когда я стану не нужна, - она старалась говорить спокойно, но голос все равно предательски дрожал. - Тебе был нужен лишь мой дар, верно? Слушать. Искать... находить тех, кто...

Пальцы скользили по шее.

Вверх.

И вниз.

Они задержались возле уха, и дышать стало тяжело. Воздух сгустился, облепил ее, став плотным, как вода...

- Хватит, - попросила она, но ее вновь не услышали. Ему нравилось играть.

Всегда нравилось.

- Ты... ты хотел знать, что здесь происходит... и я знала... я рассказывала тебе обо всем... я не думала, зачем тебе это... зачем бредни Кульжицкой... или нелепая влюбленность той другой девочки... или... Цветана... я просто делала, что мне говорят.

- И умница.

Когда перед глазами потемнело, воздух вернулся, вернее ей позволили дышать. Пока. Она ведь была еще нужна.

- Я сумела приблизиться к нему... и... у меня получилось. Он даже меня запомнил!

- Какое достижение!