Трон Знания. Книга 2 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" - Страница 14

— Эти сейчас в Тезаре, — произнёс Глур и указал пухлым пальцем на придвинутый к стене стол с кипой бумаг. — А эти отбывают наказание у нас, в Порубежье.

Адэр принялся просматривать документы. Убийство, пять лет, «П-5». Изнасилование, два года, «П-2». Разбой, три года, «П-3».

Бегая взглядом по стопкам, Адэр опустился на стул. А он ещё сомневался в существовании заказа на рабочие руки… В Тезар забирали людей, которые не представляли особой опасности. В Порубежье оставляли отморозков, притом преступления и сроки заключения были несоразмерны.

Держа в руке несколько листов, Юстин сел на стул рядом:

— Не надо трогать архив, мой правитель.

— Вы упрямы, советник Ассиз!

— Многих, кто отбывал срок в Тезаре, уже нет в живых, а те, кто вернулся… — Юстин кивком указал на стол возле стены. — …Осуждены за более серьёзные преступления. Простой мужик слегка перебрал, кому-то намылил холку, а его в Тезар на семь лет к настоящим преступникам. Каким он оттуда выйдет? Тюрьма ломает людей, мой правитель. Нам остаётся только надеяться, что искупленцы, которые сейчас работают на вашу великую державу, не вернутся обратно.

Адэр взглянул на советника. На красивом лице ни тени иронии.

— Вы так легко об этом говорите, Юстин.

— Я реально смотрю на вещи, мой правитель. — Советник потряс зажатыми в руке листами. — Последние постановления. Не изучив дела, сложно сказать, насколько справедливы приговоры. Однако с вашим приходом к власти тюремная машина Тезара прекратила работу.

— Считаете это геноцидом народов Порубежья?

— Никоим образом. Во всех странах заключённые — это тяжёлый труд, дешёвая рабсила и, как следствие, высокая прибыль. В Тезаре преступлений мало, а грандиозных проектов много. Грех не воспользоваться «услугами» колонии.

— А сроки наказаний?

— Подозреваю, что судьи пытались выслужиться перед Великим. С этим я разберусь, — проговорил Юстин и тихо добавил: — Чуть позже.

— Почему позже?

— Вам ведь тоже нужны дешёвые рабочие руки. Вы помните о приисках, где работает простой люд, но забыли о каменоломнях, о цементных и кирпичных заводах, об асбестовых фабриках, где трудятся тысячи теперь уже ваши искупленцев.

— Напомню, что среди дешёвых рук нет рук дворян.

— Нет, мой правитель. И не будет. — Юстин придвинулся вместе со стулом к Адэру и зашептал: — Орэс сказал, что власть монарха зиждется на двух столпах: престол и религия. Он ошибся, мой правитель. Власть, как и табурет, не может стоять на двух ножках. Есть третий столп — это мы, ваша знать. Выбьете нас, и табурет рухнет, а вместе с ним рухнете вы. Ваш отец вам не поможет. Превратив Порубежье в колонию, он совершил ошибку. Второй раз он её не допустит.

Адэр выпрямил спину:

— Уйдите!

— Мой правитель…

— Уйдите! Все уходите!

Адэр закружил по комнате. Поднимать архив нельзя — пострадает репутация Тезара. Оставить всё, как есть… Но Порубежье тоже его страна. Пусть нелюбимая и не любящая, пусть нежеланная, но… Это его страна! Адэр рухнул на стул. Сейчас бы напиться до одури и обо всём забыть.

— Гюст!

Дверь жалобно всхлипнула, и на пороге возник секретарь.

— Позови Малику.

— Она уехала, мой правитель.

— Куда?

— В Ларжетай. С советником Безбуром. Она приходила, когда вы спали.

— И, как всегда, не сказала — зачем?

— Сказала. Для решения вопросов по организации ювелирной выставки.

— Позови Бархата.

— Он уехал в Партикурам.

Адэр обвёл взглядом кипы бумаг. Несколько дней он будет предоставлен сам себе. Провести их надо с пользой. Читать сочинения судей особой охоты не было. Этим займётся специальная комиссия, если он решится её назначить. От книжонки по истории мало проку. Протокол заседания Совета скоро затрётся до дыр. Адэр посмотрел на проём, завешанный плотной тканью, и нетерпеливым жестом велел Гюсту уйти.

Кебади будто ждал его: сидел совершенно неподвижно; руки, обтянутые сморщенной кожей в выступающих венах и пятнах старости, расслабленно лежали на закрытой книге; большие стёкла опущенных на нос очков отражали заточенное белоснежное перо на краешке чернильницы; взор поверх очков был полон внимания.

Адэр посмотрел глубь зала, который из-за огромного количества шкафов и стеллажей казался лабиринтом.

— Кебади, расскажи, что на этих полках?

— Отчёты, справки, протоколы, переписка наместников.

— С кем?

— С друзьями, с жёнами, с чиновниками. Наместники любили плодить макулатуру.

— Переписка последнего наместника тоже здесь?

— Виконт Тайпель был на удивление скрытным человеком. После него не осталось ни блокнота, ни записки.

Адэр заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок. И как вычислить, не прибегая к помощи Дадье, кто сообщник виконта? Как узнать, кто так ловко связал сына Великого с назначением наместника, с созданием лагеря смертников и с хищением сапфиров с подпольного прииска?

— Все писали мемуары, — продолжил Кебади, — а этот заставлял Малику читать ему историю и законы Ракшады. Странная прихоть для человека, который уже стоял на краю могилы.

— Он болел?

— Он был самым старым из всех наместников.

Адэр указал на два книжных шкафа с дверцами без стёкол:

— Что здесь, Кебади?

— Древние атласы Краеугольных Земель.

Адэр указал на полки, прикрытые пожелтевшими газетами:

— А там?

— Древние своды Законов. Скажите, что конкретно вам надо?

— Как я понял, история Грасс-Дэмора была уничтожена не полностью.

— Всё, что удалось собрать моему деду и мне, — в конце зала. Только возьмите фонарь, там темно.

Адэр взял протянутый летописцем фонарь и пошёл вдоль взлетающих к потолку стеллажей. Между секциями под высоким сводом горели не все лампы, а после очередного поворота Адэр ступил в мягкий полумрак.

Проход сузился. Звук шагов прижался к полу. Запах залежалых бумаг стал густым, въедливым. Пробивая серую полутьму впереди, луч фонаря выхватывал слева и справа корешки книг, сгибы папок, обмотанные бечёвкой пачки документов. В свете колыхалась пелена, сотканная из мельчайших пылинок, и неохотно расплывалась, обтекая Адэра.

Он ещё раз повернул и наткнулся на полки, примкнувшие к стене ровными рядами, как линии в тетради. Скользнул лучом вверх, вниз.

— Кебади! Здесь ничего нет! — крикнул Адэр, и слова завязли в застывшем воздухе. Посветил в одну сторону, в другую. — Кебади!

Кипя от злости, выбрался из лабиринта стеллажей, но не успел открыть рот.

— Не нашли? — спросил Кебади. — Вот и я не нашёл, когда уехали люди вашего отца. Я отлучился из замка на пару дней. Пришёл, а тут пусто.

— Довольно! — произнёс Адэр, грохнув фонарём о стол. — Вы словно сговорились! Куда ни ткнись, везде Тезар, Тезар, Тезар! Хватит винить его во всех бедах! Где было бы ваше Порубежье, если бы не мой отец? Забыли, как ели лепёшки из крапивы и пили воду из луж?

Кебади открыл книгу на чистой странице, взял перо. Восковые пальцы мелко дрожали.

— После пожара в библиотеке мой дед стал плохо видеть — дым выел ему глаза. А потом и вовсе ослеп. Но у него была удивительная память. Порой мне приходилось писать под его диктовку сутки напролёт. Он боялся забыть, а я боялся не успеть.

Адэр упёрся кулаками в стол:

— Мне плевать, что случилось с твоим дедом.

— А потом он сошёл с ума, — продолжил Кебади, взирая на подрагивающее в руке перо. — Назвал себя первым святым свидетелем и до самой смерти не проронил ни слова. Когда он умер, я нашёл под его периной дневник. Другой бы подумал — каракули ребёнка, а это начертал слепой человек. Больной рассудок не давал ему покоя… Дневник всегда лежал у меня в столе. Я не боялся, что его украдут. Кому нужны каракули? Я пытался разобрать почерк деда, но у меня не получалось. И сейчас этот дневник, который забрал ваш Тезар, мне дороже итога всей моей жизни. — Летописец направил на Адэра опустошённый взгляд. — Если вы можете, если это в ваших силах, верните его.