Дело о Рождестве (ЛП) - Лэньон Джош - Страница 9

Часы на камине начали звонить. Шесть мелодичных, неторопливых нот. Было явно не шесть утра. Неужели он проспал так долго?

- Ваши родственники недавно связались с нами, сэр, и заявили, что не могут до вас дозвониться, - сообщил помощник шерифа.

- Он-ни ч-что, - начал заикаться Шейн. - Они сделали что?

- Лейтенант Донован сказал, что вас только что выписали из больницы. Потом заявился мистер Нортон и сообщил, что после вчерашнего наезда вы не подавали никаких признаков жизни.

- Что? – голос Шейна сорвался на ноту, до которой ни один агент ФБР – ни мужчина, ни женщина – не должен был доходить.

- Я три раза стучал в дверь! – заявил Лайнус.

- Я спал!

- Никто не спит так крепко.

- Я сплю! – нет, обычно он так не спал. Не считая вчерашнего дня. И ночи. И сегодня. – Какого дьявола они не позвонили?

- Позвонили, - ответил помощник шерифа, потирая копчик.

Шейн похлопал по карманам, оглянулся в поисках телефона.

- Вот дерьмо, - он поставил сотовый на вибрацию. И оставил на кухне.

Он чувствовал, как краска заливает лицо, хорошо хоть это было не сильно заметно. При таком освещении они все втроем выглядели зловеще.

- Я не слышал, - начал объяснять Шейн Лайнусу. Зачем он оправдывается перед ним? - Приношу свои извинения за беспокойство, офицер. Я не слышал звонок телефона.

- С вами точно все в порядке, сэр? – с сомнением спросил помощник шерифа. – Любой бы уже выспался.

- Кажется, я перестарался в день приезда, - признался Шейн. – Но теперь чувствую себя хорошо. Мне неловко из-за этой ложной тревоги и из-за того, что вас выдернули посреди ночи.

- Я был не дома, - успокоил помощник. – В любом случае, нам за это платят. В моей профессии ложная тревога – это хорошая новость.

Он пожелал Шейну спокойной ночи и вышел под дождь, коротко кивнув Лайнусу.

Мгновение спустя взревел двигатель джипа.

- Уверен, что с тобой все в порядке? – спросил Лайнус, разрушив тишину, оставленную отъезжающим автомобилем и заполненную стуком и плеском дождя.

Шейн кивнул.

- Благодарю… - неохотно сказал он. – Ну ты понял.

Он не был уверен, что подумал Лайнус. Спасибо за беспокойство? Нет, несправедливо. Спасибо за заботу? Ну, заботы было по самое горло. Спасибо, что ты сознательный гражданин? Это ближе всего к правде.

- Ладно, - Лайнус колебался. – Ну, если ты уверен?…

- Ага. Подтверждаю. И еще раз прошу извинить.

- В извинениях нет необходимости, - Лайнус продолжал стоять на месте, а дождь хлестал по его капюшону и плечам.

Он ждал, что его пригласят войти? Нет. Между ними объявлено перемирие, но это не значит, что они стали друзьями. Шейн не хотел дружить. Он ничего не хотел от Лайнуса. Каждая встреча с ним – это болезненное напоминание о том, каким он оказался дураком. Надеялся только, что Лайнус не догадается, насколько близок Шейн был к тому, чтобы влюбиться.

Боже. Влюбиться в человека, которого даже не существовало.

- Если тебе что-нибудь понадобится, я… - сказал Лайнус и указал в сторону своего коттеджа, сквозь ливень сияющего красными огнями. Как будто бы Шейн мог забыть место преступления.

- Благодарю. Спокойной ночи, - ответил Шейн и закрыл дверь.

Полчаса он был занят естественными потребностями, обработкой раны, которая, похоже, неплохо заживала и без его помощи и приема лекарств, и ответами на звонки обеспокоенного семейства.

Процесс шел не быстро. В общей сложности тридцать сообщений. Звонили практически каждый час. Он не винил близких за беспокойство из-за отсутствия реакции.

- Клянусь, со мной все абсолютно хорошо, - первым делом Шейн успокоил маму.

Его мама, будучи МАМОЙ, старалась на все смотреть с положительной точки зрения.

- Тогда тебе надо как следует отдохнуть, дорогой.

- Кажется, уже отдохнул. Мне намного лучше.

- Это замечательно, - в ее голосе все еще слышалось сомнение. – Но ты уверен, что здесь тебе отдыхалось бы хуже?

- Я сказал Сид, что, может быть, прилечу утром в Рождество.

- Было бы здорово. А то очень непривычно будет не увидеть тебя рождественским утром.

- Знаю. Мне жаль, но это первое рождественское утро, когда я не смогу быть дома.

Нет, не совсем так, и тот факт, что мама с таким пониманием отнеслась к его бегству, заставлял чувствовать себя еще хуже. Но именно это делало ее четырехзвездной мамой, а не какой-то обычной.

Следующим на очереди был Шайло, и уж он не стеснялся в выражениях.

- Ты хоть представляешь, что из-за тебя пережили мама и Сид? Я уже был в двадцати минутах от посадки в чертов самолет.

- Это был бы самый идиотский поступок – лететь, не понимая здешней обстановки.

- Не понимать обстановки – это не знать, почему я уселся в этот треклятый самолет!

- Это безумие какое-то, учитывая, что со мной все в полном порядке!

- Те, с кем все в полном порядке, не спят так долго. Тебя не должны были выпускать из этой гребаной больницы.

- Вообще-то, я не заключенный. Меня выписали, потому что я был к этому готов.

- Тебе надо погрузить свой зад на корабль и сесть в самолет…

- Слушай, даже если бы я был с тобой согласен, это невозможно. Паром по ночам не курсирует. На море сильное волнение. И кажется, вылеты из Лос-Анджелеса тоже отменены. А кроме того, я с тобой не согласен и никуда не поеду, пока не буду готов, черт возьми!

Они поорали друг на друга еще пару минут, спуская пар. Затем Шайло передал трубку Сидни, и Шейн прошел через то же самое еще раз, но с меньшим количеством ругательств.

Когда Сидни тоже прокричалась, она доказала, что женщины намного более жестоки, выкатив главный калибр в виде восемнадцатимесячной племянницы, приложенной к трубке.

- Тебе должно быть стыдно, потому что не приедешь на рождество, дядя Шейн, - сказала Люси. Вот она – суть, изложенная неуверенной детской речью. Сообщение доставлено и получено.

- Хорошо, милая, увидимся в субботу, - уверил Шейн племянницу, продолжающую ворковать и угукать ему на ухо. Боже правый, она же маленький ребенок. И, наверное, думает, что он был рядом.

Епитимья выполнена, Шейн выпил пару стаканов воды, а затем напоил свою крохотную елку и переставил ее на подоконник над раковиной. И что дальше?

Успешно избавившись на эту ночь от любой компании, Шейн не знал, чем себя занять. Вряд ли ему скоро снова захочется спать, это уж точно. Он отлично выспался и отдохнул.

А еще проголодался.

Дом поскрипывал. Ночь за окном, казалось, сотрясается от шквальных порывов ветра.

Почему бы не приготовить ужин? У него был стейк, грибы, картошка, бутылка хорошего вина и несколько отличных книг – все необходимое для чудесного ужина, который он предвосхищал с тех пор, как у него в голове материализовалась идея вернуться на Каталину.

У Шейна имелась небольшая стопка книг, которые он планировал прочесть: «Бесценный» Роберта К. Виттмана, шедевры Томаса Ховинга «Игра куратора» и «Ложные впечатления», и последняя, но не по значимости – Энгельман «Импрессионизм: 50 картин, которые вы должны знать». Шейн всегда старался улучшать свои познания в искусстве. Его основное образование было связано с историей, но, по счастливой или не очень случайности, попав в отдел криминальных расследований в области искусства, он нашел эту работу увлекательной и открыл в себе умение определять подделки.

Что делало его влюбленность в Нортона еще более абсурдной.

В своей работе Шейн был хорош, он наслаждался ею, и сейчас выпала неплохая возможность наверстать упущенное в этой области.

Проблема была в том, что ему было лень готовить. Не хотелось сидеть дома и учиться. Хотя ночь не располагала к прогулкам. Если на улице бушевал не настоящий ураган, барабаня в окна, то очень неплохо ему подражал.

В этом себя убеждал Шейн, даже когда уже надел куртку.

Да какого черта. Он по-быстрому спустится к Полумесяцу, посмотрит, не открыто ли какое-нибудь заведение, и если открыто – перекусит, выпьет и вернется домой. Небольшое физическое упражнение, немного свежего воздуха, и он будет только рад забраться с книгой в кровать.