Зеленый жемчуг (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 44

Сейчас, когда наземная часть операции на Ванкувере завершилась, производство решили перенести в другие миры. И чтобы окупить затраты на производство вакцины и установку оборудования, туда следовало доставить как можно больше «человеческого сырья». Поэтому сказать, что лагерь был переполнен, означало просто промолчать.

Захваченным в последние дни боевых действий пленникам уже не хватало места в корпусах Центрального госпиталя и наспех сколоченных на его территории бараках, и они сидели просто в грязи на голой земле, в полной мере испытывая не только лишения заключения, но и ощущая все тяготы осеннего ненастья. А поскольку среди взятых в плен бойцов «Барса» и «Беркута» живьем удавалось захватить в основном лишь тех, кто, обессилев от ран, терял сознание или, расстреляв боекомплект, не успевал перерезать сонную артерию, то слова худощавого легионера о тающих на солнце медузах имели вовсе не метафорический оттенок.

Привычный Тусе по госпиталю запах крови и гниющих необработанных ран ощущался даже на свежем морском ветру и гораздо острее смрада лишенных нормальных удобств человеческих тел, раскисшей земли, желчи и испражнений. Тяжесть положения пленников усугублялась еще и тем, что, опасаясь с их стороны попыток бунта, легионеры держали всех захваченных во время военных действий в наручниках.

Насколько они с Пабло и Дином смогли разобрать в свете прожекторов, не оставлявших в тени ни один даже самый неприглядный уголок лагеря, среди тех солдат, которым приходилось ожидать своей участи возле внешнего периметра под постоянным прицелом легионеров и их дронов, преобладали защищавшие Космопорт бойцы полковника Корзуна. Туся с какой-то безумной надеждой подумала, что в том случае, если Арсеньеву или Вернеру удастся отключить защитное поле периметра, эти бойцы даже после всех испытаний сумеют справиться с охраной, добыть оружие и обеспечить эвакуацию лагеря.

И в следующий же миг она увидела перепуганных или наоборот впавших в равнодушное оцепенение детей и женщин. Если с вышек откроют огонь, сумеют ли они уцелеть? Из укрытий в этом секторе лагеря какую-то защиту мог дать лишь ограждавший когда-то территорию больницы каменный забор, местами покосившийся и выщербленный, но достаточно крепкий, чтобы выдержать попадание из скорчера с большого расстояния. Да и от ветра он кое-как защищал. Именно потому возле него устроили раненых.

Туся подумала, что им тоже следовало бы где-нибудь отыскать место, чтобы устроить Сергея Савенкова и совершенно обессилившего от долгой дороги и кровотечения Пабло. Впрочем, Дин тоже был близок к тому, чтобы просто свалиться вместе со своей ношей, хотя падать было совершенно некуда. Пленные сидели и лежали буквально друг у друга на головах. А вставать или перемещаться даже в пределах своего сектора запрещали надзиратели, приучавшие заключенных к мысли о том, что остаток жизни до того, как погрузиться в мучительный полусон контейнера с биомассой, им следует провести на коленях.

Впрочем, нарушителей не убивали, только безжалостно калечили. То тут, то там вязкий оранжевый сумрак освещенной прожекторами ночи прорезали лучи лазерных плетей — жуткого изобретения змееносцев, оставлявшего на теле глубокие и очень болезненные раны, в условиях тотальной антисанитарии причинявшие дополнительные мучения. Но даже эти варварские методы устрашения уже почти не действовали. Осенний холод, грязь, отсутствие пищи и другие лишения вместо того, чтобы сломить, вызывали раздражение, переходящее в ярость и волю к борьбе. Масса людских страданий приближалась к критической. Поэтому любое проявление произвола охраны или неожиданный эмоциональный всплеск могли запустить цепную реакцию бунта.

Хотя в этой жуткой толчее проще было кого-то потерять, нежели найти, едва патрульные, конвоировавшие Тусю и молодых барсов, удалились, к Пабло бросилась какая-то женщина.

 — Паблито! Сынок!

 — Сеньора Эстениа? — потрясенно выдохнул Дин, окончательно теряя равновесие и едва не опрокидывая отвязанного конвоирами Сергея.

Хорошо, что находившиеся рядом бойцы, не говоря ни слова, вовремя подставили плечи и кое-как, придерживая раненого где корпусом, где коленями, где головами, устроили его на земле и, совсем утеснившись, нашли место для Туси и Дина.

Пабло этого не видел. Он, насколько позволяли связанные руки, обнимал нашедшую его в этом страшном месте мать. Сеньора Гарсия выглядела измученной и постаревшей, однако улыбалась она почти как в последнем сне. Только из глаз текли слезы.

 — Ну, не надо мама! Видишь, я живой! — пытался успокоить ее Пабло.

Хотя разговор поначалу шел на родном для обоих испанском, понять его содержание было несложно. Да и разве стоило искать в словах какой-то смысл. Пабло надеялся, что мать эвакуировалась с госпиталем. Сеньора Эстениа до этого момента верила, что сын, как он ей сказал, охраняет коридоры подпространства, проложенные для пассажирских космических судов. Теперь мать и сын, наконец, нашли друг друга, и все остальное пока не имело значения.

Для них в этот миг потускнели и развеялись, точно бесплотные химеры, и безрадостные ряды бараков, и сотни измученных людей, жмущихся друг к дружке, и вышки по периметру, и режущий глаза свет прожекторов. Они вновь сидели на кухне уютного дома, где только что готовили паэлью, пекли печенье, и обсуждали последние новости. Тем более закадычные приятели и верные друзья тоже были рядом: устроившись кое-как на земле, Пабло и Дин прижались к сеньоре Гарсиа, точно цыплята к наседке. А Сережа Савенков, казалось, просто заснул.

 — Я же тебе говорила, сынок, что при твоей специальности надо учиться распределять силы, — не смогла удержаться от материнских поучений сеньора Эстениа, выслушав рассказ о походе барсов, изложенный уже на межязыке и дополненный Дином.

— Так я и распределял, — Пабло виновато потупился. — Машин было слишком много, и мне пришлось подключиться по нейросети, чтобы можно было управлять просто с помощью мозговых импульсов. Но потом у дронов от жары случился перегрев, и они вышли из-под контроля и просто выкинули меня из системы вон прямиком в лимб, где я на какое-то время и завис.

 — Мы там в засаду угодили! — вступился за товарища Дин. — Без Пабло и его машин нас бы просто аннигилировали.

 — А ты почему не эвакуировалась? — в свою очередь глянул на мать с легким укором Пабло. — Неужто места на корабле не хватило?

 — Понимаешь, — виновато улыбнулась сеньора Эстениа. — Среди защитников Космопорта оказалось так много раненых…

Она с дрожащими губами обратила взгляд в сторону остатков больничной стены, возле которой, скорчившись в неудобных позах, сидели и лежали окровавленные бойцы.

— И врач у них погиб. Я подумала, что, если их не брошу, ты останешься жив. И мое предчувствие оправдалось, во всяком случае пока…

У Туси к горлу подкатился комок. Хлынувшие из глаз горячие слезы застывали на ветру и, стекая по щекам, мочили и без того заскорузлый от наспех затертой крови ворот куртки.

Барсы и беркуты, до отхода последнего корабля защищавшие космопорт, знали, что за ними уже не вернутся, и Олифант [1] не протрубит. Потому выбор сеньоры Эстении, которая надеялась своей жертвой задобрить судьбу, чтобы та пощадила сына, хоть и выглядел совершенно иррационально, но не мог не внушать уважение. Тем более, что самоотверженная мать оказалась права: чудо встречи, пускай в таком жутком месте, но все-таки состоявшейся, внушало сомнения в том, что все в этом мире объясняется законами математической логики и трезвого рассудка.

Поддаваясь эмоциям, Туся с тревогой подумала о кораблях: не исчерпали ли они с барсами свой лимит удачи. Пускай из-за взяточников и предателей у Командора и его группы все шло не по плану, обстоятельства до сего момента им благоприятствовали. Другое дело, что Арсеньев и его ребята тоже не сидели сложа руки и точно древние герои, дерзавшие оспаривать волю богов, то и дело прогибали под себя судьбу, преодолевая препятствия, приходя друг другу на помощь, не бросая раненых и слабых.