Тиран на замену (СИ) - Невестина Ксюра - Страница 16

А где Семирский? Его я не могла найти, несмотря на яркий рыжий окрас и знатно раздобревшую тушу. Кого Каро будем отдавать, если ее кошак испарился в неизвестном направлении? Сил смотреть на самолично призванного Вольсхого, и он сам будто замер, наблюдая нелицеприятную картину из раскиданных полуживых адептов.

Вольсхий вскинул руку, и от его тела отделилось черное ветвящееся облако чистой энергии смерти. Я не должна была звать его. Мы бы справились, правда? Всего-то сотня-другая скелетов-охранников, которые при жизни были некромантами и после смерти все еще могли подчинять прижизненную силу. Всего-то... Мы трупы в любом случае

На висельника наш новый ректор не обратил никакого внимания, а облако метнулось к ногам висельника и в третью комнату, заваленную погрызенными телами академиков, пол которой укрыт слоем свежей крови. Вольсхий подчищал за собой грязь, и я, не в силах сдерживать накопившееся напряжение, усмехнулась. Потому что дальше он будет убирать свидетелей.

Пока Вольсхий был занят, я подползла к Касу и подставила ладонь к его носу, и проверила пульс. Слава Истинным, парень был жив, всего лишь пребывая без сознания от удара. Крови на его теле было совсем мало: только небольшие, прекратившие кровоточить царапины на ладонях от падения из леса в подземелье. Никаких следов других ранений не было.

Легонько ударив Каса несколько рас по щекам, мне так и не удалось привести его в чувство. Риска подползла к нам сама, глядя неверными, будто пьяными глазами. Координация ее движений тоже была не ахти. Эрж сверкал избитым торсом и мял в руках испорченную во фруктовом пюре футболку. На его лице отразилось великое страдание по бесполезно проведенному времени за сбором фруктов. А ведь именно этим узелком сражался Кас!

- Все живы? - выдавил из себя Эрж тихо-тихо, приковыляв к нашей куче, и рухнул рядом. - Кас... жив?

Я кивнула, сообщив, что он просто без сознания. Мы вчетвером были на грани жизни и смерти, в шаге от нее. Вольсхий ушел подчищать соседнюю комнату, и мы с замиранием сердца ждали своего приговора. Могло ли случится так, что это -единственно верный путь? Мне, наверное, давно стоило опустить руки и прекратить бестолково метаться. Рано или поздно меня все равно бы поймали в сети, а так... смерть - избавление.

Только не для меня. Пока бессмертие было со мной, я не могла умереть. Именно этого добивался Табол долгие годы. Он желал, чтобы я ему отдала «вторую» жизнь, а вместе с ней нечеловеческую силу несокрушимого монстра. Если эту мощь создали Истинные, то будь они прокляты, потому как я проклята с самого рождения!

Закрыв глаза, я погрузилась в воспоминания. А что еще можно было делать за две-три минуты до собственного убийства? Говорили, перед смертью пробегала вся жизнь, как театральная постановка. Театр моей жизни с полной гарантией был бы запрещен комитетом цензуры.

Родившись в бедной семье, я, тем не менее, не знала бед лет до шести. Родители работали с утра до ночи, холили меня и лелеяли и на день рождения всегда покупали новое красивое платье и небольшое пирожное, которое мы делили на троих. Не сделай мое рождение мать бесплодной, у меня были бы младшие братья и сестры. В нашем поселке в семьях было много детей, не меньше пяти-шести.

Когда мне исполнилось шесть, отца призвали на войну. Империя несла большие потери, а потому силы концентрировали по максимуму. С войны отец не вернулся, а его военный талисман сообщил о смерти. Тела для похорон мы с матерью так и не получили. Доходы были урезаны более чем вдвое, и нам пришлось из маленького уютненького домика переехать в комнату в господском доме, где мать работала в кухне, и жизнь вроде бы пошла на лад...

...то начался кромешный ад.

Мне тоже пришлось начать работать за мизерную оплату. Я была даже рада хоть чем-то помочь матери, а протирание пыли и другая мелка работа не истощала меня. Только хозяйка будто ненавидела меня, поэтому я избегала ее. как могла. Через два месяца из господского дома нас выгнали, и мне так и не довелось узнать причины. Тогда я думала, что из-за свадьбы. Мать вышла замуж во второй раз за пьяницу и игрока.

Нового дома мы лишились и того раньше: не прошло и шести недель, как отчим сбежал из поселка, оставив на мать и меня долги. Нам бежать было некуда. Мать каждый день запирала меня в чулане, не позволяя выйти даже в коридор того дома, где мы жили после того, как за нами пришли, как за должниками. Она меня защищала от тех людей, а сама уходила рано утром и возвращалась на несколько часов глубокой ночью только для того, чтобы принести мне еды и хоть немножко поспать.

За три недели красива женщина иссохла, превратившись в древнюю старуху. Я не узнавала мать, плакала, умоляла ее дать мне возможность хоть чем-то помочь, найти мне работу... Тогда проявилась моя магия. Лучше бы ее не было. Мать не порадовалась за меня, а испугалась. И спустя годы я поняла, почему она была в таком ужасе. По закону империи каждый человек, наделенный магией, должен пройти обучение либо умереть. Обучали только на платной основе, и образовательные услуги были совсем не дешевы.

Скрываясь, я больше никогда не выходила из чулана и давила злые слезы, когда бесконтрольная магия разрывала меня изнутри. Кожа рвалась и залечивалась сама собой. Мне очень повезло, что я родилась целителем: если бы кем другим, то умерла бы от боли и кровопотери. Два года я скрывала от матери то. что со мной происходило до того самого дня.

Мать вернулась, едва солнце поднялось в зенит, и впервые привела с собой неизвестного мужчину. Тогда я подумала, что она снова выходила замуж, и была рада: даже в доме отчима до его побега было лучше, чем тогда. И я бы смогла пойти учиться, а не сходить с ума из-за ежедневных ранений.

Он представился Таболом и пообещал, что выучит меня сам. без привлечения академии. Только так мы могли скрыть, что я два года провела, как неучтенный маг. Если бы правда вылилась наружу, то не поздоровилось бы не только мне. но и матери. Я помнила, как Табол передал матери мешочек с деньгами и взял меня за руку, чтобы навсегда увести меня из того дома, где мы жили. Но мать почему-то не шла за нами. Она осталась в том доме навсегда.

Я раз за разом оглядывалась, глядя на ее иссохшую за несколько месяцев фигуру и постаревшее лицо, израненные морщинами руки, но все равно послушно шла за Таболом. держась за его потную и не менее морщинистую, чем у матери, руку. Перед тем как выйти на приличную улицу, он сказал мне спрятать лицо в капюшоне выданного им плаща. Табол просто скрывал меня от чужих глаз, и вскоре посадил на лошадь с каким-то юнцом, старше меня лет на шесть.

И больше я не помнила ничего. Точнее, старалась забыть как можно более полно и больше никогда не вспоминать. Жизнь в клетке у Табола - худшее из того, что со мной когда-либо происходило. Даже сегодняшнее «приключение» не шло ни в какое сравнение с беспросветными и бесконечными издевательствами, перенесенными от руки ученого. А хуже всего то, что он обо мне знал все. когда я о себе не знала ничего.

Вольсхий вышел из третьей комнаты также тихо и неожиданно, как и явился на наше «спасение». За его спиной клубились черные ветвистые облака, а пространство освещали только два светлячка Каса. которые по непонятной мне причине до сих пор не потухли. Ректор оставлял за собой кровавые следы, которые скрадывала тьма, и вот уже новый шаг оставил только пыльный след. Никакой крови. Никаких улик и воспоминаний о произошедшем.

- Даже спрашивать у вас не хочу, как вы здесь оказались, - выплюнул Вольсхий, скрестив руки на животе.

Для меня его слова прошли током по всему телу. Он не знал, что мы здесь? Могло ли произойти так, что кукловод Марион Разэл отправил нас на «лесную прогулку» без его ведома? Была ли его неосведомленность нашим шансом на спасение? Рискуя, я поднялась, передав лежащего у меня на коленях Каса попытавшемуся меня остановить Эржу.