БП - 2 - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" - Страница 34

Он сам все узнал от старого Коллинза, что обитает на когда-то возведенных под потолок строительных лесах, да так и не демонтированных впоследствии. Туда не могли забраться крысы – старый Коллинз предпринял дополнительные меры, обезопасив себя от страшных тварей, что однажды уже сумели добраться до него, когда он лежал в алкогольном опьянении. Потеряв нос, часть губ и несколько пальцев, обзаведясь шрамами, старик решил поселиться повыше. Строительные леса под потолком в одном из коридоров подошли прекрасно. Одно плохо – ноги у старого Коллинза уже не те, спускаться вниз из-за мелочей он не желает, поэтому в туалет ходит прямо там – наверху. А потом швыряет вниз бутылки с мочей и пакеты с говном. Бутылки еще ладно… а вот пакеты рвались… оттого молва прозвала старого Коллинза Дерьмометом… Но каким бы ужасным не был старик, у него имелись знакомые. В том числе среди ремонтников. И один из его знакомцев был, вместе со всей бригадой, был срочно вызван на место ЧП. Один из узловых магистральных залов, где сходились воедино сотни различных труб, чтобы снова разбежаться по всему сектору.

Ремонтник и рассказал Коллинзу по большому секрету и с клятвой хранить молчание о том, что обнаружилось в зале. Рюкзаки, приметный колесный АКДУ с корпусом покрытым молитвами о смирении и изображением католического креста. А еще куски изрубленного трупа. Или двух. Пока неясно, хотя конечностей вроде всего четыре. Лицо имелось, но оно почти неузнаваемое из-за страшных ран. Один там труп или два точно пусть неясно, но кое-что очевидно и без экспертизы – одна из жертв была мужчиной. При нажатии на особую зеленую кнопку с надписью «i» на корпусе АКДУ, механизм сухо и точно доложил, что принадлежит святому брату Джорджи. Более полные сведения – включая адрес – от устройства могли получить только службы правопорядка, при предъявлении удостоверений. Они вскоре подоспели, сразу подняв большой шухер. Едва ремонтники закончили устранять самые нехорошие утечки веществ, что ни в коем случае не должны поступать в атмосферу города под куполом, их оттуда прогнали. Зал блокировали. Установили полицейских и безов на каждом выходе.

Так рассказали старому Дерьмомету Коллинзу. Он же немного добавил от себя «сочных» деталей – как без этого? – пересказал все собравшимся людям, в том числе Филу Криворучке. На прыть тот не жаловался и помня, где брат Джорджи ночевал последний раз, помчался туда, спеша поведать ужасную новость. По пути он сам того не замечая придумал еще парочку подробностей, не имеющих отношения к действительности.

И теперь история гласила, что брат Джорджи и телохранитель Марлин были заживо изрублены на куски, брошены на пол, а затем на их телах взорвали бомбу. Бомбу! Получилось такое месиво, что вся бригада ремонтников блевала не меньше часа. А затем еще час блевали прибывшие копы. Такие вот дела…

Лагерь бездомных и больных погрузился в шумное горе. Мужчины изрыгали проклятья и угрозы в адрес неизвестного психопата учинившего такое. Женщины не скрывая слез рыдали, поминали добрыми словами доброхота монаха и проклинали убийцу. Про телохранителя Марлин – которую, судя по рассказу Криворучки, тоже жестоко убили – почти никто не вспоминал, а если и упоминал, то лишь мимоходом, что-то вроде: «пусть и она с миром покоится». Да и упоминали Марлин с некоторым пренебрежением, ведь благодаря первым троим рассказчикам – ремонтнику, Коллинзу и Криворучке – в истории появились удивительные и слезливые подробности, где брат Джорджи закрывает своим телом не справившуюся телохранительницу и просит убить его, но пощадить Марлин. Никто и не задумывался над тем, что им не могли быть известны подробности разыгравшейся драмы, предшествующие убийству.

Поодаль от горюющей, ругающей и медленно наливающейся прибереженным самогоном толпы, у входа в старую палатку, сидела одинокая фигура, баюкающая в руках кружку с давно остывшим водорослевым супом, склонившая голову и тихо, незаметно улыбающаяся.

Святой отец Микаил, он же Мика Доза, улыбался так широко, что могло показаться, что он пребывает в ликовании. Так и было…

Лжепророк проповедующий никчемное смирение и милосердие пал! Изрублен на куски! Вот доказательство ложности его учения! Вот оно!

Мика Доза пока молчал, хотя разгоревшееся в его душе лихорадочное пламя уже начало терзать его изнутри, он жаждал выплеснуть на собравшихся здесь тысячи гневных слов и призывов к действию!

Но с неожиданными для него мудростью и терпением он выжидал подходящего момента. Людей становилось все больше – они прибывали и прибывали, выползая изо всех грязных и темных закоулков этой проклятой Богом клоаки, собирались у лагеря, слушали и пересказывали ужасные новости. Людей все больше… он подождет еще немного, неспешно допьет суп и съест вот этот кусок пищевого брикета, а затем встанет и начнет говорить…

Да… скоро он начнет говорить… и видит Бог – ему есть что сказать этой трусливой покорной массе грязи человеческой! У него есть слова, что всколыхнут это вонючее людское болото и поднимут волны праведного очищающего гнева…

Мика Доза отхлебнул супа, с трудом разжевал кусочек брикета, прикрыл глаза… он подождет еще совсем немного…

В частично очищенном и дегазированным зале творилось нечто неописуемое – на взгляд задержанных там работяг, полицейских и безов. Прибывшая огромная машина выпустила из чрева немало механизмов, тут же принявших исследовать помещение. А к стоящим у стены людям поспешили дознаватели в бронированных скафандрах. Из внешних динамиков посыпались частые лаконичные вопросы, на которые требовали как можно быстрых вопросов. И дознаватели не стеснялись поторапливать копов и безов, первым делом отметя любые намеки на то, что они по сути коллеги и делают одно дело.

Что бросилось в глаза, когда они только зашли?

Не находил ли кто обломков взрывного устройства?

Не попадались ли обломки небольших звероподобных роботов?

Были ли произведены какие-либо манипуляции с уликами?

Вопросов было много. Дознаватели были холодно вежливы, но при этом бесцеремонны, напористы, упорны. Благодаря им многие внезапно вспомнили о заброшенных под трубы обгорелых обломках непонятных механизмов, о пучках покрытых сажей проводов отброшенных ботинком в сточную решетку.

У каждого из них изъяли на несколько минут браскомы, не забыв про служебные нагрудные и налобные камеры – у тех, у кого они имелись и были исправны. Вскоре устройства были возвращены, а ошеломленных, опустошенных, невероятно уставших от расспросов людей выпроводили, усадив в подъехавший служебный транспорт и отправив по домам, предварительно взяв с каждого расписку о неразглашении. Ясное дело, что расписка будет нарушена сразу же, едва работяги, копы и безопасники расползутся по домам и службам. Меньше чем через час они все расскажут женам и любовницам, сослуживцам и собутыльникам, продавцам в магазине, и даже сидящим на лавке незнакомцам. Когда людей распирает от переполняющих их новостей – особенно кровавых и связанных со смертями – за редким исключением они не могут удержаться и вываливают всю эту кучу первому встречному. Это к лучшему – данное нарушение сразу же станет крючком, которым человечка можно хорошо подцепить. Никто не знает понадобится ли в дальнейшем крючок, но в любом случае – он есть и готов к использованию.

Покинувшие место преступления местные уже не видели дальнейших событий. А им было бы интересно – группа дознавателей и роботов превратились в гигантский пылесос, проверивший каждый уголок, каждое укромное место гигантского зала, сумев отыскать не только новые осколки, но и пятна крови не подвергшейся смешению с вырвавшимися из труб веществами. Некоторые капли крови находились далеко от места непосредственного взрыва. Замерив расстояние между красными пятнами и отпечатками обуви, записав видео и загрузив все в машину ставшую полевым командным центром, дознаватели мгновенно получили от компьютеров вывод, утверждающий, что кровопотеря неизвестным была не слишком велика, капли крови отмечают его несколько неуверенные, но при этом решительные и широкие шаги. Возможный вывод – ранение обеих ног, отсюда неуверенность в движении. Неизвестный обут в тяжелые рабочие ботинки, чьи отпечатки оцифрованы и запротоколированы.