Прорицатель (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна - Страница 2

Золотой... Золотая облетающая листва на куцых деревьях в чьём-то дворике. Живёт тут какой-то чудак, наверное... Деревья. Желтизна.

— Мей, что с тобой?...

Голос Теига. Мей попытался ответить, но не смог. Перед глазами качался искрящийся туман. А потом — темнота.

— Что случилось, Мей?! Эй, кто-нибудь, помогите!..

... До самого горизонта — блёклая, бескрайняя долина. Тусклое небо и бледный свет. Чьи-то расплывчатые силуэты, странные голоса... И зеркала. Сотни, тысячи зеркал, бесконечные их ряды, гибельно блестящие... «Ты наш, — зовёт далёкий шёпот. — Наконец-то ты пришёл».

Он открыл глаза и тяжело сглотнул. Над ним маячило белое лицо Теига. Резкий, знакомый запах краски и лака для дерева.

— Выпей, — кто-то приподнял Мея, и нечто холодное и горькое полилось ему в горло. Он откашлялся и сел. Оказывается, над ним склонился Вейр, и его обычно злобные глаза теперь смотрели с участием. — Как ты так, белоголовый? Жарой сморило, что ли? — проскрипел красильщик.

«Белоголовый» — ну разумеется, как ещё он мог его назвать. Светлые волосы Мея всегда выделялись на фоне обычно тёмных шевелюр жителей Города-на-Сини.

— Всё хорошо, мне лучше, — Мей встал и постарался потвёрже взглянуть на Теига. — Всё хорошо, правда. Спасибо, что проводил.

«Что я видел? Что это вообще было?...».

— Так иди, если оклемался. У тебя ещё дел невпроворот — заказов много, сам знаешь, — Вейр не очень дружелюбно подтолкнул Мея в спину и заковылял к распахнутым дверям мастерской, возле которых уже сгрудились не в меру любознательные младшие подмастерья.

«Что произошло? Я не понимаю», — с досадой подумал Мей, злясь на себя. Это же надо — рухнуть в обморок посреди улицы! Позора теперь не оберёшься. И всё же — что он увидел? Мурашки по спине бежали при мысли о тех зеркалах — они словно хищно скалились, глядя на него отовсюду.

Естественно, весь остаток дня Мей думал о том, что случилось с ним после занятий. Может, это проявление лихорадки или бред? Но ведь теперь он чувствует себя так же, как всегда. Даже лучше. Будто после того видения тело стало здоровее... Хотя — какая ерунда, конечно же нет.

«Хорошо, что это видел Теиг, а не кто-то другой. Уж он-то не проболтается», — успокаивал себя Мей, помешивая зелёную жижу для чьего-то ковра. И тут же вспомнил, что видел, к сожалению, не только Теиг. И есть вероятность, что скоро об этом узнает весь квартал. Впрочем, какое ему дело — пусть судачат. Главное — чтобы не узнали мама и Атти... И Риэти. От мысли о Риэти Мея прошиб пот — что она подумает о нём, если услышит об этом... О боги.

«Наконец-то ты пришёл».

Куда пришёл? Вообще — с какой стати он, Меидир аи Онир, слышит голоса?...

В другое время Мей после окончания работы наверняка отправился бы походить по Городу (он всегда любил бродить в одиночестве), но сейчас был слишком уставшим и раздражённым. И голодным — с утра ничего не ел, кроме куска хлеба с мясом в школе. Так что, получив плату от Вейра, он поспешил домой.

Солнце заходило, и широкое небо багровело от его лучей. Наконец-то стало прохладно. Улицы медленно пустели; фермеры и просто торговцы сгружали с прилавков не распроданный товар.

Мей вышел на Улицу Кожевников. Из-под ног у него взлетела и сверкнула изумрудно-чёрным хвостом сорока — наверное, помешал ей доклевать чёртсвую корку... Только потянув на себя скрипучую входную дверь, он понял, что что-то не так.

Его встретила мама — как всегда, спокойная и серьёзная.

— Здравствуй, дорогой... У нас гости.

— Кто? — Мей нахмурился: к ним уже очень давно никто не заходил. Неужели кто-то из пронырливых соседок успел услышать сплетни о его обмороке?

Мама вздохнула и растерянно поправила чёрную прядь волос, выбившуюся из-под косынки.

— Проходи, сам увидишь.

— Нет, скажи. Опять госпожа эи Дерро интересуется, почему ты не замужем? — мрачно спросил Мей. Она слабо улыбнулась.

— Нет, глупыш...  — мать шутливо потрепала его по голове (для этого ей пришлось привстать на цыпочки) и кивнула в сторону комнаты. Меидир прошёл туда, и глазам его предстало поистине удивительное зрелище: Атти, сцепив руки в замок и опустив глаза, стояла в углу комнаты, а за столом сидел...

— Мезор аи Декар? — вырвалось у Мея, прежде чем он успел толком подумать. Мужчина, занявший его стул, любезно кивнул. Он был полон и краснолиц, а его толстые пальцы украшали многочисленные перстни. Одеяние господина поражало воображение — длинное, пронзительно-пурпурное, с золотой окантовкой. До Мея не сразу дошло, что к ним пожаловал сам брат градоправителя, в доме которого мама работала посудомойкой.

— Я уже ухожу, молодой человек, — благосклонно проговорил Мезор. — Простите за столь неожиданный визит.

Мей поклонился, как того требовали правила, но его переполняло отвращение. С какой стати этот надутый богач пришёл к ним? Разве и вечерами им нет покоя? Своим присутствием Мезор будто заполнял половину комнаты, и это было неприятно. Атти украдкой подняла глаза, и Мей понял, что она чувствует то же.

— Всё в порядке, господин Мезор. Вы... оказали нам честь, — произнесла мама. Мей знал, с каким трудом ей дались такие слова. — Точно не хотите чаю?

— Нет, благодарю, госпожа Кейла. Спасибо за гостеприимство, — вельможа покряхтел и поднялся со стула. — Так или иначе, моё предложение остаётся в силе. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — Кейла эи Онир церемонно присела. Вся семья проводила Мезора напряжёнными взглядами.

— Что он хотел? И почему пришёл один? — спросил Мей, переводя глаза с матери на сестру и обратно. Обе они выглядели встревоженными и смущёнными.

— Он пришёл с охраной. Трое здоровых головорезов; они ждали во дворике, — мама снова вздохнула и закуталась в платок.

— А приходил он, чтобы пригласить меня на ужин, — каким-то не своим голосом пробормотала Атти.

Слава богам, Атти никуда не пошла, и Мей был этому рад. Они довольно долго обсуждали это в тот вечер, да и в пару последующих тоже, но не пришли ни к какому определённому выводу. Атти, возмущённая до глубины души, подчёркнуто громко ставила на полки посуду после тщательного её протирания и с разгневанным выражением лица туго заплетала косы на ночь. Она, конечно, предполагала самое худшее и то и дело принималась говорить что-то о содержанках и унижении. Мама же не поддерживала этот резкий настрой; она была неплохо знакома с привычками младшего аи Декара и уверяла дочь, что это просто причуды очень богатого и очень одинокого человека, которого её красота и молодость навели на воспоминания. Мнение Мея застыло где-то посередине; так или иначе, он бы скорее одобрил бесконечное перечитывание Атти писем её предполагаемого жениха, который больше года назад уехал по делам в Город-над-Озером и с тех пор не наведывался, чем ужины у Мезора аи Декара.

Память об обмороке и видении постепенно бледнела — слишком много было повседневных забот, особенно в мастерской. Старик Вейр гонял Мея, как рабочую лошадку, вероятно, готовя его к будущей работе: мама мечтала, чтобы он открыл собственную красильную мастерскую. Самого Мея эта мысль не очень привлекала; ему не хотелось всю жизнь дышать ядовитыми парами, чтобы расцветить чьи-то доски или чью-то ткань. Он хотел получить больше времени, чтобы думать — и прочесть что-то ещё, кроме скудного содержимого школьной библиотеки.

Однажды, снова возвращаясь вечером от Вейра, Мей решил заглянуть в часовую лавку; это спокойное место как раз располагалось по пути и с детства привлекало его своим загадочным, тикающим содержимым. Впрочем, последний раз он заходил сюда уже давно.

Когда Мей переступил порог лавочки, колокольчик над дверью тихо звякнул. Часовщик, копающийся в каком-то механизме за прилавком, посмотрел на него с недоверием, но ничего не сказал. Мей прошёлся вдоль стены с часами. Цены, конечно, были заоблачные, но зрелище от этого не становилось менее завораживающим: поблёскивали металлические и деревянные лакированные корпуса, в них что-то мерно постукивало, а под пузатыми стёклами беспощадно бежали стрелки. Равнодушно текли сыпучие струйки в больших песочных часах — Мей никогда не мог понять, как часовщик успевает вовремя их переворачивать.